darkside

Клик, щелк, как же заебало. Мэттью был прижат к стеллажу, так и не убрав собственную рвоту, и в подсобке смердело – здесь было целых два ходячих трупа. Закидывая руки назад и все пытаясь ухватиться за воздух, Беллами забывался, когда Доминик брал его за плечи, тянул и кусал в губы. Мокрый язык, вставший член, электризация воздуха происходила успешно. В животе вело, голова шла кругом. Мэттью вырвало бы снова, но он отчаянно держался, ответно кусая губы Ховарда. Сгорал от признания самому себе, что не устоял перед убийцей. Не смог сдержаться. И этот самый убийца щедро сдабривал его шею укусами. Наутро останется много засосов, будут царапины, особенно на плечах и груди; некоторые застынут шрамами – точно болезнь. Голоса в голове отключились, Беллами был здесь наедине. Он был кормом Доминика. Домиником же и питался. Он шипел, все выгибаясь, бесстыдно отвыкший от касаний живого человека. Ховард улавливал эту дрожь, но вел пальцами храбро, даже вполне знающе, будто они с Мэттью спали уже тысячи раз. Будто Мэттью всегда был частью его жизни. Интересно, откуда Беллами знал его фамилию и почему так запросто определил происхождение? – У тебя такие острые зубы, – говорил Доминик. – Они могут быть гораздо острее. Заставляло усмехнуться. Мэттью был вжат сильнее, с него упала форменная футболка, джинсы прилично жали – пока прилично. – Еще в первый раз подумал о тебе, – признался Ховард, прерываясь, чтобы расстегнуть свои брюки. – Не просто как о консультанте. – О, – протянул Беллами, когда ощутил грубые пальцы на своем члене. – Спорим, я думаю о тебе еще дольше? Обоим понравилась шутка. Жаль, что один из них не знал всей обжигающей правды. Не видел себя, всего красного, застывшего в камере наблюдения. Застывшего в пьянстве и наркотиках. Мэттью развернули, ударяя лицом об стеллаж. Он поморщился, но нашел, что ему понравилось. Боль отдала в пах и прокралась к ногам, ощущения напомнили бег по ледяной воде, и все закололо. Беллами чувствовала, как в его бедра упирался твердый член. У него почти потекли слюнки. Он почти сдох. Шея вновь и вновь раскалялась в зубах. Укусить здесь, ошпарить там, прижечь. Хотелось, чтобы после этого экспромта в подсобке у них остались долгие часы воспоминаний друг о друге. Они ведь больше никогда не встретятся. Член Мэттью сжали, спали джинсы. И все вокруг слишком билось, сгорая в ритме пульса. Струилось и играло, так феерично. Так издевательски. И не хватало только шепота. Ведь за контактом ожидался экстаз. – Будешь сверху? – спросил Доминик, пройдясь зубами по уху Беллами. Тот простонал и выгнулся сильнее, когда язык Ховарда коснулся кожи прямо за мочкой. Слюна спустилась к шее, туда же и далее на позвонки упали губы. Было так сладко. Мэттью словно раскусывал марципановое драже. Так горько. Так вязко. Так хочется, пускай и приторно. Так может все-таки убить его? Вмиг закипела злость, вернулась месть, ложась поверх возбуждения. Беллами озверел, повернувшись довольно резко, призванный доминировать. Призванный быть при власти. Хотя бы сегодня. Хотя бы в чем-то. Хотя бы на пять минут своей уебищной жизни. Он дернулся назад, хватая Доминика за шею, и сжал ее что было сил. Заглянув в его ошарашенные глаза, Мэттью, на свою беду, нашел в зрачках не чувство, но наслаждение. Словно все это было прописано по сценарию. Словно Ховард знал и даже ждал причинной грубости, за этим и обратившись к Беллами. Может, это не контекстная реклама помогла? А? На свою беду, кроме колыхания за зрачками Доминика, Мэттью обнаружил и собственный экстаз. Экстаз, который был получен. Экстаз, который можно получить. Здесь они все еще были одни. Без голосов, без шуток, на удивление и без гребаных мыслей. Все враз отключилось, стоило Беллами заглянуть в эти обезумевшие глаза, желавшие даже не столько его, сколько боли. Желавшие понять каждое мерзкое ощущение, названное чувством. Обязанные подчиняться. Молившие о том, чтобы подчинили. Темнота, сырость, рвота. Романтика, блять, откровенная. Так