С моей смертью покончено

      Вернон оказался не таким уж и захолустьем, как он ожидал, так что пришлось передумать шансы. Слишком большая вероятность, что здесь могут быть ещё выжившие, а может и не только они. Вместо того чтобы идти по обочине дороги, в поисках прикрытия они свернули за посадку в огороды и дворы. Это долгая прогулка. Часто в Канюке просыпался дух соперничества и Дориану приходилось следовать за ним, обходя некоторые здания.       В каждом автоцентре, шеренгой выстроившиеся за городом, выставочный зал становился пустее предыдущего, все рабочие машины либо были угнаны, либо разобраны до последнего болта. Вместо них остался только толстый слой пыли, покрывающий оставшийся в зданиях интерьер, а из трещин, что проявились после бури, уже проклюнулись маленькие ростки растений. Природа, уютно устроившись, решила не ждать приглашения и посетила человеческие строения лично, ибо никого не осталось, кто мог бы прогнать ее прочь.       Вдалеке он сумел разглядеть тускло-бежевые стены нескольких крупных магазинов и торговых центров.       — Как насчёт пари? — Он смотрит на Канюка. — Бьюсь об заклад там есть, м-м, где-то с пять одинаковых пончиковых в этом городке.       Нет ничего более канадского, чем именная вывеска с выведенными на ней курсивом красными буквами; он уже заметил одну кофейню с таким названием, расположенную неподалеку от шоссе. Он предложил ладонь псу, на которую тот добросовестно положил лапу и они, так сказать, «пожали руки». Не то чтобы кобель знал или вообще ему было дело до речей мужчины, но так гораздо веселее.       Пройдя чуть вглубь, ему кажется, словно в восточной стороне города гудят генераторы, так что теперь они идут на запад, осматривая вереницу пустых автомастерских и семейных ресторанов. Наконец, через брешь в одной из баррикад им удается выйти на парковку какого-то гипермаркета. Он уже было раздумывал ломануться внутрь, как вдруг его внимание привлек указатель, буквально вопящий не пропустить рядом стоящий шиномонтаж.       — Ну, с Богом. — Похоже, настало время скрестить пальцы.       Делать в торговом зале было нечего, так как уже вынесли все, что только можно, а вот в гараже посчастливилось обнаружить несколько стеллажей с двумя комплектами шин, резина которых, если судить по внешнему виду, вполне способна выдержать давление в одну атмосферу. Но когда он уже потянулся к одной из покрышек, чтобы получше рассмотреть что да как, от горького осознания становится тошно. Нет никакой уверенности, что все эти чертовы шины подойдут, даже если он прокатит каждую те десять километров до джипа. Стоило взять в расчет и такой вариант. От стыда за ошибку лицо заливает краска, ему приходится присесть на несколько минут и хорошенько пораскинуть мозгами.       Канюку скучно, пес уже привык к залетам Дориана. Он шляется по мастерской, вынюхивая и пихая голову то туда, то сюда, пока наконец не сбивает со стойки ящик с инструментами, от чего тот с грохотом упал на пол, и стремглав побежал к Дориану за поддержкой.       — Дебилизм — это походу заразно, — бурчит он, похлопав собаку по спине. Поднявшись на ноги, он идёт осматривать новоявленный погром.       Заплатки, несколько крестообразных отверток, а также плоскогубцы и буклет с инструкциями. Его-то он и берет в руки.       — Руководство по ремонту пробоин…       Ну конечно. Ну конечно же! Может ему удастся починить покрышку. Пролистывая буклет, он сверяется с фотографиями и собирает все необходимые для ремонта инструменты и детали. Ему все равно нужно придумать как снять то сукино колесо с подвески, и потом закачать в нее воздух, но с этими проблемами он разберётся по мере возникновения. В зависимости от того, настолько быстро ему повезёт отыскать насос, они смогут вернуться к джипу ещё засветло.       