Идя в гости к Георгию, избегайте буквы Й

— Вить, нам жвачка нужна? — Мне — нет. Феденька залипает еще несколько секунд на разноцветные пачки, прежде чем очень грустно вздохнуть и отойти. У них сегодня охуенный разгрузочный вечер: на ужин несколько литров пиваса, которые непозволительно быстро кончились. Сейчас двадцать два сорок, и если Федя собирается перезалипать на каждый отдел, они точно не успеют. — Че нам еще домой надо? — Витя флегматично смотрит на одинокую бутылку конины в корзине, думая, что повесился бы, лежи он так же одиноко в какой-нибудь корзинке. — Я взял, — у Феди в руках по двухлитровой соске пива, а на лице все равно пьяная вселенская грусть. — Бля, ты ж так и не пожрал ничего, — собственно, причина, почему Феденьку так развезло. — Давай шавуху возьмем рядом тут? Совсем мальчик заебался: мало того что забывает за еду, так еще и настроение после светлого фильтрованного до сих пор хуевое. Витя не лучше, сам че-то растекается последнее время депрессивной лужей, поддерживая общую меланхолию квартиры. — Если хочешь собаку, мог бы просто сказать, — подходит совсем вплотную, пялится в корзину точно так же. Витя хмыкает, улыбаясь, потом пропускает смешок, Федя поддерживает, оба посмеиваются про себя: стоят и хихикают, как укурыши, смотря на литровую бутылку коньяка. Через парочку секунд Витя вскользь касается Федькиной талии, ведет за собой. В корзину отправляется несколько пакетов молока, пельмени, селедка и хлеб: память старательно подкидывает отсутствующие продукты в холодосе и собственные хотелки. Бутылки пива Федя по-джентльменски несет в руках, на кассе до последнего к себе их прижимает, складывает в отдельный пакет, потом подхватывает оба, пока Витя расплачивается. — А, подождите, — кассирша замирает, смотря на Витю дежурно никакущим взглядом. Сейчас двадцать два пятьдесят три. Арбузный орбит пробивают без укоризненного вздоха, проводят дисконтом, прикладывают карту. Федя ведет бровью, смотря на красную пачку жвачки, которую Витя ему протягивает, вытягивает зубами сразу две, жует вроде как довольно. — Думаешь, убрали оттуда шаурму с картошкой? — Витя перекладывает пакет, отобранный у Феди, в другую руку, чтобы не мешался. — Хуйню с картошкой, — Федя в подпитии тактильный допизды, идет сейчас плечом к плечу. — Кто вообще ее берет? — Мы. В прошлый раз, — автоматические двери разъезжаются как раз с новым порывом ветра, оба вдыхают полной грудью. — Берут, чтобы попробовать и больше в глаза не видеть, но какого-то хуя она все еще висит. — Бля, может это свой андерграунд? Клуб любителей шавухи с картошечкой, — Федя гыгыкает. — Андершавуха, ага. Ваня со Славкой хуйнут микстейп, если трогательно распишешь. Федя, посмеиваясь, достает телефон, открывая тележку и записывая голосовое на минуты полторы про непризнанную шаурму с картохой. Ваня не говорит нихуя по типу, что в личке дохуя пусто в последнее время, а тут такие темы — Ваня сразу проникается, продолжая разгонять, пересылает Славке и шлет стикеры с пальцами вверх. — Одну чесночную и одну с картошкой, — Витя даже не дергается, когда чувствует пинок под жопу, отходит только, когда Федя карточку расплатиться тянет. Успевает поздороваться в Федькин телефон с Ваней и со Славой, который то ли рядом там, то ли на созвоне, принимает с достоинством лавры автора охуенной идеи, журит, что только он че-то охуенное и придумывает, на что закономерно принимает еще больше лавров. Шаурму получает как королевский скипетр, Федя подыгрывает, разыгрывая из себя счастливую королеву, только не в мобилку уже, лично. Доесть до подъезда не успели. Сидят сейчас на ночной свежести на лавке рядом с домом, касаясь коленками. Федя вдруг начинает ржать с набитым ртом, и даже после того как прожевал, не объясняется, доедает в один укус с ехидным еблищем. — Помнишь, ты жвачку покупать не хотел. — Ну, — Витя комкает бумажку с пакетиком вместе, забирает у Федьки такой же комок. — Я ее спиздил, — и тянется в задний карман, доставая мятный дирол. Витя смотрит на него с потерянным лицом. Через секунду только ухохатываться начинает, как лось. Подхватывает пакет, открывает подъездную дверь, чтобы только быстрее внутрь запихнуться и поцеловать наконец этого долбоеба невозможного. Целуются бегло, оба прерываются на тупые смешки, Федя первый начинает ругаться, что от Вити чесноком несет, Витя парирует, что он хотя бы не жрал шаурму с картошкой. Коньяк распивается под первые серии «Рика и Морти», головой на Витином животе и пальцами в Федькиных волосах.