ты себе представлял свой первый сознательный раз? Ты ж моя радость. Ты ж моя ебаная неженка. Быть сверху? Что ж, Мэттью мог себе это позволить. И он мог сильнее стиснуть волосы Ховарда, чтобы нагнуть его над своим же собственным рабочим столом. Чтобы свободной рукой сдавить его шею, бороздя скулы ногтями. Чтобы на секунду отвлечься, сплюнуть на свой член и войти в Доминика. Ни хуя себе – Беллами был сверху! Ховард вскрикнул, но быстро подавил стон до приемлемого звука. Мэтт грубо шикнул на него, перемещая ладонь обратно к шее, чтобы после закрыть поганый рот. Руки преступника были рядом с невинными компьютерами, среди которых пылился здоровенький и самого Доминика. Кто бы мог подумать, что этим все кончится. Кто бы, сука, мог представить хоть на секунду, что этот дохляк, дрочивший на электрических девушек и убийцу его маниакальной одержимости, будет ебать последнего, перестав думать о первых. Его глаза закатывались, вновь хотелось вывернуть себя наружу, сплевывая под ноги, но Беллами держался. На дрожащих ногах, вколачиваясь в Ховарда, не замечая ни его стонов, ни скрипа рабочего стола, Мэтт обезумел и окончательно слетел с катушек. Вау. Ему так нравилось быть главным, пускай он и знал, что это не продлится долго. Ему так нравилось получать удовольствие. Наконец-то. Вырвать клок волос, удушить сильнее, рассмеяться. Увидеть себя в одном из мониторов, заметить после Доминика, прикусить губу до крови. Сдержаться, чтобы не заржать как чокнутый. Поймать себя на мысли, что трахаться в подсобке – вещь уникальная, будоражащая. Нужно будет повторить. Желательно вот с этим пиздецово стонущим телом, которое пульсировало в руках Мэтта и явно получало не меньший экстаз. О-жи-дал-ся ко-нец. – Ты ведешь себя как шлюха, – высказал Беллами, припав к уху Ховарда. – Сейчас я и есть твоя шлюха. Доминик сильнее вцепился в столешницу. Здесь наверняка останутся царапины и следы их животного секса, но Мэтт что-нибудь придумает, уж изъяснится перед начальством. Как хорошо, что камеры не работали. Нигде. – Моя гребаная шлюха, – оторвал от себя Беллами, выругавшись на немецком. – Нихть ферштейн, ебаный фриц, – кинул ему Доминик, прерываясь на стон. – Нихть ферштейн это хорошо, – продолжал тот, не останавливаясь ни на секунду. Он лишь сильнее сжимал волосы Ховарда и тянул на себя. Совсем скоро Доминик потеряет возможность держаться за стол. – Тогда ты и не поймешь, если я скажу тебе маленький секрет. – По-английски, блять! – Я буду говорить по-немецки, – Мэтт перешел на родной язык ради одной фразы. Далее продолжать он не собирался. Ведь было так уморительно говорить очевидные вещи, которые становились неясными лишь от смены тембра и набора букв. – И я расскажу тебе, что хотел бы расчленить тебя так же медленно и грубо, как ты спустил пулю маленькой девочке в лоб. Беллами почти задохнулся, но не смог сказать себе «стоп». – Ебал ли ты ее труп так же, как своему ненаглядному Токио говорил, что ебал остальных? – Мэтт злорадствовал, сальными волосами щекоча Доминику шею. – Нравится представлять себя моим начальником? Ругаться на своем? – Еще как. Нравится делать с тобой эти вещи. – Такие вещи? – Все, что ты глотаешь от меня. Беллами на мгновение испугался, потерявшись между языками. Он посчитал, что стоило сильнее ухватить контроль. – Грязные разговоры, – усмехнулся он, нащупав верное направление. – Укуси меня. – В шею? – Куда хочешь. Сделай мне больно. Мэттью потерял бы сознание, если бы одержимость не поработила его окончательно. Он вцепился в грудь Ховарда обеими руками, прижимая его к себе, и как мог сильно въелся в его шею. Пострадали плечи. Ногти царапали грудь, заходя к ребрам. Доминик стонал, но ему нравилось. Нравилось, что Беллами прокусывал кожу до крови. Вот бы насквозь. – Еще. Мэттью находился на грани. Он вошел в Ховарда по яйца и замер так, сжимая тело, чтобы не вырывалось. Доминик брыкнулся, но резко стих, стоило Беллами добавить зубов. Эта боль