***
Луи дернулся, как от пощечины, когда услышал голос Доминик и Чарли через лестничный пролет. Сестра задорно смеялась, а Розье продолжал нести какие-то нежные глупости. Луис видел, что Чарльз просто без ума от его сестры: во взгляде сквозила такая увлеченность, что казалось он не видит совсем никого, кроме неё. Только Доминик это судя по всему не радовало; ведь другая бы на её месте вертела парнем, как хотела, но сестра держалась иногда отстраненно и холодно, оказываясь в своих мыслях так глубоко, что Розье приходилось буквально встряхивать её, выводя из оцепенения. Луис бы точно на его месте рассердился, но только Чарльз будто ничего не замечал, полностью увлеченный Доминик. Он щедро одаривал её подарками и активно демонстрировал общественности, выставляя новые посты в Instagram. Все сплетники Хогвартса говорили, что на пасхальные каникулы Чарльз Розье представит свою возлюбленную родителям. От этих новостей настроение у Луи портилось сильнее, чем от чего-то либо. Поэтому парень сутками пропадал в своей комнате или библиотеке, делал домашнюю работу или рисовал. На всех набросках был Чарли вместе с Доминик: вот они сидят в Большом Зале за ужином, вот она пришла вместе с ним на квиддичный матч, вот он наблюдает за тем, как сестра делает домашнюю работу. Луи пытался отрезвить себя, вспоминая о сестре и её улыбке. Он не собирался рушить её счастье, каким бы эфемерным оно не казалось. Но ревность Луиса была настолько сильной, что почти половина рисунков летела в угол комнаты, а потом тлела от брошенного заклинания. Он злился на себя, но не мог никому признаться в том, что с Чарльзом Розье его связывает не только одна пьяная ночь на вечеринке, но и непонятное сильное чувство собственности, от которого не получалось отделаться. Страх быть пойманным за разглядыванием парочки толкнул Луиса в темноту прохода, всё дальше и дальше, чтобы никто не увидел. Чувство ненависти к самому себе гнало вглубь холодного и плохо освещенного коридора, заставляло переставлять ноги, пока он не натолкнулся на кого-то в темноте. От неожиданности Луи уронил сумку и застыл на месте, пытаясь рассмотреть кто перед ним. Но сгусток темноты перед глазами не давал возможности разобрать на кого он налетел. Поэтому парень решил окликнуть силуэт, чтобы хотя бы как-то сгладить неловкость, которая возникла. - Эм… я тебя не сильно ушиб? – попытался как можно спокойнее и увереннее произнести Луи, но сердце внутри колотилось, будто загнанное в ловушку. Кто-то хихикнул и прошептал Люмос, освещая расстояние между ними. Перед парнем стояла его однокурсница – Тара Брайс. На её небольшом смуглом лице читался откровенный интерес, а на пухлых губах была улыбка. Она поправила очки в темной оправе и снова засмеялась. Луи не понимал, почему ей так весело, но смотря на девушку и сам мимо воли начал улыбаться, чувствуя, как напряжение уходит, как в груди становится легче, словно спустили воздушный шарик, что душил всё это время. - Почему ты здесь? - Луи очень хотелось услышать настоящую причину её пребывания в этом заброшенном коридоре, который находился недалеко от библиотеки, но все его обходили стороной, даже влюбленные парочки. - Ты знаешь, что у тебя очаровательная улыбка, Луис Уизли. Она произнесла это совершенно серьезно, без тени улыбки или смеха, будто и не смеялась только что. Луи всегда был уверенным в себе, ему не требовалось чье-то одобрение. Он рос, а вместе с ним и чувство собственного достоинства и гордости. И ещё парень прекрасно понимал, к какой семье принадлежит. Ему часто говорили, что он – умный, красивый, воспитанный, галантный и обходительный. Флер Уизли считала своим долгом достойно воспитать сына, сделать из него настоящего джентльмена. С