Они есть

Воздуха. Не хватает. Совсем. Эндрю вопросительно приподнимает бровь — ту, в которой с недавних пор поблёскивают два металлических шарика. Снова эти их игры. Нил наклоняется вперёд и прикусывает линию челюсти, смещается ниже, влажно мажет языком по шее. Нерешительно замирает. Пользуется заминкой, чтобы сделать глубокий вдох и прийти в себя. Бесполезно. Последняя поездка Эндрю в Южную Каролину закончилась неожиданно — не диким похмельем после загула в «Райских сумерках», а железками в ухе и брови. Нил не стал задавать лишних вопросов. Растерялся. Завис. Моментально приобрёл новый фетиш. Разве это возможно? Так легко распадаться от касаний на части, мигом забывать о том, кто он и что он, где находится и как его имя. Залипать на то, как Эндрю улыбается-усмехается-скалится, знать наизусть все его реакции, все привычки и принципы, все его шрамы, травмы и триггеры. И уже не бежать. — Я не буду ждать вечно, — отрезает Эндрю, а сам ладонями скользит по спине и приобнимает. Лжец. Препаршивейший лжец. Неужели они не понимают? Не замечают? Это не сложно — ловить его реакции, полутона и акценты, фокусироваться на сжатых пальцах или чересчур расслабленной позе, чтобы увидеть: он не робот, не монстр, он — человек. И он чувствует даже сильнее и ярче, чем те, кто его осуждают. Нил цепляет зубами мочку, поддевая чёрное колечко. — Хочу тебя... я хочу... Эндрю отстраняется. Даёт ему передышку, даёт глотнуть кислорода, даёт эту ничтожно маленькую паузу в пару секунд, чтобы добить пьяным и каким-то неправильно-правильным тёплым взглядом в привычно злющих глазах. Разве это нормально? Сходить с ума от него годы спустя, пережив с ним кошмары, терапию и ломку, увидев жестокость и грубость, убедившись, что он способен убить, разорвать на куски, уничтожить, не испытывая ни капельки жалости, отрицая её как концепт. Он — смертельная порция яда без антидота, он — стихийное бедствие, он — мощный удар клюшкой под дых. А Нилу не страшно, Нил доверяет ему. — Эндрю... Да? Скажи мне. Скажи, что ты тоже хочешь. Эндрю кривит губы в ухмылке и целует. Жадно и горячо. Безо всяких сомнений. Нил любит, когда он такой, когда каждый поцелуй — гарантия, обещание, нерушимая клятва. — Мой, мой, мой... Слышишь, Нил? — Твой. Только твой. Вчера, сегодня и завтра. Всегда.