Нелюбимый муж

Когда Вэй Ин открыл глаза, то обнаружил себя посреди небольшого смутно знакомого двора. Он стоял в одном исподнем, под босыми ногами блестела мерзлая земля, и его тело тряслось такой крупной дрожью, что стучали зубы. Но то лишь отчасти было от холода. Какой-то частью сознания Усянь еще слышал свист воздуха в ушах, видел над собой белое лицо Ванцзи и перекошенное от ярости — Цзян Чена, чувствовал, как от глубокого горя замедляет свой стук сердце, и ужас от невозможности повернуть время вспять останавливает его окончательно. Так почему же он здесь? Как получилось, что дно его пропасти вдруг обернулось двором перед цзинши? А тело холодное и ватное, словно действительно успело умереть, полежать во влажной земле и воскреснуть назло всем проклятьям? На его плечи опустилась накидка. От неожиданности Усянь дернулся прочь, но сильная теплая рука удержала его на месте. И когда он обернулся, то увидел рядом с собой Лань Ванцзи, простоволосого, без ленты и тоже едва прикрытого тонкой ночной рубахой. — Ты простудишься. Идем внутрь. — Лань Чжань, — всхлипнул Вэй Ин, одновременно чувствуя невыносимое облегчение и сокрушающую вину, — что произошло? Где я? Ванцзи взглянул на него внимательно, но лицо его осталось непроницаемым. — Мы в Гу Су. В нашем доме, — сказал он и следом за Вэй Ином посмотрел в прореху почему-то незапертых ворот. — Тебе, видно, приснился дурной сон. Пойдем, я отведу тебя в постель. — В постель? — слабо спросил Вэй Ин. Что и было по-настоящему дурным сном, так это то, что благочестивый Второй Нефрит собирался отвести его на ложе. Но самому Нефриту были неведомы его душевные метания. И он, не размениваясь больше на уговоры, легко подхватил непослушное тело на руки. — Пойдем. Я не хочу, чтобы ты заболел. Остаток ночи Вэй Ин так и не смог сомкнуть глаз. А когда ударил утренний колокол, и Лань Чжань покинул цзинши — благо комнаты были у них отдельные, — подорвался на ноги в поисках одежды и ответов на вопросы. Лань Чжань отыскал его на кроличьем холме. И кажется, взгляд у него был обеспокоенный. Вэй Ин едва успел это заметить, как Ванцзи тут же спрятался за свой отрешенный вид. — Ты пропустил завтрак. — Прости, Лань Чжань, — Вэй Ин честно попытался, но не смог поднять на него глаза. — Мне после ночи кусок в горло не лезет. — Что-то случилось? Ты можешь рассказать мне, — сказал Ванцзи. — Нет, — мотнул головой Усянь. — Ничего такого, на что стоит тратить твое время. Сейчас посижу здесь немного и вернусь в цзинши. — Я провожу, — настоял Ванцзи, и Усяню оставалось лишь сжать губы, чтобы горько не усмехнуться. О, теперь он понимал природу такой заботы. Его звали Мо Сюаньюй — тело, в котором он оказался. Позорный муж Второго Нефрита, дурачок и сумасшедший, выбранный для Ванцзи лишь затем, чтобы тот наконец снял свой траур известно по кому, который всем колол глаз. Мало им было дисциплинарного кнута, эти лицемерные сволочи вознамерились замахнуться на саму душу своего воспитанника, его искреннюю преданность, которую посчитали за темное проклятье. Они хотели на всю жизнь связать его напоминанием о смирении — браком с нелюбимым, слабым умом и телом человеком, без надежды на наследников и вознесение. И в лучших традициях подобных уроков теперь пожинали плоды всем своим великим кланом. На каких-то подслушанных историях Усянь мысленно злорадствовал, такое даже ему не приходило в голову: являться на собрания в пудре и с размалеванным лицом, завести осла, который по ночам донимал всех своим криком, привести своих пьяных собутыльников в Гу Су… Но от некоторых рассказов ему становилось по-настоящему, невыносимо страшно. Если бы не случайно обнаруженный кроличий холм, Вэй Ин всерьез опасался, что отправится искать чьей-нибудь смерти. А этого очередного испытания он для Лань Чжаня совсем не желал. Однажды ночью Мо Сюаньюй обрезал Лань Ванцзи волосы. Мало ему было, что Ванцзи и так не покидал Облачных Глубин, он будто решил сделать его еще большим изгоем в собственном клане. Ванцзи год провел в уединении. В другой раз Сюаньюй украл из хранилища какую-то курильницу, из-за которой они оба едва не отправились к праотцам. В третий — целенаправленно пытался сжечь их в цзинши. Ему даже запечатали духовные силы, чтобы он не мог навредить себе или другим. Но вот же он — Старейшина Илин Вэй Усянь — свободно идет сейчас за спиной в белом по Облачным Глубинам. Значит, и здесь вековая мудрость благочестивых Ланей