Некромюзикл с некрокотом

Шаман всё понимал. Даже больше, чем стоило бы. Чересчур часто останавливая на Андерсе свой взгляд, Шаман выдал: – Тебе не обязательно торчать здесь и смотреть на то, как я хромаю туда-сюда. – Ты же знаешь, что я прихожу сюда именно потому, что хочу прийти. А не по каким-то иным причинам. – Но жизнь проходит мимо тебя. Это я ничего не теряю, Андерс. С этим он поспорить не мог. Думать об этом всём и психовать совершенно не хотелось, поэтому Андерс посвящал себя простым делам: натаскать воды (как её носил Шаман всё это время без него?), вымести сор из дома, придумать, что приготовить из запасов. С едой у Шамана было довольно плачевно. Андерс разбил бы огород, если бы не знал, что к зиме назначен переезд. Шаман больше не утруждал себя перчатками и плотной одеждой, по крайней мере, дома. – Как бы ни было, всё же коварна судьба: не хватает живому живых средь гнилья, – поёт тихонько он в полутьме. Андерс размышляет над этим довольно долго. Как и над тем, что Шаман читает его, как открытую книгу. Шайтан приходит к Андерсу ночью и громко мурчит. Становится совестно. Существо умерло, возродилось, нашло себе собрата по несчастью и живёт себе спокойно своей некрожизнью. У некрокота вообще выбора не было, а Андерс метался с места на место и был недоволен. Сучья жизнь. На следующий день Шаман осматривал свои раны, делал перевязки и какие-то манипуляции с дренажом. – Тебе помочь? – Нет, тут так, ерунда. Всё действительно выглядело куда как лучше, чем пару недель назад. – Круто, да? – Шаман пытается его рассмешить, удивительно. – Круто. Много раз ты так попадал? – Ну-у, про ведро пуль и осколков я, конечно, приврал, но бывало. Стервятник как-то в меня очередь автоматную выпустил, было практически так же плачевно. С тех пор я их не слишком жалую, как ты понимаешь. – Так вот почему ты так изощрялся с динамитом. – Это было для грузовика. – Да ладно! Шаман легко пихает его в плечо, смеясь. Нормальная лампочка одна, поэтому они лежат на одной постели, читают каждый своё. Когда к плечу съезжает маска, Андерс понимает, что Шаман в очередной раз уснул. Он был измучен болями, да и при восстановлении некроорганизм действительно пытался минимизировать все побочные процессы. Андерс не тревожит его и, естественно, засыпает рядом. Утром Шаман что-то бурчит еле различимо. Вроде, его маска прямо напротив его лица, но ни черта не понять спросонок. – Если хочешь, чтобы я тебя услышал, сдвинь маску со рта, – зевнул Андерс. Он думал, что Шаман просто скажет громче, но тот неожиданно слушается, однако говорит так же тихо: – Иногда я жалею о том, что не живой. Иногда, но всё же. На грани слышимости. Андерс плавно и осторожно придвигается и касается его губ. Шаман не ожидал, не ожидал, потому что отдёргивается, как при случайном касании чего-то к лицу, резко, неосознанно. – Прости, – говорит Андерс, задевая его губы своими. – Прости, прости… И не знает, за что извиняется. Он обхватывает его верхнюю губу, потом нижнюю. Чувствуя какой-никакой слабый отклик, Андерс сливается с ним в ненавязчивом поцелуе. Шаман прохладный, как будто только что пил холодную воду. Андерс хотел бы крепко прижать его к себе, но знает, что тому и лежать не во всех позах безболезненно, и это останавливает. Он позволил себе положить руку ему на ключицу, только и всего. Потом он ощутил, что Шаман, целуясь с ним, не дышал. Андерс оторвался от него только тогда, когда понял, что в голове густой туман, он забывается и может сделать больно любым своим неловким движением. Напоследок Андерс целует саму маску: в сомкнутые губы, в каждую из щёк и в лоб. А после встаёт и ставит чайник на печь. Шаман через некоторое время с шипением встаёт и выходит, наверное, в туалет. Его нет долго, Андерс выходит из дома и обнаруживает его сидящим на скамейке. Ноги вытянуты особым образом, чтобы не задевать и не давить на раны. – Всё бы отдал за то, чтобы в моих венах сейчас текла обычная кровь, а не эта некрожижа, – раздражённо говорит он, увидев