Я всегда любила смотреть в твои глаза, лучащиеся каким-то странным светом, притягивающим всех окружающих. Могу подолгу любоваться твоим искрящимся взглядом, неизменно сопровождающимся нежной улыбкой. Я люблю ее так же сильно, как и радостные очи. Один лишь вид приподнятых уголков твоих губ разом сметает все мои тревоги и опасения. И не только мои. Многие забывают о своих горестях и печалях, просто находясь рядом с тобой.
Вот только мало кто знает, что даже самому жизнерадостному человеку на свете тоже бывает плохо, и в такие моменты искренняя, мягко сияющая счастьем улыбка исчезает с твоего лица, уступая место картонной, будто бы приклеенной, фальшивой гримасе радости.
Я ненавижу это твое выражение лица. Ненавижу смотреть на то, как ты страдаешь. А еще больше я ненавижу человека, который вызывает такое смятение в твоей душе.
Мидорима Шинтаро.
Как же сильно я возненавидела это имя! Ведь это — тот самый человек, который занимает все твои мысли и желания, и по совместительству на редкость бесчувственный чурбан, для которого мир чувств — самый дремучий на свете лес.
— Почему он видит во мне лишь хорошего друга? — всхлипываешь ты.
Я смотрю на тебя с безграничной тоской во взгляде.
— Не поверишь, Т/И, у меня точно такая же ситуация, — тихо отвечаю я, печально склонив голову.
Скорее из банальной вежливости, чем из искреннего интереса, ты спрашиваешь:
— Разве? Кто же этот человек?
— Я не могу тебе этого сказать, но это точно не Тецу. Скажу лишь, что тот, кого я люблю, очень милый и теплый человек. Я питаю к нему, наверное, даже более сильные чувства, чем ты — к Мидорину.
— Да нет, быть такого не может, — тихо посмеиваешься ты, а я лишь смотрю на тебя глазами, полными печали, и ощущаю, как мое сердце сжирают совершенно противоположные чувства: нежная и безумно сильная любовь к тебе, зависть к Мидорину из-за того, что это в его, а не в мою сторону направлены столь прекрасные чувства, ненависть к все тому же Шинтаро и глухая боль, трепыхающаяся где-то в самом дальнем углу души.
— Момои, а давай ты поможешь мне с Мидоримой, а я тебе — с твоим возлюбленным? — предлагаешь ты, сверкая глазами.
— Нет, нет, — ты хмуришься на то, как легко я отмахиваюсь от предложенной помощи. — Я лишь хочу тебе помочь. Абсолютно безвозмездно. Если это сделает тебя счастливой, — добавляю я едва слышно.
— Почему ты отказываешься? Неужели ты считаешь, что я не справлюсь?
— Ни в коем случае. Просто это не тот случай, когда можно как-то помочь…
Ты сочувственно кладешь ладонь на мое плечо. Ах, твои маленькие ручки… Такие теплые, мягкие, нежные… Как смеет Мидорин отказываться от такого счастья?!
— Ладно, с чего же мы начнем? Нам нужен план действий, — говорю я, натягивая на лицо сияющую улыбку.
— Точно, — ты наклоняешься к журнальному столику, щекоча обоняние тонким ароматом цветов.
О, этот запах… Он один такой на целом свете. Шампуням и дорогим духам не под силу перекрыть божественное сплетение ароматов луговых цветов. Это медленно сводит меня с ума. Я теряю контроль над собой. Все потребности отходят на второй план, оставляя в мозгу лишь мысль о том, что я хочу вдыхать этот аромат снова и снова, до тех пор, пока он не заполнит легкие полностью, без остатка. Мне не нужен кислород — лишь запах только что распустившихся цветов.
Ты дотягиваешься до чистого листа, берешь ручку и выводишь аккуратную цифру «1».
— Итак, что мы сделаем первым делом?
— Может, подойти к Мидорину и ненавязчиво расспросить о его чувствах к тебе?
— Нет, он же сразу просечет фишку, — испугалась ты.
— Он в отношениях — полный и жирный ноль, так что ничего не поймет. Да и мы аккуратно… А вообще, составлю-ка я сама свой план действий. А ты иди домой.
— Но…
— Ты мне доверяешь?
Робко кивнув, ты вздыхаешь и соглашаешься. Потом медленно собираешься и выходишь в прихожую. Я иду следом, скрестив руки на груди и не спуская с тебя взгляд. Обе мы не проронили ни слова за это время.
— До завтра, — обняв меня на прощание, говоришь ты и уходишь. Я закрываю дверь, возвращаюсь в комнату и падаю на кровать вниз лицом.
Я только что подписала себе смертный приговор.
***
Все прошло как по маслу. Правда, на обработку Мидорина ушло несколько месяцев, но мы с Такао все-таки смогли выбить из него согласие пойти на свидание с Т/И. Теперь она в крайнем волнении сидит у меня дома и ждет, пока я закончу наводить марафет.
— Ну, вот и все, — совершив финальный взмах кисточкой для макияжа, говорю я.
— Момои, спасибо тебе, — ты вскакиваешь и заключаешь меня в крепкие объятия. — Нет, правда, спасибо за все. Ты самая лучшая подруга в мире! — напоследок стискиваешь меня покрепче и, подхватывая сумку, упархиваешь на выход.
— Пока, — радостно машешь ты рукой.
Я поднимаю ладонь в прощальном жесте и улыбаюсь, пока ты не скрываешься за поворотом лестничной площадки.
— Как же жаль, что всего лишь подруга, — горько шепчу я в пустоту и, сползая вниз по стенке, утыкаюсь лицом в колени, тут же вздрагивая от беззвучных рыданий.
Я знала, что мне будет ужасно больно, но все равно сделала все возможное для твоего счастья, потому что люблю тебя до смерти.
