***
В утро выходного дня Микаса встала на пару часов раньше обычного. Солнце еще только вставало, и девушка некоторое время тихо сидела у окна, наблюдая за рассветом. На коленях у нее лежал ее любимый красный шарф, который она нежно придерживала одной рукой. Дождавшись восхода солнца, сероглазка встала, переоделась и снова аккуратно сложила шарф, положив его на все ту же прикроватную тумбочку. Оставлять вот так весь ее смысл жизни в лице брата ей не хотелось, отступать она не собиралась — это была бы не Микаса, но показать Эрену, что она готова ему уступить в этот раз, ей хотелось. «Может мне и правда стоит его оставить, кто знает…» — пронеслось у нее в голове. Выходя из комнаты, девушка в последний раз окинула пространство взглядом, задержавшись на оставленной детали гардероба, и ,ухмыльнувшись, вышла в коридор.***
Выйдя на улицу, брюнетка увидела под деревом Армина, увлеченно читающего что-то. Она неспеша подошла и, подмяв свою длинную юбку, которую она обычно носила в выходные дни, присела рядом. Арлерт оторвался от чтения: — Доброе утро, Микаса, — он окинул ее взглядом, и в конце концов остановился на ее шее, — с шарфом что-то случилось? — Доброе утро, нет, я просто сегодня решила оставить его, — несколько печально ответила девушка. Армин обеспокоенно посмотрел на лицо подруги, выражавшее как обычно спокойствие и вселяющее некоторое чувство уверенности. Он беспокоился за ее состояние не меньше, чем за состояние Эрена, который все время понемногу отдалялся от своих друзей, и это нельзя было не заметить. И Микаса, и Армин понимали, что когда-то их драгоценный друг может оказаться слишком далеко от них, особенно теперь, когда стало известно про то, что у шатена оставались несчастные 8 лет, которые хотелось скрасить теплом и уютом. Но он продолжал отдаляться, не желая никого слушать. — Армин, Эрен сказал мне, что он обязательно защитит нас, — брюнетка смотрела вдаль и улыбалась, — когда-нибудь мы точно сможем жить вместе, и не будем думать о спасении нашего мира.***
В этот выходной Леви встал позже обычного. Он позволил себе расслабиться и предался сладкому сну, где он снова был окружен заботой и комфортом, что так его манило. Теплый чай, теплая улыбка жены, теплые лучи солнца, теплый и игривый детский смех, всегда теплая и вкусная еда, теплые встречи. Этот мир был идеален, и он не хотел его отпускать. Пришло время вставать, и капитан, к своему удивлению, в этот раз встал с довольно большим трудом. Чтобы поскорее взбодриться, он подошел к кувшину с водой, который стоял на столе, и ополоснул лицо, но это все никак не давало ему проснуться. Он застыл на месте, оперевшись о стол руками, капли с его лица стекали в кувшин, а он смотрел на свое отражение: «И где же твое невозмутимое „я“?» Накинув на себя чистейшую белую рубашку, он пошел заваривать чай, попутно разглядывая стопку документов, лежащую у него на столе. В дверь постучали: «Войдите!». В комнату зашла Командор Зоэ с еще одной кипой бумаг. — Это еще что? — Леви вопросительно приподнял бровь. — К сожалению, за неделю тренировок придется отчитаться, сам знаешь, — Зоэ положила кипу на стол, — эту я занесла пораньше, — она посмотрела на уже лежавшую стопку документов, — ее нужно только прочитать, желательно повнимательнее, занятный материал для тебя. — К чему отчет? Мы не ставили никаких экспериментов, обычные тренировки. Ханджи вздохнула, прикрыв глаза: — Мне нужны отчеты по использованному оборудованию, и еще… ты видел состояние Эрена? В общем, можешь описать мне, что творится в отряде, только на бумаге? Одно для меня, другое для чужих глаз. И прости, что отвлекаю в выходной. Новый Командор Корпуса после всех событий поменялась, как, впрочем, и остальные. Ее прежнее безумие сменилось спокойствием, сосредоточенностью и серьезностью. Со смертью Эрвина на ее плечи легли многие обязанности, которых она раньше не знала, и очень много ответственности. Ей было искренне стыдно мешать Леви в выходной день, но работа есть работа. — Я сделаю, — капитан задумчиво взглянул на бумаги, — иди, у тебя слишком нездоровый вид. После этих слов Зоэ тихо вышла из кабинета. Леви же, наливая чай в чашку, в последний раз осмотрел обе стопки с бумагами, ухмыльнулся и продолжил утреннее чаепитие.***
