Отражения Зоны: сквозь время и пространство.

Вероятно, во всем снова виноват он сам. “Снова ничего не вышло, да? Друзья погибли и опять по твоей вине.” — притворно посочувствовала то ли Зона, то ли в конец одичавший под саркофагом четвертого реактора погибший инженер Сорокин, то ли они вместе, предвкушавшие скорую победу. Паша изо всех сил попытался сосредоточиться на воспоминаниях о вечеринке: об абсолютно бухом Лехе — в идиотских очках и похотью в окосевших глазах — о разомлевшем от женского внимания Гоше, разбитой родительской вазе, что стояла в углу комнаты и неработающем интернете, из-за которого все и случилось… Он старался прочувствовать вкус пива, запах духов девушек вокруг, услышать музыку, что грохотала тем вечером. Нужно было изо всех сил захотеть вернуться туда, где мама и папа уехали отдыхать, в дверь звонила сердитая Настюха, где все было так просто и правильно. Счетчик на машине Сорокина отсчитывал последние секунды. Вершинин видел его довольное лицо, растянувшую губы злую улыбку. Погибший во время аварии инженер силой Зоны поднял его над землей и держал точно напротив себя, упиваясь своим могуществом. Паша не мог пошевелиться, вздохнуть, не мог ничего изменить, только правильно вспомнить, изо всех сил захотеть, знать, где нужно оказаться. Нужно было исправить все, что они натворили, нечаянно и по-глупости, неосторожно играя во взрослую жизнь. За его спиной, под обломками станции, лежали тела друзей. Ребят, что оказались вовлечены в чужую битву, безжалостно и очень жестоко. От их необдуманных действий столько людей пострадало, столько погибло. Шутки со временем никогда не заканчивались хорошо… “Может объяснишь, что в тебе такого особенного?.” — раздался в его голове вкрадчивый голос. Паша вновь ощутил, как его пронизывает внимательный взгляд самого лютого друга, самого верного врага. Он представил себе, как Сергей чуть щурится, пытаясь разглядеть больше, чем ему готовы показать, как в уголках глаз собираются морщинки, стоит призраку улыбки тронуть губы. Когда-то давно Вершинин удивительно легко создал фантом Костенко: ему стоило только мимолетно подумать о генерале — о том, как бы все сложилось, будь он рядом, не уйди в лес — как фантом уже появился на другой стороне дороги. Вот так просто. В памяти всплыла ярким пятном чужая квартира. Улица Сорока Лет Октября, дом 12, квартира 47. Этот адрес огнем горит перед глазами, он навсегда, кажется, выбит прямо на черепной коробке. Мягкий желтый свет, старенькая обшарпанная тахта, плакат Высоцкого на стене, запах хлеба. Паша вдруг подумал, как здорово было бы вернуться туда, даже если насовсем. Спрятаться от всех последствий, забыть о 2013 годе, остаться там, пусть и всего на несколько спокойных часов. Рядом с Костенко, вопреки всему случившемуся, Павел чувствовал себя в безопасности. Когда обстреливал АЭС в 86-м, когда их расстреливала охрана Киняева на стоянке ТЦ, когда они брели по заброшенному городу, дергаясь в разные стороны от любого звука. Бандит или герой, Сергей всегда становился для Вершинина надежной опорой. “Да, Паша, в себе я уверен.” — звучит в его голове невозмутимое, и Вершинин вспоминает ту ночь перед вылетом в Припять. Они должны были спасти друзей, прижать Киняева, предотвратить угрозу государству. Костенко собирал рюкзак, проверяя по несколько раз все карманы. Бронежилет немного натирал ему шею, из-за чего мужчина то и дело поправлял его, проводя ладонью по зудящей коже. Сергей напоминал Паше пуму: не самый большой хищник, но свирепый и очень сильный. Горный лев. Видит и слышит больше, чем другие, реагирует быстрее, бросается в бой без страха и сомнений. Вершинин сказал тогда что-то бессмысленное, вроде: “Будь осторожен” или “Не лезь на рожон.”. Костенко даже собираться перестал, повернулся к нему всем телом и глянул — по-своему, как умел только он — исподлобья, слегка наклонив голову к плечу. В этом человеке не было страха, не было сожалений. Он готовился выполнить свою работу — спасти детей и раздавить, наконец, своего врага — или сдохнуть там же, до последнего сражаясь за свою цель. Ему нечего было терять. Паше очень хотелось это изменить. Дать генералу что-то, что, если не заставит его вовремя отступить, то хотя бы оттащит от самого края. На секунду промелькнула мысль, что очень кстати Лехи не было рядом — понять он может бы и понял, со временем, но скандал закатил бы от души. Не со злости, а просто от усталости. Горелов слишком долго держал себя в руках, чуть тронешь - и он сорвется. Тот поцелуй вышел скомканным, резким. Сергей схватил его за плечо и сильно сжал, не отталкивая правда, удерживая на месте. Но посмотрел тогда очень серьезно, как на новое сложное дело, непонятное явление. Паша успел за ту долгую секунду, что Костенко молчал, порадоваться, испугаться, приготовиться к быстрой и мучительной смерти, пожелать еще… но ни на секунду он не пожалел. Смесь всех этих эмоций видимо отразилась на его лице. Генерал отпустил его плечо, оставляя после хватки гудящее ощущение, но на одно мгновение его мозолистые пальцы мазнули по задней стороне шеи юноши. — Вернемся и поговорим, — обещал Сергей, отступая на один шаг назад. — Запомни эту мысль. Паша запомнил, а потом пропал на шесть долгих лет. Пропал и все испортил, потому что ночью на набережной из машины вылез генерал-майор ФСБ: вылез, положив руку на пистолет в кобуре, глядел с опаской и тревогой, готовый в любой момент