усмиряла. Усмиряла и подчиняла. Еще пара секунд – и все. Ноги Мэтта заледенели, пальцы сковало, зубы стали дрожать. Он был близко. Больше пяти минут – вау, его личный рекорд! Он спихнул Ховарда обратно к столу, нагнул, ударил по спине, схватился за плечи. Резко прибавив скорость, Мэттью перешел на механический темп, толчки становились болезненными для обеих сторон, но так у Беллами лишь сильнее закатывались глаза. Он стал различать крики Доминика, но было наплевать. Ногти резали плечи, Ховард пытался схватиться за руки Мэтта, но попытки провалились. Одно неловкое движение – Доминик получил пощечину. Еще. Еще. Еще! Все закончилось неожиданно – Беллами не сдержался, застыв между испытанными чувствами и оргазмом. Не успев выйти из Ховарда, он замер, не понимая, что произошло. Но Доминик этого не разрешал. – Сука, ебнутый? – выкрикнул тот, поворачиваясь к Мэтту. Да, ебнутый, а тебе ли не насрать, чертова блядь? Еще держа планку, Беллами схватил Ховарда за шею и прошипел прямо на губы: – Слушай, блять, меня, – сорвалось изнутри. – Это ты меня слушай, – и Доминик перехватил контроль, придушив Мэтта сильнее, чем то смогли провернуть. Удар по щеке вернулся к Беллами с двойной отдачей: Ховард набрался сил и приложил твердую ладонь так сильно, что Мэттью точно отлетел бы, если бы не рука на шее. Его спихнули, еще удерживая на поводке, где ошейником выступало переплетение пальцев. Беллами подчинялся. Не мог иначе. По лицу шлепнули сильнее, насильственные пальцы сказали открыть рот. Будь умничкой, сучка. Танцуй, танцуй, наглая шлюха. Хорошо пляшешь, мне нравится. Член Доминика скользнул сразу до горла, у Мэтта не было времени сообразить, отказаться, избавиться от першения. О, болеть будет долго. Интересная игра: флип-фак, кажется, так это назвали бы на порно-сайте? Сначала ебешь ты, потом ебут твою глотку. Совсем скоро сперма потечет вниз, застоявшись в ротовой полости, смазав язык и стенки. Совсем скоро будет получен долгожданный экстаз, после которого захочется сплюнуть, потребуются долгие часы, чтобы избавиться от привкуса члена во рту. Ховард залил половину в Мэтта, остатки плеснул на лицо, склеились ресницы; будет очень неприятно, если попадет в глаза. Беллами не успел смахнуть сперму с щеки и губ, когда насильно пришлось проглотить из того, что накапало внутрь, что не отобрали. Доминик захотел поцеловаться прямо так. Разделить на двоих. – Кто теперь шлюха? – Я, – послушно ответил Мэттью, падая на пол. – Мы с тобой. Оба. – Вот видишь. Хорошо быть мной? – Не представляешь. Это подарило улыбку. Ведь Беллами только и делал, что примерял на себя образ Доминика: от пользования компьютером до попытки мастурбировать на труп. Получалось с отличительным успехом. Ну надо же, блять. – Я позвоню? – спросил Ховард, уже застегивая брюки. Мэтт так до конца и не видел. – Позвони, если осмелишься. – Мне казалось, ты не был таким дерзким. – Ты знаешь меня пять минут. – Чувство, будто ты знаешь меня уже очень давно. О, Доминик. Если бы ты только представил хоть на жалкую секунду своего существования, какая высокая вероятность подкрепляла этот факт. Сто процентов из ста. Прямое попадание и даже без погрешностей. – Позвони, – кивнул Мэтт повторно, полностью избавляясь от спермы на лице, вытираясь футболкой. – Твой компьютер второй справа. – Большое спасибо, мастер. – Обращайтесь. И он думал буквально секунду, когда не удержался, чтобы сказать: – Можете звонить или нет. Я все равно вас найду. Это понравилось Доминику, хоть он и не мог знать о полноте подтекста. Ожидалось понимание. Он схватил компьютер и попрощался по-английски, удаляясь прочь от План-Зэд. Так и не поднявшись, Мэттью слышал, как дернулась дверь. Рабочий день кончился больше часа назад, но разве могло быть что-то слаще, чем эта едкая сперма, разъедающая глотку? О, Беллами слишком долго мечтал об этом, чтобы отказываться. Встав на ноги, цепляясь за те места, где еще минут пять назад страдали ногти Доминика, Беллами