С моей смертью покончено

      Позднее лето пахнет так же, как и всё вокруг. Пышная последняя увертюра перед упадком жизни в осень, всё живое возвращается к истокам для сохранения своего существования. По большому счету, красный сарай весьма привечал гуляющий сквозняк, и Дориан может уже себе представить, как лежит ночью на сеновале, а холоднющий ветер завывает в каждую щель между деревянными досками стен.       — Как ты не отморозил себе яйца, живя здесь зимой? — спрашивает он вечером, когда они мыли миски после ужина.       — Ох. — Закончив вытирать ложки, Каллен складывает их в чашку. Указав Дориану следовать за ним, он идёт к стойлам, где открывает самое дальнее из них и указывает на бережно сложенную военную палатку. — Поставим её прямо в сарае. Разумеется, я чуть изменил её, прикурочив дымоход.       — А, конечно.       — В целом сгодится, — добавляет он. — Вдвоем будет тесновато, но как-нибудь справимся.       — Проведём черту прямо посередине, ты об этом?       Каллен громко всхохотнул.       — Надеюсь, до такого не дойдёт.       На остаток вечера каждый начал заниматься своими делами. Каллен уселся в гадкое кресло, прихватив с собой инструкцию по выживанию, без сомнений будет шерстить его в поисках информации как пережить зиму, или нечто в таком духе. Тем временем Дориан уселся на колени спиной к костру и принялся подсчитывать и упаковывать по сверткам семена, которые они снова посадят по приходу весны. Мужчины говорили о сооружении нескольких клумб у ручья и о способах, каким образом можно было бы скрыть их от кроликов и оленей. Те две, которые разбил Каллен в дворике, дали хороший урожай, а натянутая вокруг них рабица состроила неплохую службу, но, учитывая, что их теперь двое, расширение площади посевов было разумно.       Около полуночи пёс поднял голову и навострил уши. Отложив книгу в сторону, Каллен смотрит на Канюка, ожидая узнать, что же его так насторожило. Может, шляющиеся в поле койоты или крысы, а может и другие снующие вокруг создания. Дориан думает, что слышит отдаленные раскаты грома, но вместо того чтобы утихнуть, эти звуки стали нарастать.       Моторы. Машины. Они с Калленом переглянулись, их накрыло волной внезапного понимания.       — Чёрт. — Каллен забирается по верёвочной лестнице наверх, прямо на крышу, прихватив с собой снайперскую винтовку. — Военный конвой, — кричит он вниз, глазами все так же устремившись на юг. — Постой-ка…       Дориан смотрит в стенку, представляя по ту сторону от неё дорогу, где грохочет целая вереница моторов; байки, джипы. Слишком много. Их слишком много как для рутинной военной разведки. Это охотники. Должны быть охотники, прочёсывающие окрестности в поисках припасов, а у них целые склады, да ещё и огород…       — Каллен, слезай оттуда.       — Я сниму водителей, я…       — Слезай оттуда нахрен!       Им нужно уходить. Канюк становится в дверях, нос повернут в сторону границы, он принюхивается. Шерстка на спине становится дыбом, пёс никогда не слышал раньше таких звуков.       — Нужно уходить, — тихо произносит Дориан. Звук, похожий на рев мотоцикла, вырывается вперёд идущего по шоссе каравана, чтобы разведать обстановку. — Каллен, нужно живо уходить.       Есть небольшая вероятность, что те люди не причинят им вреда, но это вряд ли. Толку как такового бежать нет, если их заметят.       Приземлившись на грязный пол, Каллен достает холщовый мешок. Он бросается к кладовке и начинает скидывать в сумку вяленные и запакованные в вакуумные упаковки продукты, консервы.       — Сколько ты можешь нести?       — Я-я не…       — Неважно. — Он схватил сумку Дориана и кидает её ему. После, хватает лук со стены. — Стрелять умеешь?       Дориан глуповато смотрит на протянутый предмет, ставит себя на место Каллена, как тот смотрит на него, и понимает, что он спросил, но ответить не может.       — Я… ну…       Оружие кочует Каллену на плечо.       — К хренам. — Он берет пистолет со шкафчика, скидывает с другого плеча винтовку и кидает всё Дориану. — Пошли.       