Чары и месть, отвага и честь

Джафар был невероятно рад тому, что Фаджа, Брунгильда, Зульфия, Гюльфия, Луидорро, Феликсор и Дизраэль — все те, кого он всегда считал своими кровными родственниками, все-таки являются ими, пусть и в совершенно иной степени. Однако как так вышло? Бывший визирь султана вбежал в покои Розалии, которая в это позднее время, как это было принято у интеллигенции, еще не ложилась спать, а вместо этого сидела и с абсолютно спокойным лицом вышивала крестиком очередную картинку, несмотря на то, что стены помещения, в котором она сейчас находилась, почти полностью уже были завешаны многочисленными вышивками различного размера в резных позолоченных рамочках. — У меня есть к тебе вопрос. — начал мужчина. — Я слушаю, в чем дело? — ответила аристократка таким безэмоциональным тоном, что складывалось ощущение, что ничто в целом мире ее не волнует, но ее воспитанник прекрасно знал, что это совсем не так, и потому продолжал: — Сегодня утром я отправился в сорокалетнее прошлое и узнал о том, что, оказывается, ты не моя мать. У богатейки участился пульс. — А еще то, что ты украла меня у моих настоящих родителей! Брюнетка нервно задышала. — Причем сделала это из-за того, что они задолжали тебе десять золотых, которые брали взаймы для того, чтобы матушку подлечили и я смог появиться на свет! На лбу женщины проступили бисеринки пота. — А помимо этого мне стало известно, что ты гипнотизировала меня через мой золотой посох посредством своего ожерелья! Красавица заломила руки. — А несколько минут назад мне открылось то, что Фаджа — моя двоюродная сестра, а Брунгильда — моя от нее дочь! Как это произошло? Бывшая султанская казначейка тяжело вздохнула. — Чего молчишь, как будто воды в рот набрала? На глаза носительницы знатной фамилии Ферраджи навернулись слезы, и она отвернулась, чтобы ее приемыш этого не увидел, так как интеллигентам не к лицу было плакать, смеяться и вообще как-то выражать свои эмоции. — А что я могу тебе ответить? — промолвила она. — Ты уже и так сам все знаешь... По лицу Розалии покатились две горячие капли, которые сразу же окрасились из-за обилия косметики, по которой текли, а затем она зарыдала, и ее тело затряслось, как стиральная машина на высокой скорости. — Фаджа — моя племянница, дочь моей сестры Маргариты... — Голос аристократки мешался с громкими всхлипами. — И племянница Салима, твоего отца, дочь его старшего брата Раиса... Маргошка полюбила его, хоть он и был простым крестьянином, вышла за него замуж и дочь ему родила... Раис, когда его жена была в положении, на службу к султану пошел, в армию, чтобы суметь обеспечить семью, однако был убит во время жестокой сечи и ему так и не довелось увидеть дочь... Ваши отцы были братьями, поэтому и вы с ней — двоюродные брат и сестра... Шмыгая носом, она продолжила: — А Хильду я создала искусственным путем на специальном оборудовании... Я взяла твой и Фаджи генетический материал для этого... А из того набора генов, который у меня в итоге получился, я и сделала все, как мне надо было... Вы были родственниками, а близкородственные скрещивания — источник мутационной изменчивости, которая мне и была нужна... Я очень хотела дочь, которая могла бы запросто охотиться и тем самым обеспечивать меня бесплатными мехами и мясом... Прочитав немой вопрос в глазах своего названого сына, богатейка объяснила: — Если бы я создала сына, вряд ли бы он сумел найти себе такую же здоровенную избранницу, как он сам, дети бы у них, возможно, не были бы такими слонами, и мне пришлось бы внуков тоже создавать с нуля... Но я была бесплодна, а вы — нет, поэтому Бруня — мне внучатая племянница, если так... Араб не мог спокойно смотреть на плач кого-то из его родственников, а если этот родственник был женского пола, то тем более, однако понимал, что сейчас не стоит вестись на это. Настоящие ли это рыдания? Его собеседница отродясь не плакала! Ну, разве что тогда, когда ее тетушка Брунгильда вернулась с того света. Но колдовской жезл, который сейчас был задействован в качестве детектора лжи, подтвердил: на сей раз Розалия не обманывает его. Однако и