Микаса все еще сидела возле Армина, который уже отложил книгу в сторону. Они предавались воспоминаниям, отчего у обоих на лицах была легкая улыбка. Оба вспоминали теплые летние дни перед падением стены Мария, и в глазах их в этот момент виделось лишь счастье. Оплот ностальгии был разрушен криком капитана Леви: — Аккерман! Девушка сменила улыбку на прежнее выражение спокойствия, кивнула Армину «на прощание» и двинулась в сторону капитана: — Слушаю Вас, — она вмиг стала серьезной. — Мне нужна твоя помощь в заполнении бумаг, зайди ко мне в кабинет, как будешь готова. Но не позже, чем через полчаса. — Пойдемте сразу, я уже готова. Леви вопросительно осмотрел ее: «Неужто и правда пойдет без своего шарфа?» — Ну что ж, пойдем. Они двинулись в сторону кабинета. Аккерман открыл дверь и указал девушке на место за столом. Микаса села в ожидании дальнейших указаний. — Справа от тебя лежит стопка, эти документы нужно прочитать. Потом коротко расскажи, о чем там речь, — Леви снова заваривал себе чай. — Сэр, но Вы сказали, что нужна помощь в заполнении… — девушка не успела договорить. — Прочти и перескажи, с остальным я справлюсь сам. И Микаса начала читать бумаги. Первый час тишину в кабинете прерывал только стук чашки о блюдце, но в какой-то момент Леви заговорил: — С Эреном что-то случилось? Микаса была несколько ошарашена подобным вопросом. Она медленно отложила лист, который держала в руке и неуверенно ответила: — Не знаю, сэр, — девушка была смущена, — в последнее время он неразговорчив и выглядит весьма печальным. Я не могу знать, что с ним случилось. — Что ж, Микаса, тогда могу ли я задать более личный вопрос? — Леви посмотрел на девушку, отложив перо в сторону. — Да, сэр, конечно. — Что у вас двоих случилось тогда на тренировочной площадке? Микаса поправила локон, после чего провела рукой по длинной тонкой шее: ей не хотелось об этом говорить, а тем более вспоминать слова Эрена, сказанные после ужина. — Ничего, он просто сделал мне замечание по поводу внешнего вида. — Аккерман, у тебя очень плохо получается врать, — брюнет смотрел на подчиненную серьезным холодным взглядом. — Я говорю Вам правду, — Микаса сделала серьезное выражение лица, стараясь не выдавать своих переживаний, девушка попросту боялась, что Леви в очередной раз поднимет руку на Эрена, дай только повод. — Я все еще жду ответа. И ты не выйдешь из этого кабинета, пока я не услышу, что учудил этот болван. Микаса ударила руками по столу и метнула злобный взгляд в сторону своего капитана. Ей не хотелось вступать в открытый конфликт с ним, но показать свою неприязнь казалось необходимым. — Вы не смеете его так называть! Он спасает наши жизни, а Вы… Вы просто… — девушка поняла, что ей нужно остановиться, иначе до добра этот разговор не доведет. — Ну, кто я? — Леви смотрел на нее достаточно серьезно, ожидая ответа, — Скажи же, Аккерман, кто я? Она готова была кинуться ему в лицо и своими собственными руками вырвать язык грубияну, который в очередной раз посмел при ней оскорбить Йегера. Но нужно было держать себя в руках, чтобы не нажить неприятностей ни себе, ни, главное, своему сводному брату. Поэтому Микаса лишь сложила прочитанные листы обратно в стопку, спокойно подошла к двери, и оглянувшись назад перед тем, как выйти, сказала: «Документы прочтете сами, сэр, мне нужно идти». Леви сидел, снова сложив руки в замок. Порой ему казалось, что его отряд доставляет ему больше головной боли и неприятностей, нежели пользы. Излишне эмоциональные и нерассудительные юнцы, полные, однако же, желания и решимости сделать этот мир лучше. Он, как капитан, старался воспитать в них чувство дисциплины, пытался показать им, что солдат должен забыть про эмоции, должен быть трезв и хладнокровен. Но это казалось совершенно бесполезной тратой собственных сил и времени. И вот, последняя его надежда в лице Микасы Аккерман, последний серьезный, сильный и хладнокровный член его элитного отряда в очередной раз предается эмоциям из-за жалкого Эрена Йегера, которого она возомнила Богом. Леви был возмущен этой ситуацией, он лишался лучшего бойца в отряде из-за сопляка, вся жизнь которого контролировалась только его собственными эмоциями, а не разумом. Немного остыв, Леви встал из-за стола, взяв в руки заполненную кипу бумаг. «Пора взяться за них посерьезнее», — подумал он и удалился из кабинета.