Ферму наполняют ещё больше звуков моторов, петляющих по грунтовым дорожкам, что ведут к дому. Мурашки пробегают Дориану вдоль позвоночника, заставляя мужчину поежиться.       — Нас окружили…       Крепкая рука легла ему на шею, мозолистый палец которой упёрся в щеку. Он понял, что смотрит в тёмные глаза Каллена.       — Эй, эй, — говорит тот. — Будь со мной. Понял?       Кивнув, Дориан успокаивает дыхание.       — Ладно. Сперва они пойдут в дом, так что, если поторопимся… — Каллен шмыгнул в кладовку и вернулся ещё с парой банок консерв. Крутанув Дориана, он закладывает поклажу ему в рюкзак. — Если что-то тебе нужно, то хватай сейчас.       Дориан шатнулся к костру и собрал первый попавшийся свёрток с семенами в кожаную сумку, который только заметил. Иррационально, возможно, но они лёгкие. Очень маленькие. В будущем зернышки прорастут для кого бы то ни было, кто наткнётся на его труп и неважно, заслужено были получены растения или нет. Даже если и украдут то малое, что у него есть.       Они выскальзывают через дощечку. Каллен установил защитный механизм, при котором изнутри здания на вход накладывается тяжёлая перекладина. Он активировал его, как только они вышли. Вполне возможно просунуть между планками палку и сдвинуть препятствие в сторону, но снова открыть так дверь — сплошная морока, если кому-то вообще удастся отыскать её. Снаружи она ничем не отличима от других досок сарая.       — Канюк, — Каллен указывает псу на линию деревьев. — Пошли. Веди себя тихо.       Пёс отнёсся к просьбе со всей ответственностью, и то, как поджал губы Каллен, говорит Дориану, что и тот так считает. «Пожалуйста, веди себя тихо». Возможно, если он спроецирует мысль с достаточной силой, она попадет псине прямо в голову и удержит его от лая.       — Куда теперь? — шепчет Дориан. Какое бы они не выбрали направление, у них нет достаточно прикрытия. Даже учитывая покатые холмы на горизонте — до них ещё долго бежать по открытой местности. Их единственная надежда — синева сумерек, с каждой минутой стирающие границы мира вокруг них все больше.       — К озеру, — отвечает Каллен. — Держись под тенью сарая.       Заблокировать обзор. Да, у них есть шанс, если кавалькада заняла дом, а её дозорные не шибко смотрят по сторонам.       Канюк срывается на рысцу. Они не разговаривают, и Каллен держит Дориана перед собой, направляя его уверенной хваткой за рюкзак, если он сдвинется слишком далеко в сторону.       Линия посадки — черта поля, они в тридцати секундах, чтобы пересечь её. Как вдруг внезапная пуля вонзается в землю. За ней следом вторая.       — Бежим! — кричит Каллен, и они бегут.       Ещё две пули попали в землю рядом с ними. Оживший звук мотоцикла эхом разносится вокруг, за ними подался устойчивый рёв.       Стрельба прекратилась, а может, была просто заглушена пришедшим в жизнь мотором. В крови Дориана забурлил адреналин, ветер раздувает ему ноздри, и несёт вперёд, хоть лёгкие горят чистым пламенем.       — Не останавливайся! — кричит позади него Каллен, и он бежит дальше. Взгляд через плечо сказал ему, что Каллен опасливо близко и Дориан повиновался — он бежит, пока не достиг линии деревьев. В узком пространстве безопасности лесопосадки он падает в подушку из пыли и семян травы. Если это очередное прощание, то он хочет застать его собственными глазами.       Каллен снимает с плеча лук и закладывает стрелу.       — Аргх, серьезно, что ли. — Дурак; чёртов герой боевиков, идущий в последний бой. Пули засвистели в землю по обе стороны, выпущенные остальными нападающими вдалеке, но у них не было ничего дальнобойного оружия или оружия с автоматическим типом стрельбы — а если бы было, то мужчины были бы уже покойниками. У всадника на байке не выходит ехать и стрелять одновременно, его намерение — явно догнать Каллена. Ускоряясь, он разгоняет двигатель.       Непоколебимый как скала, Каллен натягивает тетиву. Байкер изменяет направление, но не может, не перевернувшись, резко свернуть. Даже его уклонения имеют определенный ритм, шаблон. Когда расстояние между ними сокращается, сокращается и время полета для стрелы Каллена.       