Идя в гости к Георгию, избегайте буквы Й

— Нет, ну ты понимаешь степень пиздеца? — тощий долговязый парень уже минут десять доебывается до другого, явно ему раньше не знакомого. — Осознаешь вообще? Еще немного — и Андрей точно вмешается. Предложит водички, закажет такси, извинится перед чуваком, которому старательно ебут мозги, забацает коктейльчик за свой счет чисто из солидарности, и все останутся довольны. Не то чтобы долговязику пора было завязывать с его газировочкой — выглядит он нормально, говорит членораздельно, так и не отличишь от адекватного человека. Но так качественно нести какую-то хуйню рандомному человеку и совершенно не замечать его недовольства — низкий поклон. Так может делать только Ванька, но Ванька хуй кладет на тех, кому не интересны его рассуждения, а еще стебет и ни в коем разе не пытается вывести на серьезный спор. Ну а тут ситуация «сос». Может, парень на таблетках каких сидит, что его так с пива вынесло на попиздеть? Причем с нулевки, и это самый что ни на есть эффект плацебо. Или по жизни отмороженный? Андрей косо поглядывает в его сторону, но все еще не подходит. — Парады, ты вдумайся! Па-ра-ды. «В честь победы», как же. А не хотите ли пропаганду насилия и нормализацию войны? Пиздец! Просто пиздец! Точно, на дворе май, а по весне всегда какая-нибудь нечисть вылазит. Число, видимо, девятое, или восьмое, или десятое: на отпуске режим сбился к чертям, приходится привыкать обратно к ночным сменам и жизни здоровой счастливой совы-бармена — пока получается только спать по два часа и держаться на ногах исключительно из-за профессиональных качеств. — Дети в военной форме, демонстрация танков, солдат. А главное! Блядь, ну ты подумай только, что кто-то хочет! хочет повторить. И думает, что может. В принципе, бомбеж долговязика сложно не разделять, только его собеседнику по-прежнему глубоко плевать. Андрей сжимает в ладони лайм, катает его по разделочной доске — дайкири на этот вечер самый популярный запрос. — Единственное, от кого я готов слышать «можем повторить» — это от бармена! — Замай поворачивается сразу после того, как пододвигает к девушке ее заказ, думая, что это прямое обращение к нему, но пародия на кощея даже не думает отвлекаться от своей жертвы. — И в постели! Или в постели от бармена, — парень улыбается совершенно по-тупому и выглядит очень довольным своей шуткой. Горе-собеседник поднимает на него взгляд впервые за монолог. Перед мужиком стоят пять пустых шотов, бывших Б-52, и еще три неприконченных медузы — он в подпитии, но вполне себе способен соображать. Взгляд с долговязика переходит на Андрея, потом опять на долговязика. Рожа у мужика становится страшная: вот-вот на пол харкнет и заорет гортанно «педик». — Драка в баре — не лучшая затея, — его долг, как хорошего бармена, — сделать заебись всем. — Давайте я вас угощу шотом на ваш выбор и займу молодого человека рядом. Мужик отмахивается, опрокидывает в себя скучающую до этого медузу, впихивает в банку пару соток чаевых и уходит, напоследок кинув презрительный взгляд в сторону долговязика. Замай вообще не может вспомнить его имени — мужика, в смысле, — хоть и видит его явно не в первый раз. Скорее всего, он из тех, кто не любит трепаться, но работу Андрея, как бармена, ценит. — Бля! Да я же не это имел в виду! — парень с размаху впечатывает ладонь в свой лоб. Звук такой сочный выходит, аж поморщиться заставляет. Андрей подхватывает пустые стопки, вопрошающе смотря на долговязика. — Что? — осанка гордой птицы, взгляд тигрицы — парниша моментально преображается, выглядит сейчас как какой-нибудь проженный журналюга. — Андрей, — Замай протягивает руку, ожидая ответного жеста, но долговязик медлит. — Я знаю. У тебя на бейджике написано, — обхватывает своими длиннющими пальцами бокал пива, сканируя