В свете луны

Strumming my pain with his fingers, Singing my life with his words, Killing me softly with his song, Killing me softly with his song. Lori Lieberman — Killing me softly with his song

      Микеле попытался пошевелиться. Всё тело онемело и ныло от боли. Когда он попробовал встать, послышался звон металла.       Цепь. Он прикован.       Место, в котором он находился, являлось подвалом или чем-то вроде того. Сырой воздух. Неяркая лампочка где-то под невысоким потолком. Рядом с ним пара столов, на которых лежало что-то, по очертаниям напоминавшее инструменты. И ножи. Там было много ножей… Их лезвия хищно поблёскивали…       Страх.       Микеле не знал, где он находился. Голова болела, и он не мог вспомнить событий прошлого вечера, сколько ни пытался. Как много времени он вообще здесь находится?.. Его убьют? Будут пытать? Что произойдёт? Вопросов было так много, и ни на один он не мог найти ответ. Оставалось только ждать. Но чего?..       Глаза быстро устали от полумрака помещения, в котором он находился. Попытки выбраться ни к чему не привели — тело болело, а конечности были прикованы. Цепь была достаточно короткой, и оковы держали крепко.       Сначала Микеле подумал попробовать приём, который ранее видел только в кино, однако это первое, что пришло ему в голову. Оказалось, оковы действительно очень больно сдирали кожу с рук. Почти невыносимо, но он терпел. Кровь капала на серый пыльный пол, он едва не срывался на крик, однако всё равно пытался держаться, боясь, что привлечёт шумом кого-то. Хотя он и так бы пришёл…       Мужчина перестал пытаться освободить хотя бы одну руку. Боль была ужасной, и он вдруг понял, что, попытайся он на самом деле выбраться, через похожую боль пришлось бы пройти всем конечностям. Это бесполезно. Да и, выбравшись, что он сделал бы? Куда бежать? Дверь могла оказаться запертой. А даже если открыта, кто или что ждёт его за ней?       Он в ловушке. Остаётся только ждать. Ждать неизвестности.       Дышать было тяжело то ли от подвального воздуха, то ли от волнения. А может, от всего сразу. Тем более, он добавил лишнюю боль своему телу, что также сказалось на общем состоянии.       Время шло ужасно медленно.       Пока за дверью не послышался шум.       Сердце Микеле замерло.       Лязг металла, и из-за двери показался силуэт высокого человека. Все его движения казались какими-то резкими, что пугало ещё больше.       Микеле уткнулся носом в колени, молясь всевозможным богам, что его не ждёт ничего страшного. Может, это какая-то нелепая шутка? Может, на самом деле ничего такого и не случится? Может, кто-то решил разыграть его? Может?..       — Микеланджело, чего же ты боишься, дорогуша? Не признал старого друга?       Голос он узнал сразу. И это пугало ещё больше.       Он боялся поднять глаза и подтвердить свою догадку. Это не он, не он, не может быть он…       — Что же ты? Не хочешь со мной общаться?       Выбора не было. И Мик посмотрел в глаза тому, кто заковал его в цепи.       — Ну? — Флоран широко улыбался. — Сразу же узнал, можно было поздороваться хотя бы…       — Поздороваться? Ты издеваешься?! Это что такое? — Микеле поднял руки в оковах и ткнул ими в лицо Флорана.       Фло тут же перехватил одну из них, ту, что была в крови и всё ещё болела.       — Это ты сделал? Зачем, Мик? Зачем ты калечишь себя?       Флоран начал перебирать и частично скидывать то, что стояло на столах, пока не откопал упаковку с бинтом и какую-то светлую бутылочку, вероятно, с чем-то, чем можно было обработать рану.       — Дай сюда свою руку.       — С чего я должен доверять тебе?       — С того, что я твой друг, Мик. С каких пор ты мне не доверяешь?       — С каких пор? Флоран, что это? — Микеле ещё раз продемонстрировал скованные руки. — Так, по-твоему, друзья поступают? Это шутка какая-то или что?       — Не кипятись, солнце. Дай обработаю рану.       — Солнце? Не кипятись?! Ты понимаешь, что ты наделал?       — Дай. Свою. Чёртову. Руку.       Что-то во взгляде Флорана так напугало Мика, что он тут же протянул ему раненую руку, которую мужчина начал обрабатывать. Жидкостью в бутылочке, вероятно, была перекись, и боль от неё была достаточно сильной, учитывая, какое ранение нанёс себе Микеле. С какой-то особой нежностью Фло бинтовал рану друга, но страх всё равно не покидал. И не мог покинуть.       — Может, ты всё-таки объяснишь? Как я здесь оказался?       — А ты, стало быть, совсем ничего не помнишь?       — Ничего. Абсолютно.       — Ох, Мик. Ты сам вынудил меня. Ты вечно такой хороший, радостный. Мне так тепло на душе. Но я хочу, чтобы ты был моим. Понимаешь? Только моим. Зачем тебе друзья, родственники? Зачем тебе вообще кто-то, кроме меня? Тебе не кажется, что вместе мы будем в разы счастливее?       — Ты о чём таком говоришь?..       Флоран прошёлся по небольшому помещению прежде, чем ответить.       — О чём я говорю? — он ходил из стороны в сторону рваными широкими шагами, резко жестикулируя. — О чём я?! Ты идиот, какой же ты идиот. Я, — он подошёл вплотную, заглядывая Микеле в глаза, — люблю тебя, понимаешь?       Сердце бешено колотилось. Мик в жизни не видел друга таким бешеным… Конечно, он иногда срывался и порой с ним было невозможно общаться, но не настолько. Не до таких крайностей.       — И это твоя любовь? Эти цепи?       — Да. Ты не понимаешь настоящей любви, Мик.       — И что же ты собрался делать со мной? Убьёшь? Расчленишь? Что сделаешь?       — Буду тебя любить.       — А нужна ли мне эта любовь? Меня ты спросил?       Флоран схватил и с силой сжал подбородок Микеле.       — Нужна. Всем нужна любовь, разве нет? Ты всегда говорил, что тебе всего мало. Я дам тебе столько любви, сколько захочешь.       Фло аккуратно провёл большим пальцем по губам Микеле, наблюдая за собственным движением, словно зачарованный.       — Не волнуйся. Я о тебе позабочусь. Хочешь чего-нибудь? Воды? Может, ты голоден?       — Свободы, Фло. Я хочу свободы. Я не домашний питомец, которого можно так просто посадить в клетку. Я — человек.       — Не волнуйся, — повторил он, радостно улыбаясь. — Скоро ты привыкнешь к цепи. И, может, привыкнешь ко мне.