с треском провалилась. Впрочем, к гулям их, не за них болело сердце. Важнее было то, ради чего полоумному Сюаньюю понадобилось возвращать в Гу Су неугодного всем мертвеца. Мог ли живой Вэй Усянь причинить Лань Чжаню еще больше боли? Еще как мог. И Вэй Ин, пока не придумавший, что делать дальше, решил на время затаиться. Где, как не в теле сумасшедшего, он мог сделать это наилучшим образом? К счастью, оказалось, что стол для Мо Сюаньюя накрывали в цзинши. Неудивительно — вряд ли старейшинам нравилось раз за разом испытывать свою выдержку выходками сумасшедшего. И в то же время дико — так они сами же нарушали свое правило единой для всех трапезы. Вэй Ин думал, что Лань Чжань не застал его в обеденном зале, а он, получается, приходил проведать его в цзинши. Сколько раз он вот так возвращался в течение дня, чтобы удостовериться, что его безумный муж не придумал новых забав? А сколько раз его подозрения оправдывались? — Как ты себя чувствуешь? — спросил Ванцзи, наблюдая за тем, как Вэй Ин без интереса ковыряет пресную кашу. Запрет на разговоры во время еды канул за неактуальностью. Фактически Вэй Ин, как и сказал, не горел желанием есть. Тем более безвкусную гусуланьскую стряпню. Его еще нет-нет да подташнивало от появляющейся в теле легкости падения. — Хорошо. Нигде не болит. — Ты должен поесть. Чтобы восстановить силы. — Я посплю, — предложил взамен Усянь. — Мне привести к тебе лекаря? — Лучше б ты перца принес, — вздохнул Вэй Ин. — Говорят, он помогает разогнать кровь. — Ты считаешь, это приемлемая замена лекарю? — Это однозначно лучшее спасение этой еде. — Ты никогда не жаловался, — наклонил голову Ванцзи. И у Усяня перехватило дыхание. Но он все еще был в чужом теле и не сказал по существу ничего особенного. — Просто только сейчас почему-то пришло в голову, — пожал он плечами и все равно от греха подальше поднялся. — Благодарю тебя за обед и твое беспокойство, Лань Чжань. А теперь я отправлюсь спать. И он действительно смог заснуть. А вечером его разбудил новый визит Ванцзи. Время, по-видимому, уже близилось к девяти, и тот пришел к нему с распущенными волосами и в домашней накидке. Такой земной, каким Вэй Ин никогда не видел его в прошлой жизни. И каким, уж тем более, не имел права видеть в этой. — Ты пришел исполнить свой супружеский долг? — нервно улыбнулся Усянь, натягивая на себя тонкое одеяло. Кого он собрался пристыдить, когда сам только что думал о недостойном? — Я пришел выпить с тобой чая, — ровно откликнулся Лань Чжань, хотя даже в неровном свете свечи Вэй Ин заметил краску, залившую его уши. — Не стоило. Ты же видишь, я сплю, как и обещал. К утру буду как новенький. — Я принес перца, — также невозмутимо продолжил Ванцзи. — К чаю? — восхитился Усянь. Ванцзи посмотрел на него с укором, но в его взгляде не было и капли раздражения. Разве что усталость. И что-то еще, что Усянь не смог для себя определить. Лань Чжань принес не только чай, который пил сам, но и несколько мисок с овощами и рисом. И с перцем это был лучший ужин Вэй Ина за последние несколько лет, не считая тринадцати в посмертии. Хотя он уже и сам плохо помнил, ел ли вообще в конце своей жизни Старейшиной, или это тоже забрала себе тьма. «Жаль, без вина», — мелькнула в голове мысль и растаяла за ненадобностью. Здесь, в одной на двоих с Лань Чжанем тишине ему было вдруг так же хорошо, как с вином, легко и спокойно. Следующий день, с перерывами на визиты Лань Чжаня, Вэй Ин провел, следуя за ним по пятам бумажным человечком. Видел его и занятого свитками в библиотеке, и с идеально ровной спиной в обеденном зале, и с закрытыми на солнце глазами на кроличьем холме. Но больше всего его заинтересовали два ученика, раскланявшиеся с Ванцзи на одной из дорожек. Что-то выделяло их среди остальных, или одного из них. Вэй Ин не мог объяснить почему, просто почувствовал, и все. Он запомнил их мордашки и исчез прежде, чем Лань Чжань уловил его движение краем глаза. Перемещался он по Гу Су почти свободно, хватало навыков из прошлой жизни. Ядро у Мо Сюаньюя было, конечно, слабеньким, но оно у него все же имелось. А Усянь не был бы собой, если бы не умел сотворить чуда из говна и палок. На Луаньцзан они бы без этого не выжили. Истинная сила ведь не в ее мощи, а в умении использовать. Это и к темному пути относилось, тем более к нему. Но сейчас Вэй Ин старался об этом не вспоминать. Долгое путешествие духа в отрыве от тела утомило его, и к