Андерса. – Зачем? – Пошёл бы с тобой в поселение. – Можно подумать, там бы нам было проще. – Встречались бы тайно, по углам, – вполне понимает его Шаман. Андерс где-то внутри выдыхает, ощущая, что Шаман принял его. – И чем же это лучше, чем здесь безо всяких тайн? – Андерс, ты же знаешь. Я бы, блядь, хотя бы был человеком. Он молчит некоторое время. – Извини, что рассердил, – произносит Андерс, потому что хочет, чтобы Шаман говорил. Тот недовольно хмыкает и произносит: – Ты, наверное, должен знать, на кого тратишь своё время? И начинает расстёгивать ремешки маски. – Эй, – придерживает её Андерс. – Это не обязательно. – Если ты не хочешь. – Хочу, но… – Кто ещё посмотрит на меня, если не ты? Учитывая, что прибить меня можно только хорошо размозжив башку, вероятно, ты будешь последним, кто знает, как я выгляжу. Андерс закрывает глаза и убирает руку. Слышит, как Шаман кладёт маску на скамью. – Был бы живым – ослеп бы уже нахуй в этой херне. Ты смотришь или нет? Как будто косоглазие, да? Андерс с изумлением разглядывает его радужки, изначально светло-серые, сейчас почти на две трети перекрытые карими пятнами, не симметрично, отчего действительно казалось, что глаза слегка вразбег, но это было ложное ощущение. После он никак не мог переключиться на лицо целиком: то разглядывал брови, то нос, то губы, то снова глаза. Понял, что они очень выразительные, и в них сейчас полыхает ярость. Андерс засмеялся и опять поцеловал Шамана. – Ты не ответил, – протестует тот. – Да, есть такой эффект. Но ты для меня всё равно лучше любого живого человека. Кажется, огонь в его глазах успокаивается. – Какао? – спрашивает он, растягивая губы в лёгкой улыбке. Увидев её, Андерс готов грохнуться в обморок, но вместо этого зачарованно пялится в упор. – Можно я останусь с тобой на целую вечность? – Моя вечность может быть чертовски долгой. – Мою вечность. – Давай сойдёмся на формулировке «насколько тебя хватит». Ты же шутишь? – Нисколько. – Я не постарею. – А я постарею. И вот это, по-моему, куда большая проблема. Неужели всё бывает так просто, взаимно и с полуслова? Теперь он не хотел отходить ни на шаг. Шаман мягко подталкивал его к тому, чтобы он сходил в поселение. Андерс не сдвинулся ещё полтора месяца, пока не убедился в том, что Шаман перестал засыпать на ровном месте, становясь беззащитным. Поселение он застал на последнем этапе переезда, у Юго-Западного стояло два небольших грузовичка, в которые грузили остатки ценного. Ни Ройке, ни Баррайда с Джем здесь не было, поэтому Андерс передал через знакомых парней всем привет, выяснил, где их теперь искать, и побрёл обратно. Всё нормально, да и ладно. Устал, конечно, давно он не делал этот переход в один присест. Уже холодно, скоро выпадет первый снег. Когда он возвращается, Шаман пустым взглядом смотрит в костёр. – Если бы ты не воскрес, то не сидели бы мы здесь с тобой, – Андерс тоже научился определять, чем он грузится. – Меня бы уже сожрали черви, за столько лет-то, и не было бы проблем ни у тебя, ни у меня. – Никаких проблем, кроме того, что становится холодно. Иногда Шаман прекращал загоняться и снова начинал петь свои привычные мотивы. Андерс делал шаги к сближению. Было радостно ощущать его первую жадность к себе. Это тоже был один из экспериментов Андерса: он пришёл после помывки в одном полотенце, застал Шамана, сидящим на постели, заполз к нему, перекинул одну ногу через его колени и навис прямо над ним. Шаман отложил книгу и с интересом посмотрел Андерсу в глаза. Усадил его аккуратно на себя, избегая чрезмерной нагрузки на ещё заживающее бедро. Впервые сам начинает покусывать его кожу, скользит руками по спине, крепко прижимается и целует в шею. Андерс покачивается туда-сюда, и трение приносит результат. – Скажи, ты проверяешь, может ли у меня стоять, вместо того, чтобы спросить? – бормочет Шаман ему в ключицу, и он явно улыбается при этом. – А чего теперь спрашивать? Всё уже понятно. – Про эякуляцию? Цвет спермы? Оргазм, как таковой? Они смеются, аж