***
Антон не провоцирует, а живет. Но со стороны кажется, что вытворяет что-то неопределенно-необыкновенное: коллега смотрит с интересом за вроде как неуклюжей фигурой, которая во многих обстоятельствах выглядит достаточно изящно. Отказы из-за сигарет звучат всё более натянуто, но всё так же твердо, хоть иногда Попов выходит с ними на перекур и держится в стороне — наблюдает. Шастун не уточняет, принимая это на свой счет. Потому что просто не любить курящих Арс не может: нельзя не любить весь коллектив.***
Через три года Антон уже начинает буквально издеваться. Нет красной комнаты, где можно поиграть вдоволь, ссылаясь на образ, а вот в перерывах поиграть своими козырями — руками, к примеру, — никто не запретит. Нет, никаких непристойностей: только снятие колец, разминка пальцев и имитация игры на пианино (или как его там?) с помощью уроков от Димы. Арсений уходит, немного спешно оправляя толстовку, и хочется смеяться от такой конспирации в голос. Забавный. А еще упертый, потому что снова уверенно отказывает, будто ничего нет. И будто терпение кончается из них у Антона. Ах, да...***
— Пойдешь? Уже не хочется предлагать, просить, уламывать, заставлять, брать на слабо и прочее. — Нет. — Почему? Хочется просто узнать, что в этой прекрасной голове. — Куришь. — Никогда такого не было, и вот опять. Дым выделяется на фоне холодного воздуха сильнее, как и арсовы щеки краснее обычного, потому что январь не щадит дураков в кожанке. — Я поставил условие... — звучит очень очень пафосно, если бы не чих в конце. — Но ты меня не отшил. И я не понимаю. Это понятно, как день. Можно было просто сказать: "по девочкам", "не интересуешь" или подобное. Попов не мальчик, чтобы не знать. — Жду, когда ты прислушаешься. — Хороший вопрос. Это не то чтобы легко или сложно (бросить), но Шастун не видит серьезности в покрасневшем от холода лице, делая затяжку. Его будто бы пытаются взять на слабо уже несколько лет, и это так... по-поповски, что ли. Парень пытается разглядеть огонек в голубых глазах, намек, хоть что-нибудь, но не видит. Он играет с актером, у которого еще нет Оскара, так что дело почти пропащее. Губы сушит, и приходится легко пройтись языком поверх, чуть прикусывая следом. На выдохе дым наводит свою пелену, разделяя взгляды на мгновение, и этого достаточно, чтобы "нелюбитель" повторил движение, задерживаясь на розовом блеске. — А я жду, что ты поцелуешь меня. Арсений делает шаг, чтобы едко выдохнуть: — Я не люблю курильщиков. Шастун выдыхает ему в лицо совсем немного дыма, чтобы подразнить, и склоняет голову набок. — Но ты же любишь меня. Попов наклоняет парня к себе, с силой сжимая воротник, хоть разница в росте не такая и большая, и Антон кидает недокуренную сигарету в ближайший сугроб — мешает. Мешает чувствовать настойчивый укус и плавное скольжение языка меж приоткрытых губ, сменяемое простым касанием, чтобы сделать один выдох на двоих с привкусом всё-таки дыма. Холодный кончик арсова носа иногда проскальзывает по щеке, а ледяные пальцы касаются голой кожи у ключиц, но как Попов не разменивается на нежности, так и Антон не спешит согревать, пока мужчина кусается, дорвавшись, и не дает лишний раз вдохнуть, удерживая крепко, жадно. У него будет время отдать и куртку, и перчатки, и шарф, но пока он занят: отдает себя. — Поужинаем? — Шастун довольно находит личный вдох среди общих, прикасаясь нос к носу. — Я не люблю курящих. Антон недовольно закатывает глаза, получая в ответ улыбку. — Но для тебя сделаю исключение.