***
Вечером в центральном парке всегда собиралось много народу, и сегодняшний день не был исключением: по пешеходной зоне то и дело неторопливо прогуливались собаководы со своими питомцами, на площадках и спортивных кортиках резвились молодежь и дети, работали будки-кофейни, заманивая громкой музыкой, а в могучих кронах елей щебетали пташки. Виктория стояла на мосту, что был у самого входа в масштабную зелёную зону, в аккурат посередине, и кормила пресной булкой плавающих внизу уток. Прохладный ветер путал её по привычке распущенные волосы, уносил брошенные кусочки хлеба в осоковые кусты, где гоготал отставший от стайки селезень, рябил водную гладь. Или может, это была ондатра?.. Так или иначе, этот не менее студёный день подходил к концу. Шумских же всё ещё думала и не могла додумать — почему это всё происходит именно с ней? Как то, о чём говорил этот невозможный мужчина, может быть правдой?.. На следующее утро после «сеанса гипноза» Вика очнулась с чудовищной головной болью. На столике возле её кровати стоял стакан воды и тарелка с печеньем, которое благополучно доедал кот, но вот Мадары рядом уже не было. Только тёплый плед, согревающий её оголённые руки, хранил в себе его дикий, лесной запах. Так и прошла неделя. Неделя, за которую господин Учиха не удосужился навестить её. И в своих самых страшных догадках брюнетка предполагала — он нашёл, что хотел. Нашёл и оставил её, как ненужную вещь. К сожалению, её разум никак не желал вспомнить — какое именно воспоминание послужило к этому катализатором. И послужило ли вообще?.. Оставалось одно — действовать. А вариантов к этому было море. Такое же солёное, с подводными камнями. Бегать за кем-то было не по характеру, но некоторые «слабые» мыслишки всё же имелись. Позвонить и попытаться напомнить про должное? Хороший повод для встречи, но уж больно унизительный. Забрать тачку силой, через органы? Колпак дурака в магазине «Всё для праздника». Вычеркнуть этого сумасброда из жизни и попытаться на всё забить? А с какой кстати, если законное имущество (как и душа, нервы), пусть и изрядно побитое, отобрано силой?!.. И… Вычеркнуть — замечательное слово, только невозможное. Виктория с горечью обнимала себя за плечи, дабы согреть и своеобразно утешить, но душевная боль её не оставляла. Кожа помнила его касания, сознание — обжигающие речи. То было чувство свыше влюблённости, интереса или желания. Шумских хотелось рыдать, вот только не позволяла гордость. Потому, она просто смирилась, решив плыть по течению в ожидании его очередного появления. А оно так или иначе было ожидаемо. Договор — есть договор. Судьба — есть судьба. И всё же аппаратчица явно сошла с ума. Вернее, это Учиха Мадара слетел с катушек, вообразив себе собственный мир этих… Как его?.. Шиноби! Из всех его до безумия реалистичных рассказов Вика не смогла уложить в мыслях только одно — План Бесконечного Цукуёми. Как бы мужчина не пытался донести до её и так квашенного сознания, что эта миссия должна привести к глобальному, всеобщему миру, аппаратчица всё равно не понимала. Собственно, как и остальное. Картинка вроде бы вырисовывалась, но не хватало деталей. Выручали только сны, где поля заливались телами сражающихся людей, их кровью, мучительными стонами… Бред, да и только… Решила бы синеглазая, если бы не два необратимых «но» — она верила, что это правда. И глаза, которые погрузили её в транс, опровергали все сомнения. Замшевая розовая юбка с заправленным в неё серым свитером никак не спасали от стремящейся вниз столбика температуры. Да и народ стал расходиться, спеша в тёплые и уютные гнёздышка, где их кто-то ждал, прямо как утки, ретирующиеся в камыши… Отправив в воду последний ломоть хлеба, брюнетка проводила взглядом батарею замков от прошедших свадеб и, расковыряв на душе старую рану, хлюпая носом, направилась домой.***
На моргающий зелёный белый volvo xc90 подлетел на «лежачем полицейском», с пружинной инерцией, не сбавляя скорости, продолжая движение, пока стрелка спидометра не перевалила за 120 километров в час. — Чёрт подери, куда ты так летишь?! — вопль Обито прозвучал идентично в такт с его цепким захватом вспомогательной ручки. На весь салон играл отменный клубняк, биты которого вибрировали и поглощали все звуки. Мадара отстукивал по рулю ритм параллельно с концентрацией внимания на дорогу. — Что, боишься намочить штанишки? — виртуозно выворачивая, он гнал по влажному проспекту города, играя с другими водителями в «шашки». — Да пошёл ты к чёрту со своим туалетным юмором! — Обито при этом явно было не до смеха. Его глаза хоть и запоминали каждое движение, каждый