Но бывают времена... Версия 2.0.

      Оба выбранных Поманом десантника ждали Аэция в ангарном отсеке, спокойно проверяя экипировку рядом с челноком. - Капитан, - вытянулись они, - Рядовые Дараний и Постулл по вашему приказу прибыли. - Вольно, - отрывисто произнес Веллисар и, взяв со столы лежащий там Фестон, начал сноровисто рассовывать бруски с вольфрамом в отделения боескафа, - Уже загрузились? Тогда вот вам краткая вводная – первыми огонь не открывать, головой вертеть на все триста шестьдесят, все записывать и запомнить, - на смену брускам пришли гранаты, - И самое главное – быть готовыми дать деру по первой моей команде. Все ясно? – дождавшись двух синхронных ответов, капитан продолжил, - Вот и отлично. Трага, челнок готов? – обратился он к пилоту по внутреннему каналу связи, для чего пришлось наклонить голову набок.       Названная турианка просто подняла в интернациональном жесте один из пальцев вверх. - Тогда грузимся. Вперед! - Капитан, разрешите обратиться, - Поман подошел, как и всегда, неслышно, - Противник говорил о трех переговорщиках. Вы считаете целесообразным брать четвертого члена экипажа и ставить под угрозу всю миссию? - Трага не покинет пределов челнока. «Договоренность» не будет нарушена. - И все же я протестую… - Если Скиталец решит, что мы представляем угрозу, то распылит по системе ленивым плевком, вне зависимости от того, четверо нас будет или трое. Ваш протест отклонен, командор.       Побурчав напоследок про рапорты, Поман ушел, оставив Веллисара с командой наедине.       Вопреки опасениям капитана челнок не распылили на подлете. И при заходе в нутро Скитальца. Не начали стрелять и сразу при встрече два амбала на две головы выше турианца и на столько же шире. Один из них при виде капитана протянул вперед руку с плоским кругляшом на ней и почти незаметным движением пальца что-то нажал. - Капитан, - на Веллисара уставилась призрачно-пурпурная голограмма какого-то существа. Двуногое, прямоходящее, с двумя руками по пять пальцев. Голова была открыта, но из-за самой голограммы капитан мало что разглядел кроме одного ротового отверстия и двух глаз, - Вы проявили мудрость, несвойственную вашему виду, согласившись на переговоры.       Голос существа ничем не напоминал тот грубый, механизированный голос, передавший «приглашение», о чем Веллисар незамедлительно упомянул. - До недавнего времени не возникало необходимости в изучении вашего языка, – голограмма на секунду замерла, смотря куда-то в сторону, а потом продолжила, - Будет целесообразнее продолжить переговоры в более подходящем месте. Мои подчиненные вас сопроводят. Надеюсь, вам хватит адекватности принять это предложение и не подвергать свои оболочки лишней опасности. - Полагаю, выбора у нас нет? – посмотрел Веллисар по очереди на обоих амбалов, присматриваясь к ним внимательнее. Изначально турианец принял их за кроганов, но теперь, приглядевшись, понял, что это не так. Слишком широко расставленные и согнутые ноги, слегка сгорбленные, но без каких-либо признаков кроганского горба на спине. Изредка голова, закованная в уродливый шлем с пятком визоров, рассыпанных на его поверхности, лениво поворачивалась из стороны в стороны.       Руки свободно висят вдоль корпуса, но что-то подсказывало Веллисару, что схватить висящие на груди на чем-то невидимом глазу капитана орудия они смогут моментально. - Выбор существует всегда и, как правило, в количестве более двух вариантов, но выражаю сомнение, что вас устроит прекращение существования в качестве выбора. - Это утверждение правдиво, - произнес Веллисар, пытаясь скопировать манеру речи капитана Скитальца. И либо ему это не удалось, либо чужак на мини-выходку турианца внимания не обратил – голограмма погасла.       Едва это случилось, как оба амбала развернулись и дружно затопали в направлении ближайшего коридора. Один из них, правда, через несколько шагов остановился, пропуская трех турианцев вперед себя и замкнул импровизированную колонну сзади.       Несколько раз конвоиры сворачивали, меняя маршрут и уходя куда-то в сторону по запутанным коридорам. Однажды Веллисару даже показалось, что он услышал вдалеке звуки стрельбы.       Наконец, головной конвоир остановился перед точно такой-же дверью, как и десятки прочих до неё. Пластина гермостворки плавно и тихо оттъехала в сторону, открывая взору турианца небольшое помещение. Больше всего оно напоминало смотровую площадку с подставкой посередине. Края площадки смотрели во тьму, которая изредка перемигивалась целой плеядой огоньков.       Отошедший в сторону здоровяк приглашающе указал рукой в сторону двери, а его напарник, вставший по другую сторону двери продублировал жест. - Приглашение, от которого не отказываются, да? – с нервным смешком произнес один из десантников. - Именно, - Веллисар был рад, что турианец не видел сейчас брошенного на него взгляда, скрытого броней, - Ну, была не была, - вздохнул он и шагнул вперед.       