выстрелить на поражение. Между Вершининым и друзьями тяжелой тучей висели эти шесть лет. Между Вершининым и Костенко — шесть лет и очень важный разговор. “Думаешь, было в твоей жизни что-то, что ты хотел бы вернуть также сильно?” — Сорокин, оказывается, все это время что-то ещё говорил, ликовал, радуясь своей победе. А Паша пытался вспомнить, как блестело солнце в глазах Костенко, когда они стояли на крыше посольства в Америке. У самого зрачка было яркое золотое пятнышко, которое на свету начинало гореть огнем. Уже в России, когда они ехали в машине Сергея, Паша не мог перестать смотреть в зеркало заднего вида, зачарованный этим светом. Красные цифры на табло исчезли, теперь там горели исключительно ноли. Павел почувствовал, как остатки станции вокруг него задрожали, обломки посыпались на землю. Хватка Сорокина стала еще сильнее, он довольно засмеялся, но этот звук тут же исчез в гудении реакторов. Вершинин закрыл глаза и крепко зажмурился. Он старался кричать в своей голове так громко, как только мог — заглушить чужой разум, чужое желание. Дать миру еще один шанс. Дать им всем еще одну возможность не проебаться. Паша открыл глаза за секунду до того, как вспышка яркого света затопила его сознание. В самом дальнем углу, не обращая внимание на падающие обломки, стоял человек и неотрывно смотрел на него, чуть прищурив глаза. Губы Вершинина сами собой растянулись в улыбке. — Было. >> — Паша! — голос Лехи ворвался в сознание, мгновенно оглушая его. — О, живой! Вершинин снова пытался привыкнуть к тому, что у него есть тело. Он медленно выбирался из абсолютной пустоты, в которой плутал долгие… дни? часы? годы? Под спиной было что-то твердое, что неприятно впилось под лопатку. Чужие пальцы щупали его затылок, надавливали на вскочившую от удара шишку. Леша потянул его за плечи, помогая сесть. — Что с тобой? У тебя кровь на башке, — Горелов похлопал друга по щеке, приводя в чувства. — Тебя били? — Меня? — Паша долгую секунду соображал, стараясь выстроить воспоминания в одну четкую линию — что довольно сложно, когда ты прыгаешь во времени как жаба по болоту в дождь. — Нет… Леша еще раз развернул его голову, чтобы осмотреть затылок, а Паша вдруг четко понял — вот его друг. Вот этот, немного мудак, чуть-чуть психопат, самую малость озабоченный извращенец, но главное — настоящий друг. Леха отсюда, из заброшенной Припяти, и Горелов из современного СССР — зеркальные отражения друг друга: выглядят одинаково, думают похоже, разговаривают о тех же вещах, но как же сильно они отличаются. Вершинин и не замечал этого, пока снова не увидел своего Леху, правильного. — Ну что, надо убираться отсюда? — Леха не скрывал предвкушение в голосе, уж очень ему хотелось свалить подальше, поскорее. Желательно сию секунду. — Иди первый, — Аня многозначительно посмотрела на дверной проем. — Мы за тобой. Паша подтащил к себе обшарпанный кроссовок, что слетел во время выброса. Как давно он их не видел… А вот, держит в руках, словно и не выбрасывал за ненадобностью никогда. Привычным движением затянув шнурки, парень поднялся на ноги, перебарывая головокружение. Желудок подкатил к горлу, губы пересохли. Все, о чем мог сейчас мечтать Павел — глоток воды. И больше ни о чем. Взгляд скользнул по сломанной двери, по камням из разрушенной стены под ногами. Это была камера, в которой его заперли. Совсем-совсем не его квартира, не вечеринка, не дом. Они были в Припяти, в Чернобыле, в здании КГБ. Потрясающе. — Паш, — позвала Аня, когда Вершинин шагнул к выходу, разгребая ворох мыслей в гудящей голове. — Что? — обернулся он — воспоминание сверкнуло перед глазами, наполняясь цветом, звуками и ощущениями — и едва успел поднять голову, уходя от прикосновение девушки. — Прости, я думала… — Аня отступила, смущенно опуская голову. — Где вы там?! — окликнул их Леша с лестницы, подсвечивая себе ступени зажигалкой. — Идем, — отозвался Паша и мягко коснулся локтя Антоновой, пропуская девушку вперед. — Прости, — шепнула Аня и проскользнула в коридор, Вершинин двинулся за ней, судорожно вспоминая прошлое. Здание КГБ СССР. Заброшенное, разрушенное, ветхое. На нем была старая куртка с оранжевыми рукавами… Этой самой курткой он укроет раненого Гошу. “Умирающего” — поправил парень сам себя. Лучше быть честным: с историческими фактами, со временем и с самим собой. Значит, Костенко еще не приехал за ними. Их только что выбросило из 86-го года обратно, значит, у Паши было не так и много времени. Нужно было что-то срочно делать, как-то выпутываться из надвигающейся бури, иначе все повторится вновь, с самого начала. К этому парень был не готов, абсолютно. Все, о чем он мог мечтать — это рухнуть куда-нибудь и проспать несколько часов кряду. Лучше десять. А лучше вообще неделю. — Встречайте! — отсалютовал Леха, сопровождая их появление в коридоре первого этажа. — Что у вас здесь? — подыгрывая, спросил Паша, попутно вспоминая все обстоятельства. — Игорь заперт, — Гоша подергал ручку заевшей двери. — Мы уже все перепробовали, но она не открывается. — Может бросить его тут? — с довольной ухмылкой предложил Леша, намеренно повышая голос. — Нет, пожалуйста! — голос Игоря дрожал от страха, парень прилип к двери, чтобы его услышали. — Петли, — вспомнил Паша, а взглядом уже нашел прибор, завернутый в мешок. — Можно отстрелить петли. Где пистолет? Леша приподнял полу рубашки и вытащил из-за пояса джинсов наган. Паша взял