сейчас Джафару в это не особенно верилось, так как скипетр был создан для него его «матушкой», а потому ей сейчас ничего не стоило с помощью своей змейки активировать его посох так, как ей было выгодно. Колдун, чтобы твердо убедиться в этом, приспустил высокий воротник, скрывавший ожерелье в виде золотой кобры, плотным кольцом сидящее на длинной тонкой шейке женщины, ожидая увидеть на голове рептилии два ярких красных огонька, которыми зажигались глаза тогда, когда чародейское украшение было включено, и ахнул: рубиновые глаза змеи не светились! Бывшему султанскому советнику стало еще более невыносимо видеть слезы той, которая его вырастила, воспитала, научила всем наукам и на отлично справлялась с ролью его матери. Он крепко обнял дрожащую от рыданий моложавую красавицу и мягко произнес: — Я не держу зла на тебя, я тебя очень люблю. — Я знаю, что вы все меня любите... — последовал ответ, мешающийся с воем. Слезы, накопившиеся за пятьдесят пять лет непростой жизни бывшей казначейки правителя, лились водопадом по ее щекам. Сейчас ей было уже все равно, что о ней подумают — ее жизнь была слишком сложной, чтобы дальше держать все в себе, она дошла до определенного предела. — Вы думаете, что выть могут только бедные? Нет, я в жизни хлебнула немало горя, хоть я и невообразимо богата. Я — круглая сирота, служила монарху, зубов своих не щадя, а мне руки потом отрубили. Да и с вами со всеми мне мороки хватило с избытком! Ты — больной с синдромом Марфана, Фаджа — девушка, которой нужно было отыскать подходящего жениха, чтобы был красив, умен и богат, а наша богатырша ела, как рота солдат, да и ткани ей было нужно много на одежду. Конечно, когда вы выросли, вы отплатили мне сторицей за все мои труды, однако и помимо вас в моей жизни проблем было с избытком. Джафар запустил руку в потайной карман своего халата, извлек оттуда белый кружевной носовой платок и протянул его страдалице — Мам, возьми платочек, вытри глазки. Если хочешь поплакать — поплачь. Слезы — вещь полезная, они душу омывают. — Не сработает... — протянула носительница знатной фамилии Ферраджи, водя по липкому от слез и потекшей косметики лицу платком. — У меня нет души... — С чего ты это взяла? — Я всю свою жизнь пеклась только лишь о том, как заработать еще больше золота, иных интересов и забот у меня никогда не было. Ты же помнишь, как сильно я сглупила, когда с помощью Руки Мидаса захотела сделать свои ногти золотыми? — Я даже понимаю, почему. Находясь на службе у султана-дурачка, я в свободное время занимался изучением философии и психологии, и я понимаю, что человек счастлив лишь тогда, когда в его жизни присутствуют все необходимые составляющие в необходимом соотношении, и у всех это соотношение разное. — И? — Если в жизни человека отсутствует какая-то из составляющих счастья, то он пытается компенсировать ее отсутствие с помощью увеличения какой-то другой, которая, по его мнению, сумеет это восполнить, и в конце концов стремление к этой составляющей счастья становится бесконечным и непрекращающимся, не носит определенного количества, после которого все. — Да, ты молодец, сынок, что разбираешься во всем этом. Психология человеческого сознания — такие дебри... Ответь мне тогда на вопрос: почему же все случается именно так? — В основном так происходит по причине того, потому, что это не помогает, и человек доводит рвение к чему-либо до абсурда, так как то, что он получает, ему не приносит радости, и он стремится увеличить это, надеясь, что он сможет стать счастливым. Компонент счастья компоненту счастья рознь и для настоящей жизни, а не жалкого и горького существования, нужны все, и недостаток одного уж никак нельзя компенсировать избытком другого. — Я понимаю, но я тут причем? — Видимо, тебе чего-нибудь не хватало, раз ты решила заменить это несметным богатством, и, видимо, у тебя стремление к обогащению уже давно взяло верх над здравым смыслом. — Сказать ничего не могу, ты прав, как и всегда. Действительно, моя жизнь была то абсолютной рутиной, то сплошной чередой несчастий и из-за этого у меня всегда была некая пустота в душе, которую я