Сжечь кровавые письма

— Лань Чжань! — обманчиво радостно воскликнул Вэй Ин, — Ты вернулся! Старейшина Илин очень надеялся, что его опухшие красные глаза можно списать на поздний час и выпивку. Ханьгуан-цзюн молча осмотрел мужчину, что стоял перед ним, отмечая про себя его неважный внешний вид и почти пустой сосуд вина. — Мгм, — как всегда кратко ответил Второй Нефрит и прошёл за ширму, снимая с плеча меч и гуцинь. — Ты выглядишь усталым, гэгэ, — лукаво начал Вэй Усянь, поднимаясь с кровати и приближаясь к супругу, — Хочешь, я помогу тебе раздеться? Проворные ладони ловко заскользили по белоснежным одеждам заклинателя, устремляясь к поясу. За время, что они вместе, Вэй Ин научился избавляться от традиционных одежд Гусу с закрытыми глазами. — А после мы вместе искупаемся, — томно зашептал юноша на ухо заклинателю. — Ты пьян, — строго выдал Лань Чжань, оборачиваясь. — Совсем немного, — шаловливо улыбнувшись, хмыкнул парень в ответ, — Без тебя так сложно уснуть, гэгэ! Мне было одиноко! Несколько мгновений Лань Ванцзи пристально разглядывал своего мужа, пока тот, со святой невинностью во взгляде, развязывал пояс белоснежных верхних одеяний. В конце концов, мужчина смягчился и вытянул веред руки, притягивая Вэй Ина в свои горячие объятия. — Прости, — спокойно выдохнул Ханьгуан-цзюн в макушку супруга, — Мы наткнулись на оборотня и это заняло больше времени, чем ожидалось. Вэй Усянь удовлетворённо засмеялся, опаляя шею возлюбленного горячим дыханием. Лань Чжань стал куда более разговорчивым в его присутствии, хотя с другими всё также предпочитал оставаться кратким и холодным. Подобное снисхождение, как никогда, грело душу Старейшины Илин. — Главное, что мой дорогой Ханьгуан-цзюн вернулся целым и невредимым, — ласково проворковал юноша, всё же стягивая с уставшего тела супруга верхнее ханьфу, — Позволь мне позаботиться о тебе. В их отношениях Лань Чжань всегда был тем, кто заботился больше. Он будил Вэй Ина каждое утро, помогал ему умыться и даже искупаться, носил на руках по цзинши, расчесывал парню волосы, и полностью одевал. Неприветливый на первый взгляд заклинатель был эталоном идеальной жены, что вкусно готовила, никогда не перечила и была страстной любовницей. Но оттого сердцу Вэй Усяня больнее вдвойне. Ощущение того, что он недостаточно хорошо выражает эмоции, испытываемые им по отношению к Лань Ванцзи, преследовало его на протяжении всего времени их супружеской жизни, а теперь, после всех этих писем, ещё прочнее укоренилось в сознании. Возможно, лицо Лань Чжаня подобно прекрасному застывшему мрамору, его голос всегда тих и спокоен, и он никогда не осудит и не обвинит, но это не значит, что мужчина вовсе не хочет ощущать больше любви по отношению к себе. Сегодня Вэй Ин хотел показать ему, насколько сильны его чувства. Он желал, чтобы Ханьгуан-цзюн почувствовал всю ту страстную любовь и трепетную нежность, что Старейшина Илин ощущает в груди каждый раз, когда смотрит на своего возлюбленного. Сегодня он отдастся этим чувствам целиком и полностью. А каждый последующий день будет стараться ещё больше. Янтарные глаза Лань Чжаня устало прикрылись, когда руки Вэй Ина коснулись его напряжённых плеч. Юноша ловко избавлял мужа от одежд, при этом успевая раздеваться самому. — Ты не должен… — с придыханием начал Второй Нефрит, но был остановлен тёплыми губами заклинателя. — Я хочу, — мягко ответил Старейшина Илин, избавляя желанного супруга от последних элементов одежды, — Разве я не могу поухаживать за своим милым гэгэ? Лань Ванцзи промолчал, продолжая с обожанием разглядывать покрасневшее и чуть припухшее от недавних слез, лицо Вэй Ина. Казалось, словно он видит перед собой божество, а не сошедшего со светлого пути заклинателя. В глазах Второго Нефрита плескались волны цунами и гудели ураганы любви. — Ты сияешь, Лань Чжань, — с лёгким смешком заметил заклинатель, трепетно касаясь руки мужа и ведя его в сторону купальни, — Выглядишь так, словно увидел что-то прекрасное. — Это так, — вновь кратко ответил Ханьгуан-цзюн, доверчиво следуя за юношей. — Может расскажешь, что же