Тарой они никогда особо не были близки: несколько раз их ставили в пару для выполнения заданий на курсе Рун, но они никогда не говорили на отвлеченные темы. А ведь Луи и не замечал, какие у неё невероятные глаза орехового цвета, с мелкими темными вкраплениями, и что её каштановые волосы вьются, ложась тонкими кольцами на плечи. Ему захотелось нарисовать девушку прямо сейчас, но вот так сходу предложить Луи не решился. - Я часто здесь бываю. Тут открывается прекрасный вид на Черное озеро, да и вообще, очень атмосферно, не находишь? – девушка обвела рукой полукруг, освещая пыльные углы. Многовековая кладка, небольшие окошка-бойницы и абсолютная тишина. Ни одного портрета не было на стене, что делало этот коридорчик действительно находкой, ведь если бы они засветили вот так Люмос где-то в другом месте, то на крик из портретов сбежалось полсотни подростков и преподаватели. - Можно составить тебе компанию? – Луи поднял свою сумку и прошел к окну, устраиваясь на подоконнике. - Я не против, - Брайс улыбнулась, а на её правой щеке появилась ямочка, что делало её ещё привлекательней в глазах Уизли. Луи абсолютно не понимал, почему раньше не замечал того, насколько девушка необычна и красива. Внутренний эстет наслаждался, впитывая каждую черту на смуглом лице. - Ты выглядишь расстроенным, Луи. Тара присела рядом, а парень не сводил с неё внимательного взгляда, стараясь запомнить мелкие детали, чтобы попробовать нарисовать в своей комнате. - Немного устал, сколько заданий, - он потер ребром ладони шею, устало откидывая голову назад. - А мне показалось, что у тебя проблемы с сестрой, - подметила Брайс, снова поправляя съезжающие очки на переносице. – Прости, если лезу не в свое дело, но вы с ней в последнее время почти не разговариваете. - Ты следишь за мной? – Луи не разозлился, а наоборот, развеселился, ожидая, что ещё скажет девушка. - Я просто подмечаю детали, - Тара снизала плечами, но на щеках появился легкий румянец. - Которые связанные со мной? - Луи приблизил своё лицо к лицу девушки, видя своё отражение в стеклах её очков. Она выдержала его прямой взгляд и улыбнулась, понимая, что попалась. - Я не виновата, что ты и этого не заметил. - И теперь я просто обязан провести тебя хотя бы до комнаты, - Луи искренне улыбнулся и протянул свою руку, помогая девушке спуститься вниз.***
Доминик убеждала себя, что хочет быть с Розье. Каждый раз, когда она сходила с ума в своих снах от ласк Рафаэля Забини, она убегала из своей постели и пробиралась в комнату к Чарли, прижималась к его теплому и сильному телу, желая поскорее забыться в крепких объятиях и опьяняющих поцелуях. Чарльз Розье любил её как-то трепетно и самозабвенно. Она чувствовала себя принцессой, желания которой исполняют по первому же щелчку. Слизеринец ухаживал красиво, дарил дорогие подарки, которые Доминик принимала, не понимая почему с Забини всё было так сложно, а с Чарли – легко. Казалось бы, всё хорошо, но сны в которых она занимается сексом с Рафаэлем, каждый раз приносили невыносимую муку и … желание – оказаться с парнем наедине и наконец-то переспать, чтобы он перестал приходить в её сны и доводить до иступления. Доминик пересмотрела всю литературу, которую только смогла найти, чтобы понять, почему она видит эти сны. Она даже достала допуск в запрещенную секцию, полагая, что это Забини мстит, используя темномагические заклятия. Но ничего, объясняющего её состояние, так и не смогла найти. А как только девушка видела Рафаэля в коридорах, общей гостиной, желание вцепиться в его наглую и надменную морду было настолько сильным, что иногда было трудно удерживать себя в руках. Но Уизли что есть сил впивалась ногтями в ладони, чтобы боль отрезвляла