знак и каждое лицо, мелькающее мимо, кишка у Учиха-младшего на вождение автомобиля была тонка. Не его стиль, другое дело — перемещение в измерениях… Мадара, казалось, ничего не воспринимал вокруг и совершенно не слушал, что там гундит его родственничек. На другом конце города его хмельную натуру уже ждал уголок, полный выпивки и дрянного азарта, на которые располагала душа. В динамике сознание поглотил адреналин. После окончания работы — самое то. С завершением последнего этапа проверок мужчина уже не думал о таких физических вещах, как еда и отдых, но сегодня его разбалованная этим миром натура хотела отрыва и драйва. Все эти дни слились в сплошную бесформенную массу проблем, навалившихся одна на другую, и Учиха, как генеральному директору, пришлось их незамедлительно решать в темпе, в котором он обычно занимался сексом. А пока, до сего момента, жизнь трахала его. Обито же проклял всё: свою «новую» жизнь, этот город, эту работу, этого Мадару и тот факт, что согласился сесть в машину к последнему. Ночь опустилась на город грузными чёрными облаками. Кажется, сверкнула молния, а на лобовое первой слезинкой упал дождь. Хотя, почему первой… Если только смотреть во временной рамке прошедшего часа — то да. Мадара сбавил скорость уже по привычке. Этой дорогой он ездил часто: проспект выводил прямиком к «Небесному древу», и частыми жёлто-белыми полосками мельтешила разметка пешеходных дорожек. Тесной стайкой по ним спешили пройти люди; начался полноценный ливень. Красные цифры светофора вели обратный отсчёт игриво, медленно. Засекая крайние секунды, Учиха дразнил педаль газа, выжидая заветный «старт», как вдруг, прикрывая голову сумочкой, словно в тот самый вечер, шлёпая балетками по лужам, мимо пробежала она. Виктория… Кто-то в голове Мадары вдруг поднялся на стремянку, заменил помутневшую лампочку и включил яркий, ослепительный свет. Окатил разгорячённое тело ледяной водой. Воткнул кунай прямо в сердце. Разбудил ото сна. Крикнул «ahou!». Всё в миг стало на свои места. Загорелся зелёный. Свободные полосы позволили внедорожнику совершить резвый манёвр, завернув на первый попавшийся съезд. Требовалось поспешить, если хотелось её догнать. — Обито, — от властного голоса Тоби вдруг вышел из задумчивой прострации. — Твоя остановка. — Старик, у тебя что, позднее зажигание? — не врубившись, в чём дело, изувеченный с непониманием уставился на резко изменившегося в лице начальника, подразумевая, что до того дошло его замечание. Но тот нервно сжимал руль и смотрел куда-то вдаль отнюдь не из-за этого. — Чёрт с тобой! Целее буду. Как только дверь машины захлопнулась, Мадара что есть силы дал по газам, желая только одного — чтобы Шумских сейчас была рядом. И согрела свои наверняка промокшие ноги.***
От внезапного грохота в небе Виктория вздрогнула. Ускорив шаг, она тесными улочками спешила домой, дабы отогреться. Всё же надо было брать с собой рюкзак, и чёрт с ним, что смотрелось бы с классической одеждой нелепо, зато влез бы зонт. Не пришлось бы чувствовать себя уличной кошкой, как сейчас… Но, что сделано — то сделано. «Зато не надо мыть голову» — пошутила про себя брюнетка, но успокоения ни ей, ни её озябшему телу это не принесло. А людей во дворах почти не осталось: почти во всех окнах ближайших пятиэтажек горел свет, пахло вкусным ужином, а на парковках стояли плотным рядом машины. Вот какая-то пролетела мимо и резко затормозила, забрызгав тротуар водяной кашей. Вика, не поднимая головы, прошла мимо. Мало ли на дорогах придурков… Автомобиль медленно проехал вперёд и стал катиться на общей с Шумских дистанции. Опустилось окно… — Когда ты уже будешь тепло одеваться, Виктория? Знакомый голос из салона прозвучал с нотами упрёка, а девушка боязливо съёжилась, будто ей дали подзатыльник. Это был он… — Мадара? Да, действительно он. Вероятно, мчал к своей Мадлен, а аппаратчица попала в поле зрения, как соринка попадает в глаз. Виктория хотела бы улыбнуться, но горькая обида не дала этого сделать. Как и проявить на самом деле вспыхнувшую радость. Учиха же смотрел на до нитки промокшую аппаратчицу с такой родительской нежностью, что та в миг согрелась. — Садись, довезу. — Спасибо, но не стоит. Мне тут недалеко, сам знаешь. — зубы предательски стучали, посему голос съехал и показался несколько писклявым. Сама синеглазая начала шагать дальше. — Хотя, верни ты мой volkswagen, я бы давно была дома. Мужчина от неё не отставал: так и ехал рядом, оставляя за собой пар из выхлопной трубы. — Злишься, значит. — С чего бы? — Напомню — я ждал целый месяц, прежде чем поговорить с тобой. Шумских