пленяет взгляд Второго Нефрита Ордена Гусу Лань, когда рядом с ним обожаемый муж? В чём причина твоего сбившегося дыхания? — выдохнул Старейшина Илин в самое ухо. — Яркие огни звёзд на ясном ночном небе, — служит ему честным ответом. Вэй Усянь рассеяно оглянулся на распахнутое окно, устремляя взор к небесам. Плотные тёмные тучи заволокли Облачные Глубины, и даже луна потеряла свой свет в эту ночь. — Но ведь сейчас их не видно, — нахмурившись, хрипит заклинатель. — Я всегда вижу их, — томно отвечает Лань Чжань, обхватывая лицо мужа своими тёплыми ладонями, — В твоих глазах, Вэй Ин. Весь мой мир плещется в них. Вэй Усяню понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять смысл этих слов. Его щеки в миг злились краской и запылали, а губы расплылись в глупой, влюблённой улыбке. Разве может Лань Чжань так поступать с его сердцем после всех тех писем, спрятанных под бамбуковой цинковкой? Как осмелился он так легкомысленно озвучивать подобное, зная, насколько сильно бьётся сердце Вэй Ина от каждого признания в любви? — Дурак, — едва совладав с собственным голосом, прохрипел Старейшина Илин. Его лицо всё ещё пылало от смущения, — Ты такой глупый, гэгэ! Просто полезай в бочку, и позволь сегодня мне осыпать тебя комплиментами! На лице Ханьгуан-цзюня редко можно было увидеть проявление внутренней чувственности — его бесстрастие и сдержанность всегда приводили в пример молодым адептам. Однако прямо сейчас уголки его губ изгибались в лёгкой нежной улыбке, а усталые глаза одаряли теплом и лаской. Вэй Ин мог поклясться, что каждый раз, когда Лань Чжань дарит ему свою улыбку земля уходит из-под ног, и в голове взрываются фейерверки, а сердце заходится в сладких муках, вырываясь из груди, словно дикая птица из осточертелой клетки. Ничего более прекрасного Старейшина Илин не видел за две свои жизни. — Хорошо, — глубокий голос супруга приводит юношу в чувства и, вновь зардевшись, он спешит помочь заклинателю опуститься в бочку с тёплой водой, принесенной слугами несколько минут назад. Казалось бы, между ними не должно было остаться смущения, ведь они не один день женаты, и не раз делили ложе. Лань Ванцзи, вопреки всем ожиданиям, был страстным и неистовым, как дикий зверь — о, какие только непристойности он вытворял с Вэй Усянем в постели! Любая опытная блудница позавидовала бы такому благоверному. Однако такие простые слова, вроде «люблю» или обычные комплименты всё ещё вызывали в них бурю эмоций, словно они оба были ещё глупыми юнцами. — Ты выпил лишь один кувшин вина, но твои руки дрожат, как у пьяницы, — с упреком заметил мужчина, когда Вэй Усянь неловко попытался распустить его волосы, — Ты в порядке? — Не переживай, гэгэ. — придав голосу уверенности, ответил заклинатель, — Мои руки дрожат от предвкушения. Лань Чжань вряд-ли поверил ему, однако смиренно прикрыл глаза и откинулся на бортик бочки. Его густые чёрные волосы, словно тонкие шёлка, расплылись по поверхности воды, а бледная фарфоровая кожа раскраснелась от жара. В таком виде Второй Нефрит выглядел ещё более прекрасным и доступным. Сделав несколько глубоких вдохов, дабы прийти в себя, Вэй Ин достал из коробочки мыльный корень и принялся осторожно намыливать голову супруга. Пальцы путались в смоляных волосах, массируя виски и напряжённый затылок, а сам заклинатель тихо напевал их мелодию, пока руки не опустились на плечи. Взгляд зацепился за длинные, толстые борозды по всей спине. Они наверняка болят от напряжения. И всё это только его — Вэй Усяня — вина. Эти раны уродуют тело любимого им Ханьгуан-цзюня из-за его беспечности и эгоистичной самоуверенности. — Вэй Ин, — позвал мужа Лань Ванцзи, почувствовав его заминку. Мужчина уже хотел было обернуться, но замер на месте. Тёплые, шершавые губы тёмного заклинателя касались каждого шрама. — Вэй Ин! — смутившись, прохрипел заклинатель. Его уши вмиг покраснели, а голос задрожал от возбуждения и нахлынувших чувств. Прежде Вэй Усянь уже касался этих шрамов, мягко очерчивая их тонкими изящными пальцами. Но никогда прежде он не целовал спину супруга — самую постыдную и