***
Свищет ветер. Попов отдаст голову на отсечение, что сильнее, чем обычно, хоть его кожа достаточно чувствительна, чтобы потревожиться и от обычных порывов. Снег несется, липнет к очкам, и хочется обернуться к Серёге и уточнить, уверен ли он, что всё под контролем. Потому что по всем признакам что-то идет не так. Сил бороться с потоком не хватает уже на половине пути (или нет — ведет Серёга, которого не видно в полутора метрах из-за вьюги), и Арс клянется себе, что в следующий раз встретится с любимым склоном с "домашней атмосферой". Матвиенко уже даже не фигура и не пятно впереди — его нет совсем, и даже ускорение на пару минут не даёт результатов. Среди свистящего ветра и снега, тут же заметающего следы, нет ни одного признака друга. "Да в первый и последний раз..." Арс делает вид, что сохраняет спокойствие, но ещё один рывок поиска вытягивает энергию почти полностью, поверх чего ногу пробивает судорога. — Эй, спокойно, это просто рефлекс. Голос сбоку звучит спокойно, перебивая вьюгу, и даже отдает пофигизмом, но точно не принадлежит Серёже. — А ты... — Тих, Арс, не напрягайся, — на явный крик отзывается неожиданный спутник, продвигаясь ближе, — я тебя и так слышу. Молодой человек легко касается голой ладонью кончика вздернутого арсова носа, скрытого тканью, и мягко улыбается, сверкая зелёными глазами. — А нос какой холодный! Пойдем искать тепло, м? Попов сжимает замёрзшие пальцы, рассматривая вытянутое лицо, и пытается собраться с мыслями, не рискуя задавать вопрос. Этот парень настолько же нереален, как реально тепло, тронувшее кожу. — Ну, чего уселся, Арс, пойдем. А я Антон, если что. Попутчик мягко хлопает по локтю, направляя вперед и левее, и хихикает, когда Попов теряет равновесие и чуть не падает лицом в снег. — Арс, давай, я в тебя верю. Хочешь, песню напою, чтобы в ритм было идти, м? Монолог (да, мужчина так и не нашелся, что сказать) заканчивается какой-то попсовой песней из серии "я знаю мотив, но не помню ни слова", которую речитативом пытается донести Антон под абсолютно фальшивое подпевание Арса. Ничего не видно до сих пор, и Попов держится только на новом мотиве и легких похлопываниях по плечу, кажется, доверяя себя странному улыбчивому парню. — Не забудь потом встать на вершине в полный рост, а то зря всё будет. Антон помогает пройти ещё три шага, чтобы мужчина уперся ногой в ногу друга, тут же слыша крик: — Бля, ты где был? Попов отшучивается, выдыхая, и тут же теряет чужую руку.***
Арсений списывает всё на гипоксию и продолжает жить спокойно, пока жизнь через год с небольшим не сводит его с новым склоном, который он идет покорять один. — Избегал меня, м? Ток не пизди, что нет. Попов надеется, что его не сдует, и Антон дает на это надежду, стоя всем своим худым естеством и не улетая. — Нет, правда, почему не ходил на новые сложные склоны, Арс? Приходится ответить что-то нечленораздельное, оправдываясь, чтобы протяжное "Арс", сопровождаемое приоткрытыми пухлыми губами, перестало отвлекать от сложной обстановки. — Да норм всё будет, я отвечаю. Хочешь, снова споём? Арс чувствует легкое объятие на плече и слышит богом забытую песню Земфиры, пытаясь вспомнить слова вслед за парнем.***
Попов не знает, почему все недовольны новым путешествием на новую гору. Да, он опять "один", но теперь к чувству полной пустой свободы на вершине прибавляется приятное сопровождение, знающее его любимые песни и шутящее глупые, но милые шутки. — Арс, тебе стоит вернуться к обычному ритму, — Антон, как интуиция, ведет вперед, не пытаясь смягчить встревоженный голос, — а то слишком опасные дороги берешь. Сейчас они как раз обходят какой-то выступ, занявший весь подъем, и Антон судорожно сжимает чужую куртку. — Да всё хорошо, я... — Если ты делаешь это только ради встречи со мной из-за волнения, то я просто перестану приходить. На мгновение у Арса темнеет в глазах, но знакомые руки приобнимают под недовольное цоканье, прижимая к себе.***
Попов явно делает что-то не так, но снова и снова выбирает отвратительные дни для восхождений, чтобы... — Блять, ну зачем! Антон помогает в две руки выгребать Попова из сугроба, В который тот превратился в ожидании чего-то. — Ты поздно сегодня, — слабая улыбка. — Если ты будешь ждать меня, то я не приду! — парень дергает Попова за плечи, приводя в себя, — Ты чертов придурок, Арс! — отчаянно. — А что не так? — Я чувствую себя виноватым. Арс не отвечает на это, до последнего отогреваясь в чужих руках.***
Восхождения уже давно не смысл жизни и не затмевают собой другие увлечения Попова. Он дал себе слово не заставлять своего Спутника чувствовать себя виноватым — заигрался, виноват. Он напевает песни Земфиры сам, хоть забывает слова и фальшивит, как раньше, и чувствует теплые объятия иногда ночью, списывая всё на одеяло. Он обещал себе сделать лучше для всех, потому что так надо, потому что Антон не виноват в его странностях. Потому что, если что-то случится — он виноват.***
Вьюга явно сегодня в ударе: не видно ладоней — или просто Арс отвык от своих экстремальных выборов. Ноги не идут, но это неважно. На плече — знакомое тепло, в воздухе — мелодия и неправильный текст, а на глазах — влага, видимо, опять от снега под очками. — Я скучал.