остановилась и повернулась к нему. Он остановился тоже. — Вообще-то, всё это время я работала! — Как и я эти дни. Наконец-то осмелилась посмотреть ему прямо в глаза. Тёмные, глубокие. Такие пронзительные, но манящие. И чёрствые эмоции вдруг отступили. Виктория сложила руки на груди, потупила взгляд и вздохнула, обдумывая всё и сразу. У неё возникло столько вопросов, гложущих интерес, а дать ответ на них мог лишь он. Вот же чёрт из табакерки!.. — Мне выйти и посадить тебя силой? И брюнетка сдалась. Посмотрела по сторонам, в надежде придумать за эту секунду годную обманку, а после подошла к volvo и несмело дёрнула за ручку, выбрав переднее сидение. Тут же ей стало до ужаса за себя стыдно. Вот же, овца безвольная!.. Но сердце прыгало в груди, как бешеное, а на душе стало тепло. Мадара вдруг взял её за руку; та была ледяной, а у него — горячей. От контраста температур и внезапного жеста Вика вся задрожала. Возражения застряли в горле, когда Учиха положил её конечность к себе на ногу и уверенно сжал. — Какая же ты упрямая, Шумских. — автомобиль тронулся в совершенно ином от её дома направлении, а брюнет улыбался, изредка поглядывая на её надутое, но довольное лицо. — Настоящая внучка самурая.***
— Так вот оно что… Выходит, воспоминания с бабушкой самые первые. И не подумала бы… После третьей рюмки перцовой настойки Виктория наконец согрелась. Жаркой волной алкоголь прошёлся по горлу, по ногам, по всему организму, затронув мысли и чувства в последнюю очередь. — Её звали Людмила. Она была мамой моей матери и скончалась, когда мне было шесть. Скоропостижная смерть — во сне, от старости. Мадара сидел в кресле напротив, водил взглядом по стене с декоративными колоннами и слушал треск дерева в открытом камине. Обычно он не посещал эту ресторанную зону, обходясь общей секцией, но сегодня ему просто захотелось побыть наедине с этой благодатной тишиной, где завёрнутая в одеяло аппаратчица была рядом и составляла ему добрую компанию. Приговорив рюмку, он перевернул её на замшевую салфетку вверх дном. Шумских, державшая четвёртую, поступила также. — Как звали твоего деда? — Моего родного дедушку звали Василий. Он ушёл рано, совсем его не помню, — Вика снова начала ковырять один палец другим. — А тот, кого ты видел — это Арада Тива, второй муж Людмилы. Да, он чистокровный японец, как и ты. За стеной еле слышно играла живая музыка. Кажется, у какой-то местной шишки был юбилей, потому справляли довольно размашисто. Брюнетка прислушалась; музыканты импровизировали шансон. — Как ты думаешь, — только сейчас Вика обратила внимание, что мужчина смотрит прямиком на неё. — Связано ли моё прибытие в этот мир, берущее начало с Окинавы, с твоим покойным о-дзии-сан? Когда последнее слово, исходя из контекста, было расшифровано, девушка неуверенно ответила: — Не знаю, возможно… — ей и самой было интересно — как было на самом деле. — Во всяком случае, я считаю, что связь между мной и тобой не случайна. Румянец на её лице в полумраке помещения был не заметен. По крайней мере, его можно было легко списать на алкоголь. — Возможно, стоит попробовать копнуть глубже. — Копнуть глубже? — запрокинув голову назад, Учиха повторил её слова, будто погружаясь в транс. Руки его сжались в кулаки, отчего Шумских, увидев это, несколько напряглась. — Ты действительно хочешь разгадать эту загадку, Виктория? Эта чёртова тишина сдавливала уши. Шальная мелодия за стеной не умолка, зудила в пространстве монотонным гулом, и это немного спасало ситуацию. Мадара ждал ответа. В камине с треском свалилось к пеплу сгоревшее полено. Оставив на кресле плед, Вика буквально на цыпочках подошла к источнику тепла, осев на мягкий настил и намереваясь подбросить в огонь деревяшку, заготовленную на такой случай. Она всем нутром ощущала это напряжение, эту ожидаемую вспышку во тьме… — Да, — и гул исчез, растворившись в кромешном безмолвии. — Я хочу. Сорвавшись с места, со скрежетом опрокинув стол и всё стекло, что было на нём, Учиха уронил её истомленное тело на ковёр, оказавшись над смиренным телом сверху. Огонь играл в тёмных волосах алыми нитями, скользил чёрными мушками по напуганному лицу, сверкая влагой на полуоткрытых губах. Шумских лишь надрывно крикнула, зажмурив глаза, но тянущая внизу истома приказала — посмотри. Посмотри на того, кто сжимает руки над твоей головой, лишая воли. — Так сделаем же это. Дьявол улыбался ей в ответ. И дьяволом этим был Учиха Мадара. Перед тем, как окунуться во тьму, Виктория вспомнила слова брата:И запомни, Вика. Ты всегда должна быть сама за себя. В мире уж так заведено — или ты мир, или мир тебя.