Раскатистый взрыв сотрясает стены здания, от чего он хватается за край стола, чтобы не упасть. Канюк тревожно лает дважды.       — Господь Всемогущий… — Это явно не гром. Он пробирается через торговую зону и поднимается по служебной лестнице на крышу, где видно огромное облако дыма, поднимающееся в вечернее небо от зданий всего через пару дорог.       — Это не может быть хорошим знаком.       Здесь есть комната для персонала, они запираются в ней, чтобы переждать. Если пересечь трассу прямо сейчас, то будут как на ладони, не зная с чем имеют дело.       Он хотя бы ощущает страх. Это, успокаивает он себя, хороший знак.       Проходит день, сумерки сгущаются в ночь. Больше никакой активности после взрыва. В конце концов, Канюк скуля начинает скрестись в двери. В туалет, наверное, хочет. Да и он сам, по правде говоря, тоже. Быстрая вылазка на улицу не повредит.       Все тихо. Под покровом ночи можно быстренько улизнуть к машине.       — Эй, а ну не отходи далеко, — говорит он собаке, как обычно забредшей к черту на куличики. Наскоро опорожнив мочевой пузырь, Дориан проходит на парковку, раскинувшуюся прямо перед входом. Похоже, кто-то решил укрепить здание, используя фуры и большие контейнеры, чтобы оцепить имущество. Умно, но по-видимому, не возымело эффекта, раз здесь никого не было.       Подбежав к главному входу, Канюк застывает, уставившись в один из темных дверных проходов. Дориан останавливается тоже, он видит, как морда пса ощетинивается, и медленно тянется к своему лому.       Собака рычит, низко и смело. В ответ доносится уродливое низкое скрипение, искажая собачий рык до неузнаваемости. Из глубин прохода доносится множество пронзительных трескающих визгов, и стая щелкунов валит прямо на Канюка.       Пес бежит что есть мочи. Вместо лома Дориан достает револьвер, отчаянно ища путь как взобраться на укрепления. Ничего поблизости, но рядом со зданием есть мусорный бак. Он бежит к нему, забирается и вылазит на один из погрузочных контейнеров. Еще трое щелкунов выходят из-за мастерской, натыкаясь друг на друга, чтобы секундой спустя добраться до его убежища.       Много. Их слишком много. Как только он выстрелил, все сразу направились к нему. Давным-давно он допустил оплошность, полагая, что эти твари не умеют лазать — ошибка, которую не допустит снова.       Но также он не может окликнуть пса. Канюк все лает и лает, исчезнувший с виду рядом с фасадом шиномонтажа. После, вспышкой из сотни лап, с прижатыми ушами и хвостом, он вылетает из-за угла прямо в заклинившую дверь какого-то недостроенного ветхого сарая. Щелкуны мигом погнались за ним.       — Ох, нет, — выдыхает Дориан. Эта лачуга долго не простоит. Подняв лом, он резко разбивает стекло машины. Словно волной несколько зараженных отступают от сарая и устремляются на звук. Порывшись в рюкзаке, он достает одну из бутылок, поджигает спичку и задерживает дыхание, пока не соберется стая.       Он швыряет «Молотов». Огонь мелькает в темноте и разбивается пожарищем у ног троих высушенных щелкунов. Они с визгом загораются и падают словно песчаные замки один за другим, сгорая дотла. Еще несколько особей сбегаются на визжащий галдеж, один из них подходит прямо в пламя и загорается пару секунд спустя, становясь вопящим горящим факелом.       Канюк гавкает, все так же в ловушке, несколько заражённых неустанно бьют по доскам, желая разорвать его на части.       Дориан спрыгивает на капот грузовика, подняв взгляд ровно настолько, чтобы убедиться, что звук привлек внимание зараженных. И как можно тише перебирается на капот другой фуры, а оттуда — на ее крышу. Щелкуны сходятся к капоту машины, и зажигая еще один Молотов, он бросает его дугой прямо в них. Мучительные, нечеловеческие вопли, стихают в пламени костра.       — Сдохни уже, мразь, — выплёвывает Дориан, спрыгнув на землю. Подбирает лом и бежит к Канюку, высвобождая его из западни с ужасным грохотом, едва не сорвав при этом дверь с петель. Они бегут к выезду из парковки, позади них сгущается запах дыма.       Адреналин обжигает горло, когда он разминает конечности, готовясь перепрыгнуть через импровизированный забор, отграничивающий трассу от полей за ней. Канюк пролетает над оградой прямо перед ним, и он прыгает. Но вдруг нога дергается назад — какая-то невиданная сила схватила его голень в крепкие тиски, от чего он сильно ударяется щекой о тротуар, такое столкновения едва ли не оглушило мужчину. В отчаянии он пытается вырваться вперед, проскользнуть под забор, если перепрыгнуть не получилось. Хватка не ослабевает, она наоборот — тянет его назад. Он пнул ее каблуком, от чего раздался хруст мягкой кости и переворачивается на спину. Он выбил нижнюю челюсть щелкуну, что не спугнуло зараженного, тот издает булькающий звук и хватает его снова. До лома не дотянуться, его отбросило в сторону, когда мужчина был сбит с ног.       Злобное рычание заполняет его уши, как мгновение ока щелкуна прибивает к земле тридцатикилограммовым кобелем. Дориан рывком поднимается, хватается за лом и тяжело опускает его на голову твари, расплескав содержимое черепа по асфальту.       Он проводит языком по зубам, проверяя все ли на месте, и сплевывает. Во рту остался привкус крови.       — Пошли, — шипит он Канюку. Оба живо пробираются через ограду. Позади них ещё двое щелкунов залезают в прогалину, готовые преследовать дальше.       Подняв губу в отвращении, он вынуждает себя бежать быстрее. Через поле. Не останавливаться.       Воздух содрогается от скорострельного огня и он спотыкается, падает на колени, шатаясь, поднимается и продолжает бежать. Где-то позади, приближаясь, ревет машина и секунду спустя ночь сменяется светом автомобильных фар, ослепляя и останавливая его. Канюк тоже тормозит, скрываясь в темноте за лучом света.       Поток света преграждают громоздкие силуэты.       — Брось пушку, — рычит женщина.       Но Дориан просовывает лом за уздечку и поднимает руки.       — Прошу, — задыхаясь, говорит он. Это единственное, на что хватило сил сказать.       — Проверь его, — приказывает она фигуре слева от себя.       Анализ крови — небольшой прокол — секунду спустя показывает отрицательный результат.       — Может, еще рано? — говорит парень.       — Может. Забираем с собой. Карантин на ночь. Поехали.       Схватив, кто-то тащит его к Хамви.       — Собака, — говорит он, вяло пытаясь дать отпор. — Без пса я никуда не пойду!       Солдат переводит взгляд на высокую женщину.       Она вздыхает.       — Тащи эту клятую псину.       Кому-то как-то удается словить скулящего Канюка, обоих загрузили в автомобиль за брезент, отграничивающих их от других пассажиров.       В дороге, время играет с ним в причудливую игру. Он понимает, что работает мотор, что он едет вперед, и вот он уже на ногах, ведомый в комнату, тускло освещенную единственной крохотной лампочкой. Кто-то спрашивает его, откуда он, где находятся остальные из его группы, но для ответа он не может собрать воедино ни слова. Он не может сказать наверняка, сколько прошло минут, а может и часов. Когда солдат уходит, дверь закрывается и он ничего не спрашивает. В углу стоит раскладушка. Он ложится на нее лицом вниз, Канюк располагается рядом, на полу, прямо под его рукой.       Сны его на вкус подобны дыму, однако в них нет Каллена. Только улыбающийся Феликс, на этот раз он в очках. Движение и скорость того, как он привык поправлять их на носу, словно записано на кинопленку; они повторяются снова и снова.