ненавистную часть его тела. Кому понравится испорченная неровными бороздами кожа? — Гэгэ, — томно зашептал Вэй Ин, обнимая его за плечи и переходя мыльными руками на грудь, — Ты у меня самый красивый на свете. Самый сильный, самый добрый, нежный, страстный, лучший во всём. Для меня ты идеален Лань Чжань, помнишь? Никто не сможет заменить тебя. Люблю тебя, хочу тебя, всё, что угодно, тебя. Мой милый Ханьгуан-цзюн, бесстрашный воин, заклинатель моего сердца. Нет на свете такой любви, которая была бы больше, чем моя. Ты — жаркое солнце, осветляющее мои дни, и холодная луна, озаряющая мои ночи. Ты — огонь под моей кожей, и жар в моих лёгких. Видеть тебя каждый день подобно глотку свежего воздуха для задыхающегося. Сердце радуется при виде тебя. Рядом с тобой я вновь живу, и лишь с тобой хочу погибнуть, возлюбленный мой супруг. Ты — моё благословение. К концу хвалебной речи у Лань Ванцзи горели не только уши, но и всё лицо, и шея. Его руки вцепились в бортики бочки, а взгляд устремился прямо перед собой. — Гэгэ, я люблю тебя, — в завершение шепнул Вэй Усянь и прикусил мочку уха заклинателя. Все преграды и самоконтроль великого Ханьгуан-цзюня в миг обернулись прахом. Он резко поднялся, едва ли не опрокинул бочку и, расплескав часть воды, тут же потянул на себя супруга, увлекая в глубокий поцелуй. У Вэй Ина разом сбилось дыхание, а ноги предательски задрожали, подкашиваясь в коленях. Разгоряченное тело Лань Чжаня крепко прижималось к заклинателю, а чуть шершавые губы мягко, но требовательно, ласкали всё лицо и шею. Наконец, они оба рухнули обратно в бочку, что жалобно затрещала, но, на удивление, не сломалась. Старейшина Илин с трудом поспевал за лихорадочными движениями своего мужа, растворяясь в настойчивых ласках. — Постой! — кое-как придя в себя, выпалил Вэй Усянь, отстраняясь от Второго Нефрита, — Подожди, гэгэ! Ты весь в пене, давай сперва закончим омовение. На лице Лань Ванцзи не дрогнул ни один мускул, однако тёмный заклинатель без труда мог разглядеть недовольство любимого, смешанное с влечением и запалом. Ханьгуан-цзюню пришлось потратить немало усилий, чтобы не сорваться и не взять своего избранника в этот самый момент. Вэй Усянь ласково улыбнулся, целуя мужа в лоб и мягко разжимая ладони, что крепко держали его за талию. Дотянувшись до выпавшего из рук мыльного корня, заклинатель вновь принялся отмывать Ханьгуан-цзюня, скользя ладонями по напряжённому телу. Лань Чжань, казалось, даже не моргал. Он молча следил за каждым движением Старейшины Илин, и со всей силы сжимал края бочки от предвкушения. Ловкие пальцы мягко очерчивали каждый мускул на поджаром теле, даря небывалое успокоение и удовольствие, в то время как слух продолжала ласкать незатейливая мелодия, напеваемая Вэй Ином. Это чувство было хорошо знакомо Ханьгуан-цзюню. За прошедший год он успел эгоистично привыкнуть к нему и постыдно желать большего. Всё то, что он испытывал каждый раз, когда Вэй Усянь встречал его в цзинши, когда они виделись даже после нескольких часов разлуки, когда любимое тело податливо прогибалось под напористыми движениями, а родной голос не утихал ни на секунду; запах лотосов, смешанный с благовониями сандалового дерева, звенящий смех, похожий на тонкую трель колокольчика, а также игривый пристальный взгляд. Должно быть, это счастье. То, что Лань Ванцзи мог назвать своим домом. Не цзинши, не Облачные Глубины, не орден Гусу Лань, и даже не брат или дядя. И если кто-либо когда-нибудь спросил бы у Ханьгуан-цзюня, где его дом, он бы без малейших раздумий ответил: «Там, где Вэй Ин». — О чём задумался, гэгэ? — вновь ласково позвал тёмный заклинатель, выводя супруга из транса, — Ты сегодня весь вечер витаешь в облаках. И смеётся коротко и тихо, глядя прямо в глаза, радуя взгляд своей широкой улыбкой и тёплым взглядом голубых глаз. — Всё, о чём я могу думать — это Вэй Ин, — без малейшей заминки отвечает ему Второй Нефрит. — Подлиза, — хмыкнул Старейшина Илин и, наконец, отложил в сторону мыльный корень, — Опустись в воду, гэгэ. С головой погрузившись под поду, Лань Чжань мог видеть лишь