протянутое оружие и пересчитал патроны. Всего пять штук, как и должно было быть. Подкинув на ладони, он протянул другу наган ручкой вперед. — Давай. — Да ладно, — Горелов расплылся в ухмылке. — Можно? — Не промахнись, там всего пять патронов, и не убей никого, — хмыкнул Паша, вложил в протянутую ладонь пистолет и поманил друзей в холл. — Отойдите, чтобы рикошетом не задело. Вершинин поднял с пола мешок с прибором и вышел за ребятами, оставляя Леше возможность погеройствовать. Взгляд парня то и дело устремлялся на окно: он ожидал увидеть яркий свет фар, услышать шуршание шин. У него слегка подрагивали руки. — Проследите, чтобы он не застрелился, — попросил Паша девушек. — А я сейчас вернусь. Немного побродив по одинаковым темным коридорам, Вершинин услышал снизу два выстрела. Криков не последовало, значит Леша справился со своей задачей. Обойдя несколько кабинетов, Паша нашел один из самых больших, с разбитым телевизором у стены и старым потертым сейфом. Звуковой сигнал прибора, пронзивший тишину, едва не заставил его подпрыгнуть. Содрав с него мешок, Павел поднял его перед собой. “Перемещение возможно” — гласила надпись на экране. На дне сумки лежали их телефоны и планшет ученого. Чуть подумав, Вершинин стянул ремни и закинул его на спину. На всякий случай. За последние дни — годы — он понял одно: нужно быть готовым ко всему. Ему нужно было чудо. Одно последнее чудо, потому что… ну он все-таки заслужил. Один маленький последний подарок от Зоны, от Бога, от Дьявола — да от кого угодно, он в любого поверит сейчас. Паша прекрасно помнил, о чем говорил Гоша — время в прыжках идет параллельно, а значит… Значит, Сергей уже позвонил в Москву и сообщил о диверсии. Опять опоздал, герой недоделанный. Он может хоть что-нибудь сделать вовремя? Оглядевшись по сторонам, Паша встал посреди разрушенного кабинета. Самый оптимальный вариант: вряд ли педантичный генерал — “капитан” поправил он сам себя — решил расположить что-то лишнее перед столом. По крайней мере, парень очень на это надеялся. Нагло появиться в кабинете того, кого сам только что жестко подставил, и срастись с шальным стулом или шкафом было бы совсем глупо. “Словно идти туда опять не полное безумие…” — мелькнула в голове мысль, но Вершинин от нее отмахнулся. Он должен был хотя бы попытаться. Ради всего, что Сергей сделал для них. Для него. Они все еще должны были друг другу разговор. Если время идет неправильно, в обратную сторону, ожидание увеличивается или уменьшается..? В любом случае, они уже ждали слишком долго. Паша помнил, прекрасно помнил, какими горячими были губы генерала. — Паша? — послышался снизу голос Насти. — Ты где? Ждать больше он не мог. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Вершинин стиснул зубы и нажал на кнопку. Все его мысли были только об одном: успеть остановить капитана КГБ СССР Костенко Сергея Александровича, не дать ему сделать роковой звонок. Щекочущее чувство в животе дало понять, что прыжок начался. Паша знал, что нельзя закрывать глаза, он должен был быть готов среагировать очень быстро, что бы он ни увидел. В последнюю секунду ему показалось, что кто-то легонько толкнул его в спину. >> Паша с хлопком появился посреди кабинета, залитого солнечным светом. Свежий запах весны врывался в открытые окна, шторы шевелил ветер. Приземлился парень на ноги, но довольно жестко: пятки ударились о пол, зубы неприятно клацнули, едва не прищемив язык. Вершин пошатнулся и едва не упал — устоял он, выставив перед собой руку. Запястье неприятно дернуло. Тошнота подкатила к горлу, голова снова закружилась. Он очень надеялся, что это не из-за сотрясения, а лишь побочный эффект путешествия во времени. — Какого… — знакомый — до пульсации в висках знакомый — голос привел Пашу в чувства, и он вскинул голову. Костенко привстал со стула, держа в левой руке телефонную трубку. Он расширившимися от удивления глазами смотрел на незваного гостя. Павел уже и забыл, каким Сергей был в это время молодым: его глаза горели яростью, весенний ветер трепал волосы, галстук немного сбился в сторону. Вершинин хотел бы еще секунду постоять вот так, глядя глаза в глаза. И чтобы никакой Зоны, никаких пистолетов — ничего, что могло бы нарушить эту идеальную тишину. Но времени не было. Снова. — Нет! — то ли крикнул, то ли прохрипел Павел; сжав крепко прибор в одной руке, он бросился к столу капитана. — Не надо! Кроссовки заскользили по полу. Сергей отшатнулся от него назад, ошибочно предположив, что наглый подросток хочет ему отомстить, но не он был целью. Широким движением Вершинин скинул со стола все, что было на краю: зеленую лампу, стеклянную пепельницу, органайзер с важными записями и, наконец, телефон. Аппарат печально звякнул, по корпусу пошла длинная трещина. Паша все же не устоял на ногах — слишком сильным оказался замах — и упал на одно колено. Воспользовавшись этим, он схватил телефон и для надежности вырвал из него провод. — Ты с ума сошел? — пришел в себя Сергей, расстегнул пиджак, и его рука метнулась к кобуре. — Не звони в Москву, нельзя! — отчаяние пропитало слова Паши, оно горчило на языке. — Боишься? — превосходство вспыхнуло в глазах напротив, капитан вытащил пистолет и крепко сжал его в ладони. — Правильно. — Ты сломаешь себе жизнь, — Вершинин отшвырнул телефон, окончательно разбивая его. — Доказательств нет! Ты не сможешь ничего сделать! — Как же нет, если… — Сергея перебил настойчивый