Оба десантника тут же последовали за ним, синхронно шагнув в проем. Дверь за ним неслышно закрылась, погрузив помещение в тишину. - Капитан, - на подставке посреди площадки появилась уже знакомая турианцу призрачная фигура, - Как принято говорить в некоторых культурах – рад встретиться лицом к лицу. - Он что – под кайфом? – раздался по связи голос одного из десантников, - Он же голограмма! - Если это действительно так – то почему я не вижу тебя во плоти? – спросил Веллисар, не утруждаясь ответить на вопрос турианца и обходя голограмму по кругу. Все более отчетливая мысль билась в голове, набатом отдавая в висках и заставляя Веллисара холодеть от неожиданного осознания истины. - Приводя некоторые аналогии – вы сейчас смотрите на мою плоть и кровь, - подтвердила опасения турианца голограмма. Оба десантника крутанулись на месте, подозрительно смотря во тьму. - Погодите-ка, - сказал один из них, всматриваясь в блещущие огоньки, - Это что… - Серверы, - печально подтвердил Аэций догадку десантника, - Наш собеседник – компьютер. - Искусственный интеллект! – выкрикнул все тот же турианец и рывком разорвал дистанцию от голограммы, даже не подумав, что она не может ему чем-либо навредить. - Не совсем верное определение, - подпер рукой подбородок призрачный собеседник Аэция, - Но суть передает вполне точно. - В каком смысле – не совсем точное? – Аэций поднял вверх руку и оба десантника опустили оружие стволами вниз. - Тот смысл, который подобные вам вкладывают в значение выражения «искусственный интеллект» подразумевает полную его «искусственность» - все компоненты данного существа создаются кем-либо из набора заранее записанных конструктов. - А ты, значит – искусственен не полностью? – наморщил лоб Аэций, пытаясь продраться через сказанное ИИ. - Ответ корректен, - склонила голову набок голограмма, - Моя аппаратная и программная основы созданы искусственно, но личностная матрица – нет. - Тебе была вживлена матрица другого ИИ? – Веллисар начал обходить голограмму по кругу. - Ответ отрицателен. Не матрица ИИ. - То есть? - турианец остановился, - твоя личность – это личность… кого-то… живого? - Капитана корабля. Он получил критические повреждения органической оболочки и был утилизирован, - от того будничного тона, которым эти слова проговорила голограмма, Велиссар безотчетно передернулся. – Был создан цифровой слепок его личности, который команда загрузила в систему корабля – я. День смерти капитана стал датой моего рождения.       Эскадра Гарвенника, по его скромному мнению, побила все возможные рекорды (и нарушила так же все возможные правила и предписания), пытаясь как можно быстрее достичь Требухи. И преуспела в этом, достигнув системы за рекордные сорок минут вместо ожидаемого часа. Только для того, чтобы обнаружить в системе недвижимого Скитальца и корабль разведки, с которого контр-адмиралу и пришло сообщение о космическом левиафане. - Доклад, - коротко бросил он по каналу связи фрегату разведчиков. И после услышанного с трудом сдержался, чтобы не озвучить на весь корабль свое мнение о разведчиках, у которых шило в заднице.       Если бы все зависело только от Тоэта, то он бы просто-напросто расстрелял Скитальца из всех орудий, а оставшиеся обломки сложил в герметичные капсулы и отвез в ближайший научный центр Иерархии. Но теперь сделать этого было нельзя из-за находившихся на борту противника разведчиков. И приходилось ждать и надеяться, что на такой здоровенный приз, как Скиталец, никто не позарится. И что турианцы выберутся наружу хотя бы живыми.       Увы, но не всем надеждам Гарвенника было суждено сбыться.       Пятерка кораблей медленно и вальяжно, нисколько не скрываясь, выплыла из пустоты и построилась напротив турианского флота. Пять против четырех десятков, но численное превосходство предполагаемого противника их, казалось, нисколько не взволновало. Замерев напротив турианцев, неизвестные прекратили какие-либо движения, превратившись в истуканов – датчики улавливали только слабый сигнал переговоров между кораблями. - Не открывать огонь, - проскрежетал сквозь сжатые мандибулы Гарвенник, - Я не собираюсь войти в историю, как контр-адмирал, устроивший бойню вместо первого контакта. - Они-то почему не стреляют? – тихо пробормотал кто-то. - Они пришли не за нами, – Тоэт даже обернулся, будто способен был пронзить взглядом переборки и вакуум за ними, увидев Скитальца, - а за ним. Выйдите с ними на контакт, - приказал он, - и со Скитальцем тоже. - А если они не захотят? - Раз не начали стрелять, как только появились, то, как минимум, слышали о таком понятии, как разговор.       