и удерживала на месте. Странным анестетиком на неё действовал и Розье: она затихала в его руках, будто прирученный зверь. Самым сложным было то, что Рафаэль и Чарльз были друзьями и почти всё время проводили вместе, и порой, чтобы отвоевать себе минуту внимания Розье, ей приходилось появляться в их шумной компании и мириться с Забини. Тот давил самодовольную улыбку, не сводя с неё горящего взгляда, пока она была с ними. Доминик чувствовала себя не совсем комфортно, когда Забини так на неё смотрел, будто давал понять, что предупреждал, а она его не послушалась. Будто тыкал её носом в своё дерьмо, как маленького, несмышленного котенка. Мол, смотри, что ты наделала? Зачем ты с ним? Нам бы было вдвоём хорошо. А ещё Доминик казалось, что они с Рафаэлем видят одни и те же сны, потому что, судя по тому, как он смотрел, она видела тот самый жадный, раздевающий взгляд, как и в тех истощающих сознание сновидениях. Забини провожал её голодными глазами каждый раз, когда видел в коридорах или в Большом Зале. Она считала правильным поговорить с ним, расставить всё на свои места, но парень, будто специально, старался не оставаться один, избегая выяснения отношений. Но Доминик была настроена серьёзно, ведь это пока Розье влюбленно смотрел на неё, не замечая взглядов Забини, но всегда были те, кто желал открыть ему глаза и влить свою правду в уши. Уизли постучала в дверь комнаты Забины, надеясь, что из помещения тот не сбежит, и здесь будет поменьше лишних ушей. Открывший дверь Рафаэль выглядел шикарно: растрепанные волосы, расстегнутая рубашка и незащелкнутая пряжка ремня. Доминик затаила дыхание: в голове всплыл образ Забини из снов - чертовски привлекательного и сексуального. Он был застигнут врасплох, это девушка увидела по глазам, а ещё ждал кого-то: на прикроватной тумбочке стояла бутылка дорогого шампанского. Впрочем, Забини всегда мог поразить воображение влюбленной дурочки. Этого у него не отнимешь. - Я ненадолго, - Доминик легкой поступью скользнула внутрь, закрывая за собой дверь. - У меня назначена встреча, так что постарайся быстрее изложить свои мысли. Рафаэль вальяжно прошел к своей кровати и сел, ожидая продолжения. Уизли собралась с духом и осмотрела комнату ещё раз: она не раз всплывала в её снах, а при виде кровати сердце забилось сильнее. Зеленый балдахин тяжелой тканью скрывал её посторонних глаз. - Ты должен прекратить смотреть на меня. Это доставляет мне неудобства. Она нарочно умолчала о том, что именно – такое поведение или эти сны. - Я не смогу перестать смотреть, ты же это понимаешь, - в голосе слышалась насмешка, но Доминик решила пропустить эту колкость, чтобы не начинать новую полемику. Споры с Забини всегда заканчивалась плохо. - Нужно что-то с этим делать, - Доминик сдалась, почувствовав насколько сильно устала всё это держать в себе, боясь даже думать об этом. - Ты сама-то хоть знаешь, что это такое? – Рафаэль поднялся и подошел к ней вплотную, тут же чувствуя дурманящий аромат. – Да, плохая идея. И он попятился назад, ощущая возбуждение и напряжение в паху. Доминик тоже это заметила. Пару месяцев назад она хотела разодрать его на мелкие кусочки, а сейчас была готова раздвинуть перед ним ноги, лишь бы побыстрее отделаться от чувств и желаний, которые Забини в ней вызывал. Ни о каких разговорах больше не могло быть и речи – от близости дурманилась голова, и они почти ничего не соображали. Только стояли друг напротив друга и тяжело дышали. Она не помнила, кто первый не выдержал, но уже через пару минут она жадно целовала губы Рафаэля, напрочь забывая обо всех «нельзя». Они обнимались так, будто не видели друг друга так давно, сплетались в одно целое. В эти минуты они были одним большим