взбодрился, дав себе пощечину. Отрезвило, хоть и не до конца. Ничего. На вечер будет веселое развлечение, которое полноценно вернет в игру. Ведь Мэттью вел, пока Ховард отставал на десятки и сотни гигабайтов информации. Из План-Зэд Беллами вышел свежим и готовым к шоу. Его настроение задралось выше установленного – таким жутко довольным он не был уже очень давно. Дома ждали Ксенон и Алекса, успевшие переругаться тысячу раз. Но Мэтт, уходя на работу, дал им четкое указание: сегодня он вернется с целью атаковать объект. И до нападения оставались считанные часы. Нендерштрассе была холодна и почти невинна, когда Беллами кинул взгляд к дому напротив. Улыбнувшись до безобразия желчно, даже отвратительно, он еще раз посмотрел на готовую Ксенон и подмигнул ей. Там, за шторами, еще спокойно дышал Ховард, существуя в привычном ритме. Ну, подумаешь, выебал первого встречного и выебал – с кем не бывает. Это все мелочи жизни, такие вот крошечные пунктики, способные увеличить настроение. И ведь Доминик даже не думал о Токио. Не думал, но включал компьютер, надеясь, что все пришло в норму. А Токио пусть сам пишет. Пусть сам приходит, если понадобится. Завтра Доминик выполнит новый заказ, заработает денег, в который раз побеспокоится о дрянном Токио, вспомнит помаду на его губах и вульгарно короткие шорты. Завтра, думал Ховард, все будет блестяще, будет замечательно, ведь ничего не помешает подрочить на консультанта из План-Зэд по утру. Но это были лишь мечты и догадки. Стоило Доминику ввести пароль и получить полный доступ, как все рухнуло. И в окне напротив бездушно засмеялись, сообщая Ксенон, что план приходил в действие. Вместо крови встал лед – даже при таких ничтожно малых температурах все внутри могло закипеть. Доминик шумно сглотнул, сгорая, машинально хватаясь за край стола. Как-то автоматически он подпрыгнул, осмотрелся по сторонам, проверил, все ли сохранилось на своих местах. Во рту пересохло. Здесь не было даже Токио, кто мог подшутить? Все те файлы, что считались удаленными, магическим образом выпрыгнули прямо Ховарду в лицо. Так же фантастически и горячо, как сперма Доминика ложилась на щеки и глаза Мэтта еще пару часов назад. Но все это было лишь началом большой гонки за сумасшествием. В окне напротив дернулись шторы, за ними злорадно усмехнулись. Пора было подключиться, стать если не врагом, то создателем безумия. Внедрить механический импульс. Добавить контакт. Обратить вспять экстаз. – Давай, – получила на колонки Ксенон. Голосу Мэтта стоило подчиняться. Доминик едва не свалился со стула, хватка по столешнице стала преступно грубой. Он думал, что в своей жалкой жизни видел все, но это стало открытием. Технологии – хуй с ними. Ховард никогда не знал, что мог настолько естественно испытывать самый настоящий животный страх, написанный кровью, узнаваемый сердцем. Курсор задребезжал, по экрану заплясали. Доминик не прикасался к мышке и даже не думал этого делать. Его бестолковый взгляд приковался к монитору, в ребрах свистело. Жуткая боязнь неизвестного сплелась и заржавела в плотном каркасе эмоций, будто вогнутая в перекрытие, проводящее шум. Это был крик. Крик, рвущийся из груди. Сторонний доступ открыл заметки. Черное и неродное окно вылетело на две трети экрана и заслонило собой все живое, что еще оставалось в воздухе вокруг Ховарда. Курсор хотел, чтобы на него обратили внимание. Доминик сглотнул. Мэттью, усердно держась, чтобы не сдохнуть от экстаза и не разорваться от чокнутых эмоций, наблюдал за всем через стекла, отдавая команды Ксенон. – Я хочу сделать это сам, – шепнул он, сглатывая. Он так и не прополоскал рот хорошенько. – Тогда говори, – подчинилась та. – Я записываю. На экран полезли буквы. По столу царапали ногти, томился зарожденный крик. Секунда в секунду, стоило Мэтту произнести желанные слова, сообщение отобразилось в окне, выглядывая на Ховарда. Ему хватило одного мгновения, чтобы провалиться сквозь землю. мне нравится наблюдать за тобой|