захрюкиваясь в приступах. – Хорошо, – ржёт Андерс. – И что, ты способен получить оргазм? – А как я, по-твоему, ещё не рехнулся в одиночестве? – Нет, не говори этого вслух! – Дрочил, конечно же! – Что, прямо с тех самых пор, как воскрес? Шаман вдруг становится серьёзным и говорит: – Я ещё успел пожить в то время, когда нас было много. То есть, девушки же тоже были. – Девушки? – спрашивает Андерс. Шаман со всей дури хлопает его по полотенцу, если бы его не было, на ягодице отпечаталась бы пятерня. – Девушки, – язвительно повторяет он. – И как это всё? – Да обыкновенно, ну, относительно, конечно. Только мы стерильны, единственное кардинальное отличие. – И мужчины, и женщины? – Да. И между собой, и с живыми людьми. – То есть, мы с тобой не первые такие. Шаман вдруг отстраняется и смотрит на него своими удивительными глазами. – Я не думал, что когда-нибудь такое произойдёт со мной. Что это вообще возможно. И я был в маске, постоянно, как ты там напридумывал себе какую-то симпатию, не видя лица, не зная имени? – Мне хватило твоего голоса. И роста! А имя – ты сказал, это не важно. – Я попал в то время реабилитации, когда некролюдам выдавали новые имена сразу, а не грузили старыми с налётом памяти в лоб, это нагружало мозги. И эти новые имена – та ещё дикая срань. Я не хочу, чтобы ты меня так называл. Или пока что не хочу. То имя, что я носил живым, я теперь с собой никак не ассоциирую, так что про него можно забыть. – Мне без разницы, правда. Когда захочешь, тогда и скажешь. Вновь качнувшись туда-сюда, Андерс добился результата, который его удовлетворил. – Так что там с цветом спермы? Шаман сидит с полуприкрытыми глазами, явно наслаждаясь его ёрзаньями. – Думаю, лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать. – Она что, фиолетовая в крапинку? Они снова гогочут. Андерс, сквозь слёзы выдаёт: – Или это призыв к действию? Трясясь от смеха, Шаман всё-таки произносит: – Не сегодня, ладно? И там всё вполне обычно. Андерс смотрит на него и хочет застыть в этом беспечном моменте навсегда, чтобы он длился, длился и длился. Вскоре сыпет первый снег. Шаман почти восстановился и предлагает идти в дальнее убежище. Путь предстоял неблизкий. С непривычки Андерс мёрзнет. Бесконечно идти по лесу невыносимо скучно. – Там есть запас одежды. Я думал, что в это время уже буду жить там. Но в этом году всё как-то наперекосяк, ничего запланированного не сделал, – пояснял Шаман на очередном привале. Местами под ногами встречалась болотная грязь, начинающая твердеть на холоде. Лес из смешанного постепенно превращался в полностью хвойный. – Тут ягоды, наверное, полный лес каждое лето, – подумал вслух Андерс. – Честно, я в таком анабиозе, что такие мелкие детали проходят мимо меня. – А по какому принципу ты выбирал это место? Как ты его вообще нашёл? Вот так тупо пёрся через лес? Маска слегка повернулась в его сторону. – Вся эта суета живых иногда делалась невыносимой. И я шёл, шёл… Потом наткнулся на эту глухомань и решил, что здесь смогу забыться. Жить, даже так, всё равно хочется сильнее, чем выпустить себе пулю в голову. Темнело рано, Андерс включил фонарь. Он не увидел никаких опознавательных знаков, но Шаман сказал, что они пришли. Через пару минут они оказались на небольшой полянке, на краю которой под сенью деревьев стоял дом. Раза в три больше, чем избушка рядом с городом, с высокой крышей. В десятке метров от него было что-то вроде сарая. – Баня позади дома, чуть дальше – туалет, – сказал Шаман и повёл его к сараю. У него оказались крепкие распашные ворота на замке, он открыл их, чем-то пошуршал внутри и скомандовал: – Свети. Андерс направил внутрь свет фонаря и увидел снегоход. – Вот на нём-то я сюда всё и привёз. Осталось забрать остатки из той избушки и всё. Идём в дом. Отперев дверь, он продолжил: – Света нет, завтра покажу тебе, где разместил солнечные панели, но не подключал. Надеюсь, успею до морозов. В доме, конечно, бардак, но я всё разгребу по местам. Здесь есть сборные стеллажи, нужно собрать и