стук в дверь и он зло огрызнулся. — Занят! — Капитан, это срочно! — раздался голос дежурного. Паша бросился под стол, отталкивая стул Костенко. Прижав к себе мешок и прибор, он поднял на капитана серые умоляющие глаза. — Я не вру, — выдохнул он, а в голове эхом звучала эта же фраза, но голосом генерала ФСБ: когда он снова и снова повторял ее Вершинину. — Мне не было бы смысла возвращаться. — Капитан! — офицеры конвоя шагнули в кабинет, вытягиваясь по струнке ровно. — Они сбежали! Костенко на мгновение опустил глаза, размышляя, после чего подошел к краю стола, загораживая парня от своих подчиненных. Паша и подумать не успел, что все-таки смог достучаться до Сергея, как почувствовал холодное дуло, прижавшееся к его голове. Капитан стоял невозмутимо, поставив одну руку на пояс, а вторую, с оружием, опустил вниз. — Кто сбежал? — спросил он напряженно, и пистолет надавил на голову сильнее. — Подростки! — нервно ответил офицер. — Исчезли из камер и кабинетов! Бесследно! — Все? — Инженер и второй мужик на месте, — выступил вперед второй конвойный. — Глаз с них не спускать! Приставить к ним по два человека, наручниками пристегнуть! — приказал Сергей, повышая голос. — Я сейчас приду! — Есть! — отозвались хором офицеры и исчезли, закрывая за собой дверь. Костенко тут же развернулся на месте, нагнулся и, схватив парня за отворот куртки, вздернул его на ноги, прижимая вплотную пистолет к его левому виску. Когда дуло скользнуло по волосам, Паша зашипел себе под нос и зажмурился, отворачивая лицо. — Какого черта происходит?! Куда делись твои друзья?! — зло бросил ему в лицо капитан и для верности встряхнул. — Они сбежали, пока ты меня здесь отвлекал? — Тогда какой мне смысл был возвращаться? — Вершинин открыл один глаз, через мгновение второй. — За вашей техникой, за паспортами! — Они в твоем сейфе? — чуть улыбнулся Паша и кивнул на него. — Ну так иди, проверь. Сергей мгновение сверлил его взглядом, но все же сдался: направился к сейфу, таща парня за собой. Они все-таки опрокинули низкий кожаный стул. Паша ощутимо приложился бедром о край стола, скривился только, стараясь перебирать ногами. Костенко подтащил его к металлическому ящику и, остановив перед собой, направил пистолет. — Дернешься, и я стреляю без предупреждения. Паша опустил глаза и сжал губы в тонкую линию, предоставляя всю власть капитану. Даже дышать стал на всякий случай медленнее, чтобы не спровоцировать того. Прокрутился замок сейфа, скрипнула дверца. Костенко выругался сквозь зубы. — Когда успели? — лаконично поинтересовался он — истинный профессионал своего дела. — Пока я допрашивал остальных? — Наши вещи переносятся вместе с нами, — осторожно начал Паша разговор, который за последнее время начинал слишком часто. — Опять ты… — начал злиться Сергей, но не успел договорить: Павел качнулся вдруг и упал бы, если бы капитан не удержал его за замызганную драную куртку. — Что с тобой? — Нет, ничего… Сейчас пройдет, — Павел снова опустил голову и чуть помотал ей, пытаясь рассеяться туман перед глазами. Сильные пальцы поймали его подбородок, Костенко повернул его к себе правым виском. На светлых волосах он увидел бордовые пятна, кровь была и на шее. Немного, но все же. Капитан нахмурился, моргнул несколько раз, словно обрабатывая информацию. Советский терминатор, ешкин кот. — Тебя били? — быстро спросил он, рассматривая рану. — Кто-то из наших? Имя запомнил? — Я упал, — признался Вершинин, пока мужчина подтягивал к нему стул. — В камере стояли нары, ну… Сейчас стоят, у нас уже нет. Я был наверху, когда меня выбросило домой. И я упал. — Опять ты об этом, — устало выдохнул Костенко и опустился на второй стул, напротив. — Самому не надоело? Усмешка Паши вышла очень кривой, вымученной. Он зажмурился на секунду и снова поднял глаза. — Ты себе не представляешь как. — Зачем ты сюда вернулся? — Сергей положил пистолет, направленный на парня, на свое колено. — Тебе нельзя звонить, — Паша смотрел собеседнику точно в глаза. Костенко не моргал, прожигал его взглядом, ждал продолжения. Вершинин прочистил горло, собираясь с силами. — Авария произойдет. Не из-за нас, просто потому что так сложилось. Судьба что ли, — Паша выплюнул это слово брезгливо. — Что бы я ни делал, изменить ничего не получится. — А ты много раз пытался? — иронично спросил капитан. Вершинин отвечать не стал, только губы поджал и посмотрел в пол. — И когда ты… волшебным образом отправишься домой? — Сергей сделал неопределенное движение рукой. — Через пять часов где-то, наверное, — прикинул Паша. — Никогда точно не знаешь. — Тогда, — капитан встал и подошел к стулу, привычным движением приковывая руку парня наручниками к батарее за спиной. — Посиди тут немного. Я пойду распоряжусь о том, чтобы поймать твоих друзей, и вернусь. — Только… — он потянулся и крепко схватил Костенко за полу пиджака. — Не звони, слышишь? По крайней мере, пока я тебе не расскажу… Сергей ничего не ответил. Отцепил побелевшие пальцы от своей одежды и вышел из кабинета, запирая дверь. Паша откинул голову на спинку стула и закрыл глаза. Штормило даже так. На мгновение Вершинин подумал, что все еще находится под 4 блоком, у машины Сорокина: висит над землей, удерживаемый сильной хваткой. Одновременно стало страшно и все равно. Он слишком долго все это тащил на себе и сделал все, что мог. Если этот прыжок ничего не изменит, и когда он вернется, обнаружит нож Костенко у своего