Пять вышедших на эскадру Гарвенника кораблей были не всеми силами вторженцев. Два пузатых, блеклых корабля медленно и неслышно крались в пустоте, обходя турианцев с фланга. О том, что их увидят корабли Гарвенника, они ничуть не беспокоились – защитное поле надежно прикрывало их и от аппаратуры, и от любопытных глаз. Гораздо более они опасались Скитальца, но и он их не заметил. А потом было уже поздно – зайдя в мертвую зону левиафана, двойка кораблей на несколько секунд выключила поле и запустила в сторону колосса два десятка абордажных капсул. - Хитрые засранцы, - протянул Гарвенник, глядя на летящие в сторону Скитальца аппараты практически невооруженным взглядом – камеры крейсера не в счет, - Не открывать огонь! - Но… - Не открывать огонь! Агрессии в сторону флота проявлено не было, - контр-адмирал неожиданно улыбнулся, - Подготовьте абордажную группу. В эту игру можно играть вдвоем, - произнес он в пустоту, адресуя высказывание командиру вторженцев.       Его заметили. Это семидесятый даже не понял, а ощутил еще до того, как два замыкающих болванчика синхронно отшагнули в стороны, давая пройти здоровенному амбалу с каким-то монструозным орудием.       Это человека не остановило. Вместо того чтобы попробовать укрыться, он только резко ускорился, стараясь во что бы то ни стало достичь целей. И только когда вместо хлесткой очереди дуло орудия выплюнуло в его сторону струю кислотно-зеленоватого цвета понял, что сделал неправильный выбор.       Едкая жидкость при контакте с кожей мгновенно прожгла её, с непринужденной легкостью растворяя плоть и кости. Это было очень болезненно. Мучительно.       Семидесятый взвыл от боли, катаясь по начавшему стремительно плавиться полу. И одновременно четко планируя свои действия. Уйти влево – закрывшись от амбала его коллегой. Нанести тому удар между горжетом и лицевой пластиной, разрезав горло. Вклиниться в отряд болванчиков. Амбала оставить напоследок. Он должен страдать. Он будет страдать!       Боль утихла практически сразу после того, как из ничего на прожжённый костяк человека из ничего нарастились плоть и кожа. Семидесятый медленно встал, позволяя болванчикам хорошо рассмотреть. Психологическая атака, в ней человек за годы заключения тоже хоть немного разбирался. - Меня не убить, - прошептал семидесятый. А потом ринулся в бой.       Один нечеловечески длинный, молниеносный рывок вперед – и вот он уже рядом с целью. Такое манящее, беззащитное горло стоит картинкой перед глазами, стоит только протянуть руку…       Резкое движение впереди – и семидесятый еле успел закрыться рукой летящей ему в лицо ноги. Неожиданно сильный удар развернул его лицом к несостоявшейся цели и та тут же в упор разрядила в человека всю обойму. Лазерной винтовки, так что к тихому бульканью плавящегося металла теперь добавилось такое же тихое, но гораздо более смрадное шипение плавящейся плоти.       Это, впрочем, не причиняло семидесятому особых неудобств – лазер на его тело оказывал гораздо менее разрушительное влияние, чем недавняя кислота. А потому он практически сразу после выстрелов по-змеиному обогнул стрелка, подвернул под яростный, но неуклюжий замах амбала, не забыв мстительно провести рукой с ногтями по руке того, распоров бронекостюм. Оказался напротив еще одного стрелка и даже через узкую горизонтальную прорезь шлема увидел глаза болванчика, понимающего, что он ничего не успевает. Рука стремительно устремилась в лицо противника, пальцы уже в движении сложились копьем, которое пробьет шлем насквозь…       А потом семидесятого просто сдуло в сторону, откинув от противника почти на пяток метров. Прежде, чем он разочаровывающе прорычал и успел подняться на ноги, что-то само подняло его на ноги и прочно зафиксировало в полуметре от пола.       Только потом из рядов болванчиков вышел новый противник. Такой, от которого дыхнуло чем-то неуловимо знакомым. И ненавидимым, причем настолько, что все нутро семидесятого узлом скрутило от нестерпимого желания убить его. Разорвать в клочья, выколоть глаза, вырвать позвоночник. - Склонись.       Слово прозвучало неожиданно четко и громко, враз перебив все желания и помыслы семидесятого. И он готов был поклясться, что произнес его замерший напротив болванчик. Такая же узкая горизонтальная прорезь-визор, такой же серый доспех, но покрытый редкой вязью фиолетовых символов, будто вырезанных прямо в металле необычайно густым и ярким цветом. Эти глифы обладали магнетической силой, притягивали к себе взгляд, не позволяя его оторвать. - Ты мой.       Простая фраза окончательно лишила семидесятого всех мыслей. Сознание медленно, словно в густом желе, начало куда-то уплывать. Все цвета мира померкли, а видимая картина начала ссужаться, оставляя перед собой только безликую фигуру, горящую ярким фиолетовым цветом. - Ты подчиняешься.       Сознание практически угасло. Весь мир для семидесятого теперь составлял только окруженный нестерпимо ярким, но таким родным, успокаивающим свечением ореол.       Перед тем, как сознание человека его покинуло окончательно, откуда-то из глубин подсознания пришла коротенькая, будто чуждая фраза. - Как же ты слаб.