станет полегче. Дом был заставлен ящиками и коробками под самый потолок. Немного пространства было только вокруг печи – настоящей, сложенной из кирпича. – Тут у меня дровишки на одну ночь, как раз на случай, если приду. Бумагу и спички я взял. Немного труда и… Разожги свечи. Вот здесь, в кухонном гарнитуре штуки три должны быть на блюдцах, с прошлого раза. Шаман корпел над печкой, Андерс с интересом заглядывал во все углы со свечой. – Здесь есть две лавки уличные, сдвинем, найдём спальник, где-то тут был, поспим в нём. Кровать не прогреется. – Как тут всё капитально. Так и было? – Практически. Кто-то любил охоту с комфортом. Андерс вычленил среди уймы вещей лавочки, разгрёб завалы недалеко от печи, всё передвинул. – Спальник посмотри вон там, тёмно-синий. Не предполагал никогда, что буду здесь не один, знаешь. Он находит по указке Шамана спальник, под ним несколько толстых пледов. Недолго думая, он расстилает пледы на сдвинутые лавки для мягкости, а сверху кладёт спальник. Из своего рюкзака Шаман достаёт пятилитровую бутыль воды, чай в пакетиках и консервы. – Будешь что-нибудь? – спрашивает Шаман Андерса. – Поставить воду греться? – Да, конечно. Шаман выходит буквально на пару минут, чтобы сполоснуть местный чайник, покрывшийся пылью за время его отсутствия, но Андерс всё равно чувствует себя неуютно в одиночестве. Позже, чайник на печи, всё необходимое сделано, понемногу становится теплее. Андерс притягивает Шамана на спальник, снимает с него маску, долго вглядывается в лицо. Он даже не догадывался раньше, что у него окажутся такие прямые черты лица, придающие ему серьёзный вид. Было заметно, что он старше Андерса. Шаман не даёт долго себя рассматривать, склоняется ближе и говорит: – Обожаю твою двухдневную щетину. Кусает за нижнюю губу, при этом рукой скользит по шее на затылок, ерошит волосы. Андерс в очередной раз радуется тому, что им не пришлось ничего долго выяснять: вот она, правда, которую они оба поняли и приняли. И это было легко. Он позволяет себе нашёптывать Шаману разные глупости в такие моменты, зная, что тот в ответ на это растягивает губы в иронической улыбке, но прижимает к себе ближе и доволен, – Андерс точно это знает – доволен услышанным. Это удивительно, как всё оказывается в конечном счёте просто. Они ужинают, пьют чай, с фонариком добегают до туалета. Потом Шаман ищет им куртки потеплее и находит. К ночи Андерс затаскивает его в спальник. Принадлежать Шаману – это действительно то, чего ему хочется. В его руках он растворяется, забывается и просыпается только на рассвете. Они осматривают солнечные панели, размещённые на каркасе, прибитом к двум высоким кедрам. Прокидывают провод в дом, Шаман достаёт с крыши, где ещё вал всевозможного добра, несколько аккумуляторов и ставит их на зарядку на пробу. – Есть даже маленький холодильник. И стиралка, простая, без отжима. Можно и нормальную добыть при желании. – А бензогенератора у тебя нет? – Есть, на случай, если нужно поработать инструментом. Прибравшись в доме, они собирают несколько стеллажей, ставят их в дальнем углу буквой «П», забивают ящиками снизу доверху. – Нужно стенку сделать и вместо двери повесить занавеску, как думаешь? Там и прохладнее будет, и, вроде как, бардака не видно. Андерс соглашается с любыми его идеями. Они выдвигаются на следующее утро, чтобы забрать Шайтана и ту часть вещей, которую смогут унести в рюкзаках. – Как думаешь, никто ничего не сопрёт? – спрашивает Андерс. – Надеюсь, за месяц никто. А там снег ляжет, приедем, заберём. На новом месте Шаман поёт громче обычного, а хрен ли, ни души на километры вокруг. Они натягивают по периметру проволоку с консервными банками для сигнализации. На всякий случай. – Если бы не Шайтан, я бы ещё и капканов раскидал, – ворчит Шаман, а сам трепет некрокота под мордочкой. Когда они вывозили остатки нажитого Шаманом из избушки на снегоходе, Андерс наведался в своё поселение. Они хорошо устроились, союз с Югом пошёл только на пользу. Баррайд и Джем принимают