горла… Что ж, он даже рыпаться не будет. Хватит, набегался. Паша вспомнил родителей. Он хотел бы еще раз их обнять. Парень надеялся только, что мама сможет пережить то, что он пропал. Или попросить Сергея сообщить об этом в один прекрасный день. “Позвони 26 апреля 2013 года вот по этому телефону и скажи, что ее сын погиб в Припяти.” От абсурда всего, что происходило с ним за последние несколько дней затошнило. Паша подумал, что сам бы послал такого чудика, который попытался бы впарить ему такую историю. Наподдал бы хорошенько под зад и спустил с лестницы. Что он вообще пытался сделать?.. Наверное, он все-таки задремал, обдуваемый теплым весенним ветром, потому что голос Сергея заставил его дернуться. — Хорошо, давай сыграем в твою игру, — громко заявил он, заходя в кабинет и запирая дверь изнутри. — Черт с тобой. Костенко снял пиджак, положил его на стол и ослабил галстук. Кобуру правда расстегнул, обеспечивая себе доступ к пистолету. Он занял свое прежнее место, но подвинулся ближе. И только тогда заметил зеленоватый оттенок лица задержанного парня. — Ты в порядке? — Да, — Паша сглотнул подступивший к горлу ком и сел ровнее, насколько позволяли наручники. — Не спал давно. — Хорошо тебя приложили… — присвистнул Сергей. — Ладно, я внимательно тебя слушаю. У тебя есть время, пока остальных не поймают. — Ну, за двадцать семь лет я думаю я справлюсь, — кивнул Вершинин. — Почему мне нельзя звонить? — серьезно спросил Костенко. — Потому что у тебя не будет никаких доказательств: ни техники, ни подозреваемых. Что бы ты ни делал, все это… — парень кивнул на себя и на прибор, что остался лежать под столом. — … исчезнет. А тебя сделают крайним. — Поясни. — Измена Родине и все такое, — вспомнил Паша чужие слова. — Это сломает тебе всю жизнь. Черт… Он на мгновение отвел глаза и облизнул нижнюю губу. — Это наша вина, нам нельзя было влезать в происходящее. Из-за нас случилось столько дерьма. — Например, взорвалась станция? — подался вперед капитан. — Да нет же! — дернулся парень и зашипел от боли в запястье. — Все время я только и пытался, что исправить наши ошибки, предусмотреть все, что можно. Но история катилась к черту, вместе со временем. И с людьми. В кабинете ненадолго воцарилась тишина. — Какое тебе дело до меня? — попытался зайти с другой стороны Сергей. — Не поверю, что это благодарность за стакан кваса. Вершинин широко улыбнулся и хохотнул, поднимая глаза к потолку. Сергей поймал себя на мысли, что это первая яркая эмоция парня за все время, не считая паники в самом начале. — Это тоже, — ответил он все с той же улыбкой. — Ты столько раз спасал нас всех. Спасал меня. Даже когда хотел свернуть нам головы — спасал. Когда я был угрозой для всех — пришел на помощь. Когда не верил ни одному моему слову… — Похоже, это не редкость. — усмехнулся Костенко. — Да уж, — вновь на несколько мгновений замолчал парень, проваливаясь в свои воспоминания. — У меня работа такая — людей спасать, — Сергей изучал его, наклоняя голову то к одному, то к другому плечу. Паша дернулся, ножки стула скрипнули по полу, заставляя их обоих сморщиться, после чего подобрался и подался вперед, до хруста выпрямляя прикованную руку. — Я видел, как погибли все мои друзья. Дважды. Видел как погиб ты. Дважды. “Спасая людей”, даже когда люто их ненавидел, — парень задыхался, сбивался, слишком много горело внутри него, требовало выхода. — Ну, может, как ты и сказал — судьба у меня такая? “Погибший герой”? — капитан хотел пошутить, скрыть, что слова Паши задели его, но тот отшатнулся от Костенко, как от огня. В глазах цвета пасмурного неба застыла такая боль, что Сергей не сразу нашелся, что сказать. — Это не судьба у тебя, — тихо ответил Вершинин, помолчав. — Это мои ошибки. — Послушай… — Сергей хотел вернуться к вопросу о станции, но его перебили. — Знаешь, ни ты, ни они — вы ничего не помните, но я… у меня почему-то это все в голове, — Паша крепко зажмурился, словно окунаясь в воспоминания. — Я отправился на двадцать семь лет назад, испортил тебе все, что только мог. Вернулся домой и потерял все, что у меня было. Потом снова назад, на двадцать семь лет — и мы вроде предотвратили все, спасли столько жизней… Но стало еще хуже. Потом Америка — подумать только, правда? — и опять на двадцать семь лет назад. Ничего не вышло, а нас забросило еще на тридцать. Паша задохнулся, сбился на мгновение, но упрямо продолжил. — И я убил человека, в Америке, за тридцать девять лет до своего рождения! Интересно, хоть один суд возьмется за такое дело? — Сергей заметил, как подрагивают сжатые в кулак пальцы Вершинина. — Мы вернулись домой, но все снова было по-другому. Потому что мы вновь наделали кучу ошибок. И потом шесть лет я вообще не знаю, где я был… Просто проснулся, а оказывается прошло шесть лет. Свободная рука Паши машинально коснулась глаз, проверяя, открыты ли они. — И за все это время я не смог найти способа спасти тебя! — парень едва не сорвался на крик, наручники царапнули батарею. — А когда выдалась возможность исправить все, сразу, целиком… Я не смог, мне нужно было убедиться, я не хотел все это забыть. Не хотел забыть тебя. В какой-то момент Костенко готов был схватиться за пистолет, настолько безумными стали глаза напротив, но постепенно Паша успокоился. Покачав головой, он указал на стол. — Там, в мешке, принеси мой телефон, — попросил он. — И планшет. — Те средства связи, что были при вас? — Сергей