оценивающим взглядом от макушки до бедер. — Юра. Юра пожимает ладонь, не спуская с себя маску напыщенной сучки. Наверняка сам он называет ее как-то по-другому, но видя, как Юра может себя вести и как он ведет себя сейчас — на языке крутилось только «сучка». — Не буду делать вид, что не слышал, о чем ты тут распинался, — Андрей на физическом уровне чувствует, что если начнет обращаться на «вы», то проиграет в какой-то странной войне. — Серьезная тема. Не думаешь, что надо было выбрать аудиторию поблагодарнее? Юра беспечно пожимает плечами, прикладываясь к пиву. — А ты себя позиционируешь как благодарная аудитория? Замай с готовностью кивает, привычным жестом подхватывая полотенце для стопок. Оно висело отдельное, куда более тонкое — личные профзаебы. — Ну, дружище, вот как ты относишься к войне? — Хуево, — отвечает без раздумий, выставляя сухие шоты на свое место. Кажется, самый простенький и хлипкий барьер между ними падает — Юра задает еще парочку наводящих вопросов, убеждаясь, что позиция бармена за стойкой полностью совпадает с его, и хмурится. По факту выглядит расслабленным, общается без подъебы за каждым словом, но от Андрея явно ожидали другого. Ответ легкий — спор. Чувак просто нарывался на кого-нибудь, с кем сможет вдоволь наораться, отстаивая свою точку зрения. Так их разговор плавно перетекал к культуре: Юра охотно поддержал тему кинематографа, трещал без умолку, даже когда собеседник был занят своими барменскими делами, потом Юра сам завел шарманку о современном искусстве. Уж где-где, а тут у каждого разногласия найдутся — даже Ваня со Славкой частенько цапались до кровавых соплей, Андрей же мудро избегал любых конфликтов, принимая своих лучших друзей такими, какие они есть. Посетители плавно рассасывались. Некоторые встревали в их спор, и большинство поддерживали Юру, что последнего несказанно радовало, но не значило ровным счетом нихуя. Разве что будет куда меньше недовольных клиентов, которым уделили слишком мало внимания: Замай старался заменять Юре собеседников, чтобы самому заняться посетителями у стойки, но нескольких минут не хватало на полноценное общение. Вечер был немного из ряда вон, зато в какой-то момент сразу четыре человека пытались что-то ему доказать, по-моему, о бездарности современной музыки. Время близится к четырем часам утра, зал — к пустому залу, а улыбка на Юрином лице — к довольной. — Мы закрываемся через десять минут, — Юра послушно допил третий по счету бокал нулевки, проталкивая по стойке пустую тару. — А что ты обычно после смены делаешь? — он ерзает на стуле, сверкает хитрыми глазищами. — Отдыхаю, сплю, — Юра капризно морщится, закатывая глаза. — Скучно, дружище. У меня предложение повеселей. Блядь. Вот спорить дальше Андрей вообще готов не был: он реально устал. Мозгу надо разгрузиться, да и вообще — нечего тащить свою клиентоориентированность за пределы бара. Но пока они все еще в нем, так что он любопытно поднимает брови. — Горячий спор вышел, — внутри очень и очень грустно вздыхается, и отговорки ленивыми тушами начинают ворочаться, чтобы избежать лишнего траха в мозг. — Можем повторить. Но в постели. Замай замирает, прокручивая только что услышанную реплику еще раз. Улыбается, продолжая натирать столешницу полотенцем. — А как же моя «не обремененная интеллектом» внешность? — Глаза вот у тебя умные, — Юра вертит кистью из стороны в сторону, показывая уровень этого «умные». — А остальное… Ну, некий шарм есть. Андрей смеется негромко, складывая полотенце пополам. — Я на улице короче подожду. Тебе же быстро смену закрыть? — Юра уже собирается встать, но Замай кладет руку ему на плечо, чуть перегибаясь через стойку. — Сиди, замерзнешь. Юру от прикосновения как током прошибает, по нему видно. Садится послушный на свое место. — Ко мне? — К тебе.