его с приподнятым настроением: здесь всё как-то неуловимо лучше. Жилплощади, расположение, природа под боком и нет этого осточертевшего вида городских развалин. Андерс узнаёт, что западники злы до ужаса, но реальной силы не представляют. Джем рассказывает ему, что у Южных есть свободные девушки, мягко уговаривает его остаться. Баррайд, кажется, уже понял, что это бесполезно. Отдаёт ему вещи, которые хранил. Андерс забирает их. Он уходит с парой килограмм индюшатины, больше даже не для себя, а для Шайтана. Шаман встречает его у избушки на снегоходе. – Кидай рюкзак в сани, – кивает он головой, а сам слезает, подходит ближе. Стягивает с себя горнолыжные очки, с Андерса шарф и целует. Андерс тоже скучал. В доме куча работы: они обустраиваются, сортируют запасы, строят шкафы, приводят в порядок чердак дома и бани. У Шамана находится невероятное количество ноутбуков, и, когда ему надоедает работать физически, он проверяет их на работоспособность. Надеется найти что-то развлекательное: музыку, фильмы. Портативная колонка поёт с утра до вечера, Андерс уже сам подпевает трекам с плеера Шамана. Они рассуждают о том, что весной нужно возвести теплицу. У Шамана тысячи упаковок различных семян. Андерс подумывает над тем, чтобы выпросить или выкупить пару индюшек. Но смогут ли они их прокормить? Это же не курицы. В остальном они живут душа в душу. Андерс видит, что Шаман верит ему, и от этого становится спокойно. – Если бы я знал, что в этой жопе мира у меня будет сексуальный партнёр, то притащил бы сюда каких-нибудь игрушек интересных, что ли, – как-то раз улыбается ему Шаман. – Ты меня пальцем ещё не тронул, а уже говоришь о резиновых членах? Они смеются. – Не уверен, что мне стоит. – Я должен как-то внушить тебе уверенность? – Андерс внезапно понимает, что да, должен. – Как мне понять, что тебе понравится, а что нет? Я с людьми не взаимодействовал в этом смысле хренову гору лет. – Давай без ложной скромности, ты знаешь меня от и до, ты в курсе, что ты мне нужен. Весь и во всех смыслах. – А как же мораль? Андерс хмыкает: – Я не хочу тебя обидеть, но ты сам говорил: ты мертвяк. Какие тут ещё могут быть морали? – Ладно, ты прав. Из-за тебя я временами отвлекаюсь от того, что является настоящей проблемой. Этим же вечером он впервые раздевает его целиком. Андерс не знает, что с ними не так, но они ржут половину времени, проведённого в постели. Меряются членами и просто ухахатываются в процессе, перемежая смех попытками серьёзных ласк. Андерс провоцирует новый взрыв смеха, говоря: – Слушай, ну не могу же я тебя называть в постели Шаман. Тогда как? Дорогой? Тот трясётся в беззвучном смехе, а после отвечает: – Ты думаешь, я оставлю это вот так? И шепчет с придыханием: – Малыш! Все медведи в лесу должны были пробудиться от зимней спячки после этого гогота. Всё меняется, когда Шаман внезапно наваливается на Андерса сверху, смотрит прямо в глаза. У Андерса ноет где-то внутри. – Ух, – выдаёт он. Рука Шамана тянется вниз, а он приподнимает бёдра навстречу, вверх. К прикосновениям. – Я не буду тебе говорить, сколько у меня не было секса, – бормочет Андерс. – О-о, я вообще промолчу, знаешь ли. И это просто петтинг, как у подростков, но всё же. Его сперма имеет явный серый оттенок, при ярком свете фонарика, которым не преминул воспользоваться Андерс, это отчётливо видно. И она довольно густая. Он елозит пальцем по своему животу, определяя консистенцию. – Через пяток минут станет, как желе, – говорит Шаман. – Сучья некросперма. Уже не помню, как нормальная выглядит. Андерс тянет палец в рот. – Эй! – Что значит «эй»? – возмущается он с пальцем во рту. – Я обязан был попробовать! – Я сожру тебя с потрохами, если будешь так делать. – Начни оттуда, – предлагает Андерс, кивая вниз. – Придурок, – говорит Шаман. Но, чёрт, его рот творит чудеса. Через пару минут у Шамана есть возможность вспомнить, как выглядит обычная сперма. Над этим они тоже расслабленно смеются. Позже, прикармливая Шайтана найденными в запасах кошачьими