поднялся на ноги и обошел стол. Паша кивнул и дождался, когда капитан вернется на место. — Все сразу не дам, — серьезно предупредил Костенко, на что Паша лишь отмахнулся, и первым взял телефон. — Ты не веришь мне, я понимаю, — заметил он, нажимая на экран телефона; его пальцы сводило от напряжения. — Но, возможно ты поверишь своим глазам? Фотографии он листал нервно, кусал щеки изнутри, нога чуть постукивала пяткой по полу. “Давай, давай, давай…” — набатом стучало в голове. Он знал, что время стирает все, что не укладывается в его законы, но… У него все всегда не так, возможно, и в этот раз оно пощадило? Спустя пару минут фотография нашлась. Паша облегченно выдохнул, перевернул телефон боком и протянул его капитану. Сергей очень осторожно взял незнакомый предмет, в любой момент готовый что он взорвется или еще что-то такое же гадкое… Но Паша сидел спокойно, только с лица его не сходила бледность. На экране устройства были изображены пятеро. В одном из них Костенко сразу узнал Пашу. Тот был в другой одежде, но это определенно был он. Стоял, засунув руки в карманы новой куртки и прислонившись спиной к большой черной машине. Рядом стояла одна из его друзей, Сергей видел ее мельком, когда их выгружали из машины. Она широко улыбалась, кутаясь в плащ. Около их ног на корточках сидели двое мужчин. Костенко сразу отметил у них армейскую выправку, они держали в руках оружие и сурово хмурили брови, хоть эта напускная серьезность не скрывала ухмылок на лицах. С другой стороны от Паши стоял… сам Костенко. Он заметно изменился — годы взяли свое. Раздался в плечах, лицо стало суровым, взгляд ледяным. Но хуже всего… — Я в твоем времени… лысый? — хрипло поинтересовался капитан, не отрывая взгляда от фотографии. — Это солидная лысина, — чуть расслабился Паша, наблюдая за собеседником. — Это единственное, что тебя удивило, да? — Нет, но.. — Сергей провел ладонью по волосам, словно проверяя, на месте ли они. — Дай второй, — попросил Вершинин и положил полученный планшет на колено. — Предотвратить аварию нельзя, к сожалению. Это сломает время, все опять пойдет кувырком. — Но… — В последний раз, — перебил Паша, листая к видеозаписи Припяти. — Когда я это сделал, оказался в мире, где меня — вернее, тамошнего меня, убили при рождении. Во времени просто не хватило на меня места. Вершинин усмехнулся. — Это дело, кстати, тоже ты расследовал. В одном времени ты хотел моей смерти, во втором — пытался за нее наказать… Паша протянул планшет Костенко, нажав кнопку “Play”. В кабинете повисла нехорошая тишина, нарушаемая комментариями в видео: данными о жертвах, возможных причинах аварии, съемках заброшенной Припяти. — Мы обязаны попытаться предотвратить аварию! — резко поднялся на ноги Сергей. — Теперь ты мне веришь? — Паша устало опустил голову, собираясь с мыслями. — Предотвратить нельзя. Не случится здесь, взорвется в Америке. Закон сохранения энергии или как-то так… — Я… Я не знаю, — Вершинин наверное впервые видел растерянного Костенко. Даже когда он демонстрировал свои силы, Сергей выглядел серьезно и напряженно, готовый броситься в любой момент в бой. Но сейчас… В голове капитана шел настоящий бой: того, что он видел, с врожденным рационализмом. И бой этот был одним из самых жестоких внутри любого человека, а уж офицера КГБ СССР… — Помешать нельзя, но… — Паша посмотрел на него. — Возможно наверное минимизировать жертвы. Если вы среагируете сразу, на опережение… Не знаю, что из этого выйдет, какое будет будущее… Парень резко дернулся, словно хотел подойти к капитану, но его отшвырнуло обратно в кресло. — Только не лезь на рожон. Я знаю, ты иначе не можешь, но… — Вершинин впервые замялся, будто не мог подобрать слова. — Через двадцать семь лет ты обещал мне разговор. И я все еще его жду. Сергей стоял посреди собственного кабинета, опустив руки с незнакомыми гаджетами, и смотрел на прикованного к батарее парня. Смотрел нечитаемым взглядом, не моргал даже. Возможно, мыслями он тоже был не здесь. — Ты можешь меня расстрелять, как и говорил, — Сдался Паша и потер ладонью ноющую шею. — Можешь куда-угодно перевести. Обвинить во всем… Но результат не изменится: остальных вам не найти, станция должна взорваться. Я только прошу тебя — не звони никуда. Ты не должен отвечать за наши поступки. — То есть, — холодно произнес Костенко. — Из-за вас я оказался предателем своей Родины — уж я знаю, что с такими бывает, да — и двадцать семь лет я готовился отомстить пятерым детям в заброшенной радиоактивной Припяти? Не будь лицемером, Паш. Сергей швырнул гаджеты на свой стол и навис над парнем, упираясь руками в ручки стула. — Ты не меня спасаешь, а себя. Вершинин не отвел глаз, даже не вздрогнул. —Может быть. Ребят точно спасаю. Они не должны были умереть, а я… — Паша пожал плечами. — Может меня выкинет обратно через хрен-знает-сколько часов, и ты проткнешь меня ножом, потому что у меня ни черта тут не вышло. Может там и здания то уже не будет, и застряну где-нибудь в дереве, пока не сдохну от болевого шока. Паша чуть улыбнулся, поджимая губы. — Я больше не могу бежать, понимаешь? Я устал. Хочу, чтобы все стало нормально… Или перестало быть. Он отвернулся, глядя куда-то в окно, за которым медленно садилось солнце, Незаметно пока, просто стало не так тепло, не так… уютно. — Помнить столько жизней и смертей, столько не своих лет… Это больно. Я сдаюсь. Тишину, которая стала в их разговоре третьим