расплывчатый силуэт возлюбленного, возвышающегося над ним и осторожно перебирающего его густые волосы, промывая их от пены. Вынырнув, он вновь наткнулся на улыбку Старейшины Илин. — Ты как ребёнок, — с явным смешком в голосе тихо выдал юноша, аккуратно убирая мокрые пряди, прилипшие к прекрасному лицу Лань Ванцзи. Мужчина не ответил, продолжая наблюдать за любовью своей жизни. Вэй Усянь неторопливо выбрался из бочки, накидывая на плечи мягкое полотенце, протягивая точно такое же супругу. Ещё несколько минут ушло на то, чтобы тщательно обтереть тела друг друга и высушить волосы от лишней влаги. — Хочешь, я расчешу их? — заботливо предложил Вэй Ин, — Твои волосы. Тут же пояснил заклинатель, наткнувшись на напряженное молчание Лань Ванцзи. Даже если у Старейшины Илин не было навыков ухаживания, и он из рук вон плохо справлялся с собственной лентой в волосах, Лань Чжань ни за что на свете не отказался бы от такого проявления заботы. Поэтому он мягко кивает на предложение мужа, и устраивается на подушку перед небольшим зеркалом, едва ли успев накинуть на голое тело лёгкое спальное ханьфу. Гребень в руках ощущался как никогда тяжёлым, а руки Вэй Ина подрагивали от неуверенности. Страх причинить боль и вызвать неприятные чувства у Второго Нефрита сковывал горло, заставляя вновь и вновь нервно сглатывать. — Скажи, если будет больно, — тихо попросил юноша и, получив привычное «мгм», принялся за дело. Прежде Вэй Усянь был так же нежен и осторожен лишь с одним человеком в своей жизни — его дражайшей и любимой шицзе Цзян Яньли. Он хорошо помнил, как на протяжении нескольких месяцев хвостиком носился за старшей сестрой в попытках вымолить прощение за разорванную помолвку. И хотя шицзе никогда не злилась на него, тогда ещё Первый Ученик Юньмэна был готов выполнить любой каприз девушки. В те времена он каждое утро и каждый вечер расчесывал её длинные шелковистые волосы. Эти воспоминания грели душу. У Лань Ванцзи волосы были совсем не такие, как у шицзе. Мягкие тёмные пряди легко проходили между зубчиками гребня, без проблем распрямляясь и каскадом спадая на плечи. Цзян Яньли всегда смеялась с неумелых попыток Вэй Ина сделать ей причёску и тихо шипела — в точности как Цзян Чэн — когда гребень путался в тяжёлых, спутанных после мытья, волосах. Ханьгуан-цзюн же не издавал ни звука, сидя с закрытии глазами и наслаждаясь прикосновениями любимого. Когда Вэй Усянь закончил, волосы Второго Молодого Господина уже практически высохли. Заклинатель усмехнулся, вдыхая аромат мыла и сандала, исходящий от мужа и потянулся к белой нефритовой шпильке, лежавшей на столике. Обычно Лань Чжань использовал её, когда учитель Цижэнь поручал ему какую-то письменную работу, вроде проверки отчётов с ночной охоты, или документов, с которыми приходится иметь дело в отсутствие Главы Ордена Лань. После купания Ханьгуан-цзюн легко собирал свои длинные пряди в небрежный пучок и закреплял его шпилькой. В такие моменты Вэй Ин был готов не смыкать глаз, лишь бы подольше смотреть на Второго Нефрита в столь «неприемлемом» облике. Видеть, как всегда и во всем идеальный Лань Ванцзи позволяет себе лёгкую небрежность в присутствии Старейшины Илин, несомненно, прекрасно. Вот и сейчас Вэй Ин кое-как заплёл Лань Чжаню достаточно приличный пучок, прежде чем отстранился и поднялся с пола, устремляясь к кровати. Конечно же Ханьгуан-цзюн последовал за ним тихой тенью. Расстелив белоснежное покрывало, Вэй Усянь тихо попросил супруга опуститься на ложе. Лань Ванцзи послушно исполнил просьбу тёмного заклинателя, подпуская юношу ближе к себе, и кольцом смыкая горячие ладони на чужой талии. Вэй Усянь никогда особо не задумывался, каким образом он мог подарить Лань Ванцзи наслаждение. Обычно их любовные утехи протекали однообразно, не меняя позы в течении часа*. Но сейчас нестерпимо хотелось сделать Ханьгуан-цзюню приятно, заставить его забыться от чувств и страсти, услышать хриплые стоны из обычно молчаливого рта. Потому не долго думая, Старейшина Илин охватил руками лицо супруга и приник к его губам в поцелуе, жадно сминая их.