вкусняшками, Андерс думает о том, что хотел бы застрять здесь, в этом месте, в этих чувствах, в глупой безбашенности. Пока глаза Шамана горят в его сторону огнём, он хочет отвечать тем же. И у него получается. Примерно раз в месяц-полтора Шаман подбрасывает его до дороги, и Андерс пару ночей зависает в поселении. Просто так, чтобы не терять связь. Да и Шаман настаивает. Он научил его своим подземным туннелям и переходам. Вся эта подстраховка немного обижает. Они живут в таком режиме всю зиму. – Один фокус вспомнил, – как-то днём говорит ему Шаман. – Тебе не жалко крови из пальца? – Без проблем. Андерс находит антисептик и чем уколоться, приходит обратно. Шаман лежит на постели. – Что теперь? – Капай в глаза. Капли по три. – Что, прямо в глаз? – Да. В один и во второй. Он подчиняется. Выглядит это всё, конечно, как тот ещё фильм ужасов. Шаман закрывает глаза после процедуры. – Дай мне пять минут. Позже он просит у него тазик с водой, умыться. Поднимает лицо, вытирает. И открывает чисто-серые глаза. Андерс чего угодно ожидал, но почему-то не этого. Он смотрит, запоминает, любуется. – На сколько это? – Минут на пятнадцать максимум. Если приглядишься, в глубине видны контуры пятен, и они снова проявятся. Да, он видел. Теперь он знает, как выглядело лицо Шамана до того, как всё это произошло. Отчего-то Андерсу грустно. Он смотрит на него всё то время, пока пятна не затмевают большую часть радужек снова. И чувствует невероятную теплоту внутри. Ближе к весне, Андерс в очередной раз бредёт к поселению. Он думает о том, что пора заняться рассадой, прикидывает что к чему, опыта у него немного, но что теперь? Ещё бы где-то взять картошку, то ли идти к бывшим полям, то ли выпросить хоть сколько-то у своих? Не хотелось слишком наглеть. Под огород Андерс ещё с осени наметил место, нужно вскопать. Столько идей, столько дел, всё продумать, всё прикинуть. С мыслей его сбивает пуля, смявшаяся об угол здания рядом с ним. Осколки прорезали штанину. Андерс на секунду теряется, но потом ныряет в здание, не зная, есть ли из него другой выход. Чёрт, да с него и брать-то нечего, кроме винтовки и двух десятков патронов к ней. Говорили ему, что его внушительный рюкзак вечно привлекает внимание, ох, говорили. Раздаются ещё два выстрела. Андерс мечется по зданию, выпрыгивает в окно. Его преследуют. Вроде бы, двое или трое. Бывшие западники ли, стервятники, какая тут уже разница. Андерс не видит смысла пытаться отстреляться, у него нет времени найти выгодную позицию, а он виден на все сто. Он пытается вспомнить хоть один подземный ход рядом, с задвижками, где он сможет закрыться и всё на этом, потому что затаиться где-то на поверхности невозможно, преследователи слишком близко. И как он умудрился не услышать их? Сидели в засаде, в надежде напасть на каких-нибудь одиноких разведчиков? Когда одна из пуль просвистела справа от уха, стало значительно страшнее. Андерс перебегал из укрытия в укрытие, стараясь не подставлять спину. Это продолжается ещё минут десять. Андерс в панике, надеется, что помнит один из входов в туннели. Нужно поднажать. Но он запинается, падает, ударяется головой. Затем, как будто удар сзади, в правую лопатку. Спереди куртка разорвана и начинает намокать. Пуля прошла навылет. Андерс бежит, не обращая внимания на боль. Выстрелы сзади звучат, как в тумане. Добравшись до одного из входов с простой задвижкой, он убирает её, забегает внутрь, запирает обратно. Но она легко отпирается, дверь дырявая насквозь. Ему придётся идти глубже, где решётки с замками, теперь он знает, где Шаман прячет ключи. В голове шумит. Он проходит решётку на замке. С хрипом добирается до двери. За ней он будет в безопасности. Сзади долбят по решётке. Андерс запирает за собой дверь и стекает по стенке. Вдыхает и не может вдохнуть. «Добегался», – думает он. Внутри неприятно булькает. Он сплёвывает кровь. Всё вокруг плывёт. «Сейчас отдохну, заклеюсь гелепластырем и вперёд», – подбадривает себя Андерс. Вдыхает и захлёбывается.