жарким клубком, который пульсировал и бился в унисон их сердец. Было плевать на всё и на всех: в этой комнате были только они, а мир за дверью переставал существовать. Доминик не почувствовала, как оказалась на кровати, прижатая крепким телом парня к покрывалу, почти не слышала, как он шептал запирающее и заглушающее заклинания, потому что в голове творилось что-то немыслимое. Ей было плевать на всё, кроме парня перед ней. Рафаэль прижимал её к себе, сдавливал бедра и заставлял глотать воздух открытым ртом в перерывах между их поцелуями. Он целовал её шею и ключицы, сжимал тонкие плечи и запястья, заставлял сладко стонать и выгибаться дугой, чтобы быть ближе к нему. Забини нежно стягивал с неё трогательное белье и целовал каждый сантиметр её оголенного тела, сливаясь с ней в единое целое снова и снова. Он растворялся в ней, забывая, кто перед ним – девушка друга, невыносимая выскочка и мелкая сучка. Потому что Рафаэль ещё никогда и никого так сильно не хотел, как Доминик Уизли. И с этой одержимостью нужно было что-то делать. Когда Забини проснулся, Доминик всё ещё лежала рядом. Он приподнялся на локте и приблизился к ней. Девушка не спала, смотрела широко распахнутыми глазами в стену. Рафаэль поцеловал выпирающую косточку на плече, опустился ниже, к лопаткам, вдыхая её аромат, будто помешанный. Только Доминик Уизли пахла так прекрасно ванилью, не сладко, а просто волшебно. - Доминик? – окликнул он девушку, но та не пошевелилась. Ему не нравилась это молчание. Лучше бы она кричала, ей Мерлин. - То, что произошло – ошибка. Она так и лежала: неподвижно, больше не проронив и слова. На часах было семь вечера. Рафаэль вздохнул и потер лицо, пытаясь понять, что сделать, чтобы это оцепенение прошло. Но вместо этого пришло понимание: они оба изменили, поддались желаниям. Только она поняла это раньше него. Наверное, именно сейчас был тот момент, когда нужно было обрубить всё на корню. Они оба получили то, к чему вели их тайные желания. Самое время было распрощаться и больше никогда не посмотреть друг на друга. Оставить всё здесь и сейчас. Но Рафаэля переполняла какая-то неуместная сейчас нежность, ненужная сентиментальность просто накрывала его с головой. Он повернулся ещё раз к Доминик, замечая, как алеют на её белоснежной коже оставленные засосы. Нужно было уйти, дать ей возможность собраться и исчезнуть из его комнаты навсегда, но он струсил, потянулся к ней, бережно, как фарфоровую куклу, развернул к себе. Она смотрела так же, как парой минут ранее в стену. Огромные зеленые глаза не смотрели с испугом или жалостью. Там было искреннее сожаление. Доминик всхлипнула и сжалась ещё сильнее. В комнате повисла тишина. Он не смел её нарушить. Но всё-таки решился и отпустил девушку, поднялся и закрылся в ванной. Как последний трус боялся включить воду и заглушить все звуки по ту сторону: не слышать, как она собирается, было, кажется, нужным, просто необходимым. И только, когда хлопнула дверь, Рафаэль решился стать под тугие струи воды, смывая с себя её прикосновения и запах ванили с клубникой. Доминик кралась по коридору, будто преступница, шарахаясь каждого стука или шороха. Её сгорбленная, напряженная фигура двигалась с невероятной легкостью, её подгоняло только одно желание – поскорее оказаться в своей комнате. Захлопнув за собой дверь, девушка позволила себе слезы. Они скапывали на голую грудь, когда она стояла перед зеркалом и рассматривала себя, призывая здравый смысл взять вверх и свести все следы, которые на её теле оставил Рафаэль. Но с маниакальной жестокостью она всё смотрела и смотрела, давая свободу слезам, чувствуя, как комок внутри распускается и становится легче. Наконец-то она ощутила себя свободной.