вечеру он снова был немного бледен. Видеться с Лань Чжанем в таком состоянии, как ни хотелось, не стоило — не ровен час приведет лекаря или своими руками к нему понесет. И Вэй Ин снова предпринял попытку спровадить его, но Лань Чжань снова не поддался на его отговорки. — В честь твоего упрямства можно слагать легенды, благородный Второй Нефрит, — ворчал Вэй Ин, пока его усаживали за низкий столик, на котором к чаю неожиданно нашлись пусть нехитрые, но сладости. — Ты ходил в город? — удивился он, зная заранее, что этого не могло быть. — Ученики ходили, — расплывчато ответил Лань Чжань. — С каких это пор они приносят в Облачные Глубины сладости? — Лучше их, чем вино. — Лучше? — не поверил своим ушам Вэй Ин. — А как же борьба тьмы и праведности, Лань Чжань? Откуда вдруг взялось это «лучше»? — и тут же прикусил свой болтливый язык. Но Лань Чжань никак на это не прореагировал, разливая чай по чашкам. — Если не хочешь, можешь не есть, — только и сказал он. — Ну уж нет, — поторопился исправиться Усянь. — Как я теперь могу? Они ведь старались, несли… А вино они точно не приносят, ты узнавал? — решил он все-таки включить дурачка. Ванцзи наконец поднял на него взгляд, и в его глазах — но только в них — мелькнуло что-то, похожее на… удовлетворение? — Точно. Не то чтобы Усяню было с чем сравнивать, но Ванцзи был хорошим мужем. Внимательным. Может, конечно, это было неизбежным следствием болезни его супруга. Но Лань Чжань никогда не оставлял Вэй Ина одного надолго, сам приносил ему еду, а если он не ел, кормил его. Расчесывал ему по вечерам волосы, поил чаем, носил от бочки до кровати на руках над холодным полом, слушал пустую болтовню, потому что ни о чем серьезном Усянь не решался заговорить, а молчать попросту не умел. И Усяню, давно не знавшему такого простого человеческого покоя, жилось с ним как у Бога за пазухой. Он поначалу еще говорил себе, что не хочет доставлять Ванцзи лишних хлопот, поэтому покорно сносит его внимание и заботу. Но кого он обманывал, кроме Ванцзи и всех остальных? Себя — точно нет. Если б можно было, мужем Лань Чжаня он бы с радостью провел остаток жизни. Даже и без исполнения супружеского долга, не о наследниках же им хлопотать, в самом деле. Лишь бы рядом. В болезни и здравии. И в то же время на душе было тяжко. Вэй Ин не заслуживал этого покоя. А Лань Чжань не заслуживал этой лжи. И пусть злые языки твердили, что между Вторым Нефритом и его супругом не было любви. Разве можно было всерьез доверять им после прочего, чем они за спиной попрекали Второго Нефрита: слепым безрассудством, потворством темному искусству и даже — кто бы мог подумать! — внебрачным сыном. А вот о кошмарах Лань Чжаня никто не говорил, Усянь узнал о них сам. Это был не звук даже, а ощущение. Черного непроглядного горя. Вэй Ин спросонья не понял, чье оно. Сначала подумал — дурной сон, потом — что чужой в доме. И скатился с кровати, чтобы помчаться в комнату Ванцзи, но там тоже не застал никакой угрозы. Только приблизившись к кровати, он разглядел пот и слезы, которые в мертвой тишине текли по застывшему лицу Лань Чжаня. — Лань Чжань, Лань Чжань, — мягко стал тормошить его Вэй Ин. — Проснись. Вернись ко мне. Это всего лишь плохой сон. Возвращайся. Ванцзи как из ледяной проруби вынырнул: с резким вдохом открыл глаза и первое время ошалело смотрел сквозь него. — Подожди, я сейчас, — соскочил с места Усянь, каким-то чудом нашел в темноте таз с водой для утреннего умывания и намочил в нем рукав. — Иди, иди ко мне, — потянул он Ванцзи сесть на постели и принялся обтирать его лицо и шею. — Все позади, Лань Чжань. Дурные сны не имеют власти в настоящем. А утром ты и вовсе о них не вспомнишь. Лань Чжань лишь молча подставлялся под его прикосновения. То ли еще не отошел от того, что его напугало, то ли не хотел об этом говорить. Но когда Вэй Ин попытался снова его уложить, он вдруг удержал его руку и хрипло попросил: — Останешься со мной? — Останусь, — с тяжелым сердцем согласился Вэй Ин. Он и сам не хотел уходить, но от одной мысли — лечь с Лань Чжанем в одну постель — становилось жарко и страшно. Однако Лань Чжань услышал только его согласие. И сам потянул за собой, высушивая мокрый рукав какой-то незатейливой печатью. Не позволил отодвинуться, а уложил ровнехонько в свои объятия, головой на еще неровно бьющееся сердце. Знал, что Мо Сюаньюй дважды чуть не убил его, и все равно желал видеть рядом. Значит, все-таки любил?