Сферический полиптих

2. Memento mori Шелковистость зеленой муравы расступается, открывая тебе вид на бескрайний простор, именуемый словом «огород». Плебейское слово, унизительное слово! Оно не отражает скрытой психопатической сути этого некрополя, в недрах которого зреют и подгнивают корнеплоды с черными от порочных желаний сердцами. И посреди этого иллюзорного погоста восседает, брызжа во все стороны зеленой слюной, подлинное исчадие ада: ZAYATS!!! В его маленьких карих глазках светится истинное безумие, окутывающее его плотоядно подрагивающие уши маревом греха и вырождения. Он глодает капустный труп, глядящий на него осуждающе и печально. Ты пытаешься, затаив дыхание, прокатиться мимо открывшейся тебе фантасмагорической картины умерщвления, достойной быть соперницей «Герники» Пикассо. Но ушастое чудовище поворачивает к тебе перемазанное капустной кровью лицо и заявляет: - Колобок-колобок, я тебя съем! Ты почти физически ощущаешь, как в бурлящей крови зайца просыпаются когтистые тигры. Тебя парализует первобытный страх: второй раз за первое утро твоей жизни твоей плоти бесстыдно вожделеют. Не зная, что предпринять, ты тоненько заводишь: Тихо часики идут, все когда-нибудь умрут Hо пока мы живы, ты усни Дохлой рыбке не нырнуть, дохлой птичке не вспорхнуть Скоро все мы будем, как они Очарованный звуками твоего голоса, пронизанного высокочастотными vibrations духовности, заяц сидит недвижно. И это дает тебе время отбежать на расстояние, бессмысленное для погони. — Ну и катись ты на хуй, — несется тебе вслед любезным тоном. — Хотя в твоем случае это, наверное, хорошее пожелание. Ты снисходительно улыбаешься. — Знаю-знаю, проблема хлебобулочных мальчиков: православное воспитание. Тебе до сих пор мешает, бедняжка? — Я не гей! – холодно бросаешь ты. Дорога перед тобой изгибается, подобно гермафродиту.