незваным собеседником, нарушило бурчание живота задержанного. Сергей даже отпрянул от неожиданности, а Вершинин потер свободной рукой где-то в районе желудка. — Давно не ел? — Сергей не мог не спросить, просто… не мог. — Квас считается? — улыбнулся Вершинин, но глаза его оставались грустными. Костенко вздохнул разлохматил волосы на затылке, принимая полное поражение перед парнем. — Я схожу, найду тебе еды. Может, как раз друзей твоих найдут, — понадеялся капитан, но голос его уже не был таким уверенным. — Времени может не хватить, — предупредил Паша. — Меня выбросит в любой момент. — Если ты скончаешься от голода в моем кресле — тоже будет не слишком здорово. Костенко поднялся и взял со стола пиджак, накинул его на плечи и постоял еще несколько минут, глядя в стену. Паша ему не мешал, он баюкал ноющую боль в голове и отчаянно боролся со сном. — В столовой должно было что-то остаться еще, — сказал сам себе капитан и направился на выход. — Сереж, — позвал Паша тихо: если бы тот не услышал, то повторять он не стал бы. Но Костенко замер у дверей и обернулся, положив ладонь на торчащие в замке ключи. — Прости меня, ладно? — попросил Вершинин, сглатывая вставший в горле ком.— За все… реальности. Сергей чуть улыбнулся, как тогда, у ларька с квасом. В его глазах, казалось бы, заискрило солнце. — Посмотрим, — он провернул ключи в замке и толкнул дверь. — Через двадцать семь лет. Через четверть часа после того, как капитан ушел, щекочущее чувство снова потревожило Пашу. Он вздохнул глубоко, стараясь насладиться, возможно, последними моментами своей жизни, и зажмурился. Когда капитан КГБ СССР зашел в свой кабинет, держа в руках забитую до отвала тарелку, он увидел только пустое кресло и повисшие на батарее наручники. До аварии оставалось примерно пять часов. >> В этот раз выброс оказался даже жестче. Паша не успел встать, поэтому от грубого толчка завалился на спину, нелепо взмахнув руками. Прибор печально звякнул где-то рядом, упав с небольшой высоты, как и его телефон, где-то в районе стола. Удар об пол выбил из него весь воздух, комната, погруженная в полумрак, закружилась перед глазами. Затошнило еще сильнее, а еще неприятно зудел след от наручников на запястье. Вершинин тихо застонал, зажав себе рукой рот, и перевернулся на бок, стараясь стать как можно меньше. В разрушенном здании КГБ стояла тишина. Никто не кричал, не стрелял, не бегал. Припять снова была спокойна, как и должна была с самого начала. Или у него что-то получилось, или Сергей уже давно перебил всех ребят, и теперь будет ждать, когда же он вернется. Если второе, то Паша трусливо бросил их умирать. Если первое… Он боялся идти и проверять. Боялся в первую очередь потому, что для этого нужно было встать. А у него совсем не было сил, никаких. Не было сил найти убитых друзей на втором этаже. Не было сил увидеть наполненные ненавистью глаза с отпечатком солнца у зрачка. Он был не готов узнать, что бравый капитан КГБ погиб во время аварии на АЭС, что его фамилию учат на уроках истории. Он не хотел ничего, совсем. Только лежать вот так, в темноте и тишине, и не двигаться, не моргать, не дышать почти. Но и Зона, и весь мир, судя по всему, не спешили подарить такой ценный подарок замученному парню. Он услышал осторожные тихие шаги где-то в коридоре, и звук этот приближался. Это мог быть и Леша, и Аня… и Игнатьев, он же Костенко. Это мог быть кто угодно, и если сейчас он попытается задушить Вершинина… Паша хмыкнул в сгиб локтя. Да он даже шею подставит, чтобы удобно было. Неизвестный подходил все ближе, парень даже стал краем уха различать его тяжелое дыхание. Все сомнения исчезли, когда за его спиной раздался очень знакомый вздох. — Ну наконец-то, вот ты где. Голос Сергея звучал утомленно, чуть хрипло. Он быстро приблизился к скорчившемуся на полу парню, а Паша только сильнее обхватил голову руками, прячась в блаженной темноте — как маленький — еще пару мгновений, пару секунд. Мужчина опустился рядом, под его коленями что-то хрустнуло, и он осторожно коснулся острых локтей Вершинина, подтягивая ближе. — Я держу тебя, держу. Все хорошо. Ты в безопасности, — произнес он спокойно, не пытаясь заставить Пашу раскрыться, только стянул его с того, что так больно давило под ребра. Вершинин дышал сорвано, короткими рывками, все ждал, что вот сейчас острое лезвие вонзится в спину, или его оглушит громкий выстрел. Но шли минуты, а ничего не происходило. Сергей сидел рядом и не шевелился, касался только плеч. — Я все пытался посчитать, хотя бы примерно, когда ты вернешься, но ты был прав, — мужчина кивнул сам себе. — В этот раз сбились все показатели. Мы уже почти отчаялись тебя дождаться. — Мы? — заинтересовался Паша и перевернулся на спину, разводя локти. — Они мертвы? Сергей снова вздохнул, в уголках его глаз собрались мелкие морщинки. — Ну, спят они и правда как мертвые. Твой друг храпит так громко, что девочки ушли спать в камеры, — это факт почему-то развеселил Костенко, он заулыбался своим мыслям. — То их туда не загнать, то они не вылезают. Паша не слушал его, смотрел во все глаза: на изменившиеся черты лица, на лысую голову, на складку между бровями, и пытался поверить сам себе. Не мог пока, но изо всех сил старался. Когда Костенко запустил руку в карман пальто, Вершинин вздрогнул и едва не шарахнулся, на что бывший капитан КГБ на секунду замер, после чего очень медленно вытащил бинты. — Выжить в