Но бывают времена... Версия 2.0.

      Объект под номером ZX-11-P-070 всегда содержался в достаточно просторной, но практически пустой камере. Большую часть времени, за исключением удовлетворения физиологических потребностей и приемов пищи, он проводил, сидя посередине камеры, под прицелом двух десятков автотурелей и восьми охранников. Четверо наблюдали за «семидесятым» через камеры, еще четверо прохаживались по расположенным над камерой мостикам или галереям, будучи надежно защищенны армированными стеклянными панелями. Точнее, так думали до первой попытки побега, после которой галерею подняли на четыре метра повыше и дополнительно укрепили титаном. Но, как думали единственные двое выживших после того побега – этого было явно недостаточно. Не каждый разумный голой рукой разбивает армированное стекло в полметра толщиной.       Сам семидесятый сидел, сложив под себя ноги, и смотрел всегда в одну точку. День за днем. Обладай его взгляд физической силой – он бы уже давно просверлил стену насквозь, открыв себе путь к побегу. Впрочем, бежать с этого корабля можно было только в космос. Семидесятый знал об этом давно. Когда-то это его бесило, заставляло буквально кипеть кровь в жилах, но не сейчас. О, нет, он не смирился со своим положением пленника. Он просто ждал. И чем дольше он ждал – тем сильнее потом будет его гнев. А его выпустят из камеры, это семидесятый понимал прекрасно. Если до побега у него еще были сомнения в дальнейшей судьбе, то теперь он прекрасно знал, что его не пристрелят и не отпустят погулять в космосе без скафандра.       Его не убили при побеге, предпочтя аккуратно пленить и возвратить в камеру. Вскоре после этого у него прекратили брать пробы крови, кожи и волос. Возможно, у яйцеголовых было достаточно материала для дальнейших экспериментов, а, возможно, они просто сдались, так и не поняв природу семидесятого. Ему лично было плевать на это. Белые халаты не смогли бы сделать второго подопытного, даже разобрав и собрав его самого несколько раз. Не смогли бы получить копию объекта, даже если бы опять создали «Ланселота» и запустили его тем же маршрутом, что он отправился сотню с лишним лет назад.       А потому яйцеголовым оставалось только смотреть на записи с запечатлённым семидесятым и корпеть над пробирками, пытаясь понять, каким образом хрупкое человеческое тело может выдержать очередь из двадцатимиллиметровой автопушки в упор. Или как ничем не примечательный мужчина голыми руками разрывает пополам тяжелого меха.       При воспоминании об этом в душе семидесятого слабо шевельнулось какое-то чувство. Что-то, слабо похожее на веселье. Шевельнулось и тут же утихло, будучи подавленным чувством-гегемоном, что бушевало внутри человека. Тем единственным чувством, что позволило выжить семидесятому даже после того, как «Ланселот» начал разваливаться на части.       Внешне, впрочем, это чувство никак не отразилось на объекте, который продолжал сверлить стену взглядом. Когда-то он услышал, что один из яйцеголовых заявил, будто такое изменение глаз, как у семидесятого, невозможно. Другой сказал, что его пугает взгляд объекта и выразил сомнение в том, что они знают достаточно о глазах людей. Человек убил их обоих при побеге. Смотря им в глаза, чтобы последним, что они увидели в жизни, было то, чего они так боятся.       У него с самого рождения была гетерохромия – один глаз был карим, второй – голубым. Данная мутация сохранилась у него и сейчас, но цвет глаз поменялся. Один стал полностью белым, вместе с радужкой, второй в тон ему поменял цвет на угольно-черный.       Когда то семидесятый нашел бы в этом горькую иронию – он никогда не любил это цветовое сочетание. Сейчас же он относился к своим глазам так же, как и ко всему остальному – он их ненавидел.       Привычная рутина вдруг резко изменилась, перевернувшись на сто восемьдесят градусов. По кораблю что-то резко пробарабанило, заставив его покачнуться, а охранники забегали туда-сюда.       Этого семидесятый и ждал. Галерею после первого побега вырезали прямо в борту корабля на высоте семи метров, посчитав, что объект не сможет туда запрыгнуть. Напрасно.       Взяв короткий разгон, семидесятый подпрыгнул и буквально влетел в галерею. Стекло жалобно взвигнуло, но выдержало удар тела. Только для того, чтобы через секунду разлететься осколками от огня турелей, которые начали стрелять по объекту, покинувшему свою зону.       И они продолжили стрелять по семидесятому, который по-звериному, на четвереньках, бежал по стеклянным покрытиям галереи, оставляя в панелях хорошо заметные отпечатки. Сделав полный круг, он плавно проскользнул в галерею через разбитое стекло и понесся к выходу, возле которого как раз остался один уцелевший в кровавой вакханалии охранник.       Он спешил закрыть дверь, но совершил фатальную ошибку – развернулся посмотреть на галерею. Бегущий на него семидесятый стал последним, что увидел в своей жизни гуманоид, лишившийся спустя долю секунды головы с частью позвоночника.       Оказавшись за дверью, семидесятый торжествующе зарычал, задрав голову к потолку. Он на свободе. И, слыша звуки далекой перестрелки на борту корабля, человек подумал, что вполне может статься, на этот раз он на свободе оказался навсегда.