Она летит слишком быстро, чтобы отследить ее невооружённым глазом. И попадает прямо в центр мотора, отчего байк отклонился, а ездок по инерции выпал вперед, кубарем пролетел несколько ужасных метров и ничком застыл в неестественной позе, как минимум с одной сломанной ногой.       Каллен снова вешает лук через плечо и бежит в лес, на его лице играет удивление, когда он видит Дориана.       — Я же сказал не останавливаться, — грымзает он, когда пробегает мимо.       — Да, ну, — Дориан бежит следом, — если б ты умер, то я б так и сделал. Хороший, кстати, выстрел, засранец.       — Надо было шлем надевать, — сухо говорит Каллен. — Пошли.       Никаких звуков моторов в погони, никаких выстрелов и шагов. Только неуверенное чириканье птиц. Теперь ночное небо заполонили летучие мыши, крошечные пятнышка чернил на фоне хитросплетений звёзд. И хоть у них теперь фора, но Дориан не узнает эту тропу. Может, всё дело в темноте.       — Сколько ещё до озера? — кряхтит он.       — Ну… Ай, блять, — Каллен едва не перекувыркнулся через упавшую ветку, он исправляется: — Я говорил о большом озере. — Шумно выдыхает через рот, пытаясь восстановить прежний ритм дыхания. — Там есть город, в паре километров на север. — Ещё один вздох. — Спрячемся там, надеюсь, они возьмут, что захотят и свалят.       Но не все так просто. Они убили одного из отряда.       — А если нет?       Каллен продолжил бежать. Лук засверкал своими плечами у него на груди.       — Тогда посмотрим, — отвечает он.       Когда ночь становится гуще, они замедляют свой ход. В небе убывающая луна, но достаточно светлая, чтобы без проблем различить все вокруг. Действие адреналина пошло на спад, оба уже выдохлись. Но пёс, похоже, неутомим. Счастливый увалень. Наконец они вышли из посадки на грунтовую дорогу, усеянной горсткой коттеджей.       — Который? — спрашивает Дориан.       Без слов Каллен указывает ему идти дальше. Подняв здоровенный булыжник, он ведёт их в заросший дворик, где осторожно открывает дверь в двухэтажный домик. Присев, он кидает камень прямо внутрь дома, тот ударился и немного покатился по полу. После всё вокруг снова кануло в тишину.       — Споры? — Достав из рюкзака фонарик, Дориан направляет луч света внутрь, ничего, кроме отвратительных кухонных тумб и слоя пыли.       — Маловероятно, — отвечает Каллен. Он махнул Канюку и тот, поняв сигнал, исчезает внутри. — П’шли.       Наверх, в маленькую спальню. Они забаррикадировали дверь шкафом. В комнате есть дверь, что открывается на крышу гаража на случай, если придётся спрыгивать и бежать. Здесь, по большому счету, всё нетронутое, но выглядит так, будто раньше жил подросток. Было шокирующим наткнуться на место, не разграбленное до последнего клочка ткани.       — Здесь же нет больше никого, да, — бурчит Дориан.       В углу Каллен снимает и складывает оружие и сумку. Открыв шкаф, он достает два одеяла, полные пыли.       — Чтобы не замёрз, — говорит он и кидает Дориану одно одеяло. — Ложись на кровать. — Размещается на полу рядом с собакой, подложив вместо подушки старый свитер. — И нет, — добавляет он тихо. — Большинство людей пыталось добраться к зонам.       Дориану посчастливилось оказаться в карантинной зоне, когда вступил в силу указ об эвакуации. Но везение — понятие относительное, поскольку вскоре после этого его выжили из квартиры и подвергли обработке, как и тысячи других отчаявшихся беспомощных людей. К тому времени как им с Феликсом удалось снова вернуться домой, все их пожитки оказались разграблены.       Нетронутое жилище. Он скидывает рюкзак неподалёку от себя и ложится на кровать, завернувшись в одеяло. Наступивший сон полон смуты. Ему снятся клетки, сломанные конечности и смерть. Луна очерчивает подъём и падение грудной клетки от дыхания лежавшего на полу Каллена, и каждый раз, когда Дориан ворочается, он непременно смотрит на него. Вдох и выдох. Вдох, выдох. Когда он начинает плакать, где-то ранним утром думая о Феликсе, на кровать рядом с ним запрыгивает Канюк. И тогда он снова засыпает.