стольких передрягах, а потом умереть от заражения крови — это будет крайне глупо, — упрекнул его Сергей и приложил заранее пропитанную лекарством марлю к ране на голове Паши. — У тебя получилось? — хрипло спросил Вершинин, послушно наклоняя голову в нужную сторону. — У нас, — поправил его Костенко и помог сесть. — У нас получилось, да. Ты меня убедил, а я — все разрулил. — Ты жив, — выдохнул Паша, его пальцы зудели от желания коснуться чужого лица, хотя бы на секунду. — Это было трудно, учитывая все, во что вы влезли по дороге, — Сергей нахмурился, думая о чем-то своем, но вскоре снова посмотрел на парня. — Нам нужно двигаться. Ребята отказались доехать до деревни, где они могли бы переночевать. Сказали, что будем ждать тебя все вместе. Правда, в итоге ждал я, а они спали. Паша улыбнулся против воли и принял помощь, опираясь на подставленную руку. Голова все еще кружилась, но внутри что-то отпустило, разжалась тугая черная пружина, что обвила сердце. Пальто Костенко было покрыто изрядным слоем грязи, но на нем не было крови. На нем не было бронежилета, обычная черная водолазка, не было отдельных карманов для оружия и патронов. Он был похож на бизнесмена, который ехал на свою дачу, а приехал случайно в Чернобыль. Они медленно двинулись к дверям, Сергей поддерживал его, поднырнул под руку, и Вершинин был искренне за это благодарен. Вряд ли он бы смог спуститься по лестнице самостоятельно. Он уже предвкушал нагоняй от Лехи, который съест ему весь мозг за самоуправство, а потом спросит: “Почему меня с собой не взял?!” И наверное это нормально — мечтать о душе даже больше, чем о постели. И возможно еще о завтраке, но в этом Паша пока был не уверен… — Стой… — выдохнул он устало, когда они добрались до лестницы на первый этаж. — Подожди… — Устал? — Костенко посмотрел на него обеспокоенно, как делал это всегда — желание заботиться било из него, как солнечный свет из окна. — Нет, — отозвался Паша, но он давно понял, что врать Сергею было бессмысленно. — Да, но не в этом дело. Вспомнил кое-что... Сергей развернулся к нему всем телом, готовый выслушать. Но Паша не хотел, чтобы его слушали. Он сделал неуверенный шаг вперед, пошатнулся на краю лестницы, но устоял — подался вперед и сделал то, о чем мечтал столько чертовых лет, что уже не сосчитать. Накрыл горячие сухие губы Костенко своими, упиваясь этим ощущением, словно водой в засуху. Сергей осторожно положил руку ему на плечо, удерживая в вертикальном положении, когда парень явно собрался, исполнив заветное желание, рухнуть к ногам своего удивительного врага. — Павел, — Костенко старался сохранить лицо, но Вершинин заметил! Заметил сбитое дыхание и блестящие даже в полумраке глаза. — Почему ты всегда вспоминаешь только самое неприличное и так не вовремя? — Мне восемнадцать, — отмахнулся Паша и прикрыл глаза, когда почувствовал на задней стороне шеи мозолистые пальцы. — Сергей Саныч! — послышался с первого этажа дрожащий голос Гоши. — Вы где? Там звонит… Олег! Спрашивает, когда мы вернемся. — Мы идем, Георгий! — отозвался Костенко, его разочарование выдало только резкое движение головой. — Вы нашли Пашу? — восторженно прокричал Гоша, и, не дожидаясь ответа, ломанулся куда-то вглубь здания. — Костенко нашел Пашу! Паша вернулся! — Помнишь, что убивать детей нельзя? — усмехнулся Паша, делая первый шаг на ступеньку ниже. — Изо всех сил пытаюсь вспомнить почему, — совершенно серьезно ответил Сергей, с каждым шагом его лицо становилось все жестче и увереннее. Горный лев вновь поднял голову. — ПАША, ЕБИЧЕСКИЙ ЖЕ ТЫ МУДАК! — послышалось с улицы. — Я ТЕБЯ СЕЙЧАС САМ РАССЕЮ НА АТОМЫ! Вершинин зажмурил один глаз, его смех мягко прокатился по первому этажу, разбиваясь о гомон друзей. — Вот теперь я дома, да, — кивнул он устало. — Еще нет, — поправил его Сергей. — Но скоро будешь. — И мы поговорим?.. — тихо спросил Вершинин, когда до бегущих на встречу друзей оставалось несколько метров. — А разве тебе еще не все понятно? — удивился Костенко, и в его глазах, у самого зрачка сверкнуло спрятанное там солнце. — Время давно ответило на все наши вопросы. Дальше было очень громко. Много Лехи, который пытался его ударить и обнять одновременно, Аня смотрела растерянно, после того как удосужилась лишь сдержанного кивка. Гоша долго жал ему руку, пока Сергей не отогнал парня прочувствованным пинком. А потом была дорога домой. Вставшее солнце освещало им путь, Зона отпустила их без приключений. Горелов сидел на пассажирском сидении и о чем-то ожесточенно спорил с Костенко, второе сидение полностью отдали Паше, чтобы он мог вытянуться и, наконец, поспать. Девчонки и Гоша устроились сзади, делясь всеми пережитыми впечатлениями. Машина ровно ехала по дороге, Вершинин слушал тихие разговоры, улыбался каким-то комментариями и то и дело перехватывал чужой взгляд в зеркало заднего вида. Костенко сохранял серьезный, почти угрожающий — когда Леша серьезно зарвался — вид, но Паша прекрасно видел мелкие морщинки в уголках глаз и блики солнца, что плясали на лице сурового Генерала ФСБ. За секунду до того, как они покинули Зону, ему показалось, что чья-то невидимая рука погладила по голове, взъерошила волосы на макушке и провела по щеке. Но уже через мгновение парень спал, провалившись без сновидений, в блаженный мрак. И ни о чем таком по приезду домой не вспомнил. Благодарного кивка, которым Костенко наградил кого-то невидимого он тоже не заметил.