пыталась заполнить дорогими нарядами, лакомыми яствами, элитным алкоголем, ювелирными золотыми украшениями, флаконами изысканного парфюма, импортной косметикой и много чем еще. Сама не знаю, чего же именно мне недоставало и недостает до сих пор. Бывший главный визирь на минуту затих, а затем продолжил: — Вот мой приятель, доктор Фасилье, не раз задавался таким вопросом: почему его ничем не примечательная родительница Вита замужем уже больше сорока лет, а ты, такая красавица, не была связана узами брака? «Джаффи, с такой-то матерью у тебя должен был быть каждую неделю новый отчим, а у тебя нет даже отца! Странно как-то» — говорил мне вуду-мастер. Я сам гадал о причинах этого, однако все время стеснялся у тебя об этом спросить, но сейчас все-таки поинтересуюсь: почему у тебя с такой-то внешностью никогда не было мужа? Розалия глубоко задумалась над этим вопросом, и затем спустя несколько минут все-таки отозвалась: — А за кого я должна была выходить замуж? Кругом непонятно кто! — И почему именно ты так решила? — Мой избранник должен был быть высоким, чтобы был выше меня — а я же метр девяносто ростом без каблуков, сам понимаешь, что найти кого-то еще выше было проблематично. Конечно, среди наших родных и близких есть такие акселераты, чей рост составляет два метра, но Грифона вместе со всеми своим дочерьми такие лишь потому, что для демонов характерен рост гораздо выше среднего, Аид и Марс — боги, Брунгильда — искусственным путем созданный мутант, а ты и Ферка — больные. — А кроме роста были еще какие-то причины? — Да, мой жених должен был быть красивым, умным, вежливым, образованным и богатым, а редко когда в одном мужчине сочетаются хотя бы два или три этих качества, не говоря уже о всех. Ты, разумеется, стал таким, но лишь потому, что я воспитывала в тебе все то, что мне хотелось бы видеть в мужчине своей мечты — просто этого требовало мое подсознание. Аристократка, уже более-менее успокоившись, в очередной раз провела платком по своему лицу, чтобы стереть оставшиеся слезы. В этот момент она невзначай посмотрела на некогда белоснежный кружевной кусок ткани, который теперь приобрел черно-красно-малиново-вишневый цвет, и ужаснулась: вся косметика размазалась! Богатейка, окончательно расстроившись, пошла смывать с себя липкие цветные разводы. Когда она, крайне подавленная, возвратилась в свои покои, ее воспитанник ахнул — такой он не видел Розалию еще никогда! На непривычно чистом белоснежном лице особенно выделялись ее большие пронзительно-черные очи, которые без покрытых тонной туши ресниц и извечных стрелок «кошачий глаз» выглядели не менее выразительными, веки не отличались цветом от остального лица и выглядели не вызывающе, как тогда, когда их покрывали обилием теней цвета спелой малины, губы были нежно-розовыми, а не странного и неестественно оттенка «дарк черри». Женщина выглядела поистине богиней и без обилия «штукатурки» или даже при полном ее отсутствии, как сейчас. — Мамуля, прошу, посмотри на себя в зеркало! — обратился к ней мужчина. — Что со мной не так? — сникла красавица. — Ты такая... прекрасная сейчас, без всей этой косметики! Бывшая казначейка принялась рассматривать свое отражение в посеребренном стекле, а затем ответила: — А что, я некрасивая, когда я накрашена? — Любая женщина будет красавицей, если ее накрасить, а ты и так прекрасна, поэтому тебе необязательно! — Я делаю такой мейкап, чтобы скрыть естественную красоту, а то сглазят всякие завистники! — усмехнулась носительница знатной фамилии Ферраджи. Джафар обнял свою названую родительницу и отправился спать, однако в его опочивальне его уже поджидали до сих пор бодрствующие тройняшки. — Что вы тут делаете, малолетние разбойники? — прикрикнул он. — Вы же уже давно как должны были пятый сон видеть! — Мы решили поспать с тобой, пока тети Малефисенты нет! — объяснил за всех Дизраэль. — У меня складывается такое впечатление, что даже когда вы через десять без малого лет женитесь, то все равно будете прибегать ко мне, когда тети Малефисенты не будет! — пошутил араб, переодеваясь за ширмой в ночную рубашку и ложась к племянникам.