Si vis pacem, para bellum или новые приключения Гаррика

Repetitio est mater studiorum (пер. с латыни) - Повторение - мать учения.       Утро красит нежным светом стены древнего… Нет, это немного не то.       Солнце светит прямо в око… А вот это уже в тему, но не совсем литературно.       Сквозь стрельчатые высокие окна пробился солнечный луч и остановился на моих глазах. Он меня и разбудил. Открытые глаза первым делом заметили такой себе не маленький шатёр из одеяла в районе паха. Ну, здравствуйте, подростковые гормоны.       Открывающиеся двери меня отвлекли и заставили поспешно повернуться на бок. А ведь самочувствие уже почти нормальное и практически ничего не болит, ощущается только зуд в рёбрах и левом плече. — С добрым утром Гарри, — в палату вошла улыбающаяся мадам Помфри, несущая поднос с завтраком и несколькими бутылочками зелий. Поставив поднос на прикроватную тумбочку, она проверила меня диагностическими чарами и удовлетворённо себе кивнула. — Доброе утро, мадам Помфри. — Я принесла тебе покушать и зелья. Вот эти два до еды, а это в зелёной бутылочке — после. Запомнишь? А я сейчас принесу фрукты и сладости, их там целую гору принесли твои друзья. — Долго я ещё тут буду? — Послезавтра уже выпущу, чемпион, а друзей завтра увидишь, пущу их, не переживай. — А туалет? — Вставать тебе можно, но только по потребностям. Ты понял, Гарри? А так, лежать и только лежать. — Хорошо, мадам Помфри. — Туалет с душем ты знаешь где, но душ я тебе до завтра запрещаю, мази смоешь, выздоравливай, а я зайду позже, — с этими словами мадам Помфри вышла из палаты, оставив меня наедине с собой. Организм требовал скинуть жидкость и я, воспользовавшись подсказкой школьного целителя, пошёл искать искомое. Туалетная комната была оформлена в лучших стилях больничного дизайна — две кабинки с унитазами, две душевых и два умывальника на одной тумбе с большим прямоугольным зеркалом. Всё это минималистическое великолепие было покрыто плиткой — темно-коричневая плитка на полу и светло-голубая на всех остальных поверхностях, включая потолок. Когда я вернулся в палату на моей прикроватной тумбе помимо завтрака, оставленного целительницей (овсянка с молоком, две булочки, джем и чай), высилась настоящая гора фруктов и сладостей. Каша была тёплой, чай горячим.       Время тянулось резиной. Поспал, сходил снова в туалет, вернулся. Самочувствие было нормальным, зуд в рёбрах и плече к обеду прошёл, и на местах моих «геройских» ран остались только бледные нитки шрамов. В туалетном зеркале даже мой, знаменитый на всю магическую Британию шрам, уменьшился, побледнел и напоминал скорее бледную надпись, чем след от темномагического проклятья. А вот это странно. Насколько я помню, шрам у канонного Гаррика был перманентно воспалённым. Ха. Не означает ли это, что крестраж-то тю-тю, и тогда второй мальчуган с вокзала однозначно указывает на Тома. А почему мальчуган? Может потому, что тот огрызок души, оставшийся у Волдеморды, при вселении в годовалого Гарри так своеобразно идентифицировался, подстраиваясь к носителю? Возможно, возможно. Стройная гипотеза образовалась. А как проверить? Либо просить Дамблдора, чего делать интуитивно почему-то не хочется, либо ждать навеянных снов. Что там было первым — Артур? А может было, что-то пораньше? Чёрт, не помню. Хотя сны могут навеваться наверняка и через кровь. А моя теперь есть и у Воландеморта. Мы с тобой одной крови, хе-хе. Так что самостоятельно я проверить сей факт, скорее всего, не смогу. Н-да, вернулись, где находились. Но вот главный мой умственный орган всеми своими полушариями шепчет, что крестража во мне нет, чему я склонен поверить. Кому, если не ей. Едем, дальше. Кровь. Раньше братались через кровь. А тогда, возможно, причинивший вред кровным родственникам…       Дальнейшие мои размышления были прерваны открывшейся дверью и бородатым посетителем. Пришел Великий Светлый Волшебник. — Здравствуй, Гарри, — лиловая в звёздах мантия, колокольчики в бороде, и знаменитые очки-половинки на носу чётко обозначили говорившего. Мда, а вид у Дамблдора немного уставший. — Добрый день, директор. — Ты пропустил утреннее закрытие Турнира, и для начала я поздравляю тебя с победой на Турнире. Общим решением ты утверждён его победителем. Награждение было сегодня с утра, потому, что Дурмстранг и Шармбатон в полдень уже покинули Хогвартс. — Директор, Седрик нашёлся? — Нет, Седрика пока не нашли. Вчера авроры аппарировали на Литтл-Хэнглтон, но к тому времени обнаружили там только следы проведения темномагического ритуала и несколько кровавых пятен. Литтл-Хэнглтон это то место, куда тебя с Седриком затянул кубок. Но поиски продолжаются, Седрик жив. Вчера министр Фадж дал разрешение на проведение ритуала подобия. Так вот кровь отца указала на это однозначно. Использование такой магии меня очень огорчает, Гарри, вкусивший кровь однажды может пролить её реки множественно. Но скорбящего отца понять можно. Понять, но не принять Гарри. Запомни, мальчик мой, тёмная магия — злая магия, добра от неё нет. — Спасибо, директор. Я очень рад, что Седрик жив. Но почему его ещё не нашли? И почему только один чемпион, ведь кубок мы схватили вместе? — Финишная черта, Гарри. Победивший чемпион должен перенестись к финишу. А туда тебя кубок доставил одного. Да и на момент заседания мы не знали, жив ли Седрик. Ритуал проводили позже. А то, что Седрик ещё не найден, говорит только о том, что его прячут под заклятиями. И вывод только один — Седрик захвачен, Гарри. И потому я тебя попрошу ещё раз, подробно, учитывая даже самую малость, вспомнить и рассказать мне, что происходило на том кладбище. Ничего нового не вспоминалось, я и так максимально детально и правдиво вчера рассказывал. Вероятно, Дамблдор хотел от меня услышать, моё утверждение о том, что Хвост возродил именно Реддла, и наверняка при этом он считывал мои поверхностные мысли.       Дамблдор уточнял, Дамблдор просил вспомнить лучше, Дамблдор подвергал мои выводы сомнениям, но надо заметить, что не настаивал и не утверждал. Не случилось, я, как и раньше, описывал всё вчерашнее действо обоснованно и без излишнего юношеского максимализма. Может быть своими суждениями я немного и отклонился от изначального психопортрета героя всея Британии, но надеюсь, что моя вторая Авада списала эти некоторые изменения. А мысли, мысли, когда человек рассказывает о произошедшем событии, только о случившемся и думают. Сложно думать о чём-то постороннем, когда рассказываешь свои воспоминания. Так что как бы ни хотелось Дамблдору использовать авторитет малолетнего убивателя Сами-знаете-кого, такую возможность, надеюсь, я ему не дал. Дамблдор ушёл напоследок оставив на моей тумбочке небольшой зеленый кожаный мешочек с моим выигрышем. На мешочке было клеймо банка гоблинов с золотого цвета цифрами — 1000, а в нём, под расширяющими чарами тысяча галеонов. Приходила мадам Помфри, напоила меня ещё тройкой зелий. Размышлять о чем-либо было лениво, и я снова уснул.       А после ужина мадам Помфри, как и обещала, впустила ко мне Рона и Гермиону. Увидев вошедших, мои губы сами собой растянулись в улыбке, и я совершенно отчётливо ощутил целую гамму чувств: радость встречи, нетерпение узнать, как они провели время, жажду рассказать о своём приключении, и досаду, что я так долго не видел друзей. А осознав свои чувства, до меня наконец-то дошло, что я практически полностью стал тем почти пятнадцатилетним пацаном, который ушёл с Боудиккой. От Виктора остались память, знания и опыт, а чувства и всякие разные глубинные рефлексы преобладали от Гарри. Я стал эдаким Гарри Поттером версии 2.0, со слотами дополнительной памяти и умений и функцией прагматичности и логики.       С ребятами мы проболтали два часа, пока их не выгнала мадам Помфри. Говорили о разном, наперебой. В который раз я рассказывал, что случилось на кладбище. Ребята рассказали о том, что прийти хотели многие, просто их целитель не пустила. И Сириус очень переживал и обязательно ждёт от меня Буклю с весточкой, и что весь Гриффиндор очень горд моей победе, а Барсуки очень переживают за Седрика, и ещё сильнее сплотились. Услышал и то, что мелкий Малфой пытался против меня выступать, обвиняя в трусости, но его заткнул декан Слизерина (!), что сегодня уплыли и улетели ученики Дурмстранга и Шармбатона, а Хагрид, махая экипажу последнего своим скатертеобразным платочком, плакал и бормотал, что обязательно поедет во Францию. Но самой шокирующей и интригующей была новость о том, что преподавателя ЗОТИ — Грюма сегодня нашли в его апартаментах мёртвым и, по словам «очевидцев» без своего волшебного глаза. Вспомнили о проклятой должности, поспорили. Рон утверждал, что проклятье есть, мы с Гермионой обосновывали, что нет. В результате каждый остался при своём мнении.       Находиться в компании Рона и Гермионы было легко и комфортно. Даже молчать вместе было уютно.       Следующий день опять длился целую вечность и только вечером снова пришли ребята, но долго не сидели. Хог бурлил и лихорадил — пришла адская неделя экзаменов. А как сварливо бормотал Рон, вспомнив, что чемпионы освобождены от экзаменов, песня. Мы с Гермионой смеялись над ним до слёз, настолько забавно он выглядел. Он не обижался.       Выписала из больничного крыла меня мадам Помфри в полдень четвёртого дня, дав с собой рецепт для покупки новых очков. Мои-то очки тю-тю, остались где-то там на кладбище. И даже авроры их не нашли, а быть может и не искали. Это так к слову.