seventeen

Тара вздрогнула от очередного порыва сильного ветра и покосилась на Луи: тот стоял неподвижно, всматриваясь куда-то в туманную муть. Обзорная площадка перед Воющей хижиной была пустынна из-за сильного ветра, все обходили её стороной, кутаясь плотнее в шарфы и натягивая пониже шапки на уши. Брайс не решалась нарушить молчание, но покрасневшие щеки Луи и пальцы, которыми он вцепился в железные поручни беспокоили. Девушка стянула перчатку и прикоснулась теплой ладонью к щеке Уизли: тот, наконец-то, выпал из оцепенения и машинально сжал её руку, улыбаясь в ответ на заботу. - Может, вернемся в школу? – Брайс поежилась и спрятала нос в теплом шарфе. - Почему не сказала раньше, что замерзла? – Луи прижал её к себе и сцепил руки за её спиной. - Мерлин, как же хорошо, - прошептала Тара, прикрывая от удовольствия глаза, и мечтательно продолжила: – Вот бы ещё какао с зефирками. - Тогда идем в «Три метлы», - и Луи потянул её за собой, не выпуская из объятий. Но стоило им только выйти на улицу со стаканчиками ароматного напитка, как навстречу им подошла Доминик и Розье. Тара заметила, как напряженно застыл Луи, пожимая протянутую руку Чарльза. - Извините, мы бы с радостью составили вам компанию, но ещё нужно успеть написать эссе по Рунам, - легко соврала Брайс и, махнув на прощание рукой, повела Луи за собой. - Не нужно было врать ради меня, - Уизли остановил её, вынуждая посмотреть на него. – Мы бы могли остаться, если ты хотела. Но Тара отрицательно замотала головой, делая глоток теплого напитка: - Я плохо знакома с твоей сестрой и её парнем, поэтому – нет, не особо и хотелось. - Но проблема не только в этом? – Луи не спешил идти дальше, наблюдая за тем, как тает очередная зефирка в какао. - Я давно хотела тебя спросить, но всё не решалась, - Тара уверенно подняла голову, чтобы видеть глаза Уизли и, набравшись мужества, выпалила: - У вас что-то было с Розье? Но ей тут же стало неловко за свой вопрос и она покраснела ещё сильнее, отворачиваясь от парня и проклиная себя за неуместность и чрезмерное любопытство. Но Луи не подал виду, что его это смутило или задело. Он сделал очередной глоток кофе и взял Брайс за руку. - Ты мне нравишься, Тара, - он говорил уверенно, неотрывно смотря в глаза девушки. – Розье – это пьяная ошибка. Я не разобрался в себе. - Но сейчас ты уверен? – когтевранка подняла на него глаза, ощущая тепло его рук. Ответом последовал поцелуй, а затем ещё один. Луи притянул её к себе настолько близко, как только позволяла одежда. - Даже не сомневайся, Тара Брайс. Вечером, возвращаясь из библиотеки, задание по Рунам всё ж таки пришлось сделать, они встретили Доминик, которая явно поджидала брата. - Луи, можно с тобой поговорить? Понимая без слов, Тара пошла дальше по коридору, давая возможность им поговорить. Луи смотрел на свою старшую сестру и не понимал, что с ней происходит: кажется, она похудела ещё сильнее. Тонкая полоска хребта стала больше выпирать, когда Доминик забралась на подоконник и ссутулилась, открывая брату острые лопатки и торчащие ребра. Девушка подняла на Луи глаза полные слез и протянула руки, чтобы ухватиться за ткань свитера. - Я запуталась. Мне нужно с кем-то поговорить. Доминик даже родным старалась не показывать свои слабости, всегда держалась гордо и независимо, но сейчас он не узнавал её. Косметика не могла скрыть синяков от недосыпа и болезненной бледности. - Что случилось? – он обнял её и почувствовал, как сильно сестра дрожит. – Ты всегда мне можешь всё рассказать. - А ты? Почему ты не рассказал мне о том, что произошло у вас с Чарльзом? – Доминик шмыгнула носом. - Он сам тебе рассказал? – Луи давно ждал этого разговора, поэтому не чувствовал абсолютно ничего: ни сожаления, ни раскаяния. Он ни в чем не был виноват перед Доминик. - Да, он решил, что между нами не должно быть секретов. - Ты меня осуждаешь? Доминик подняла голову, смахивая слезы, и покачала головой. - У меня нет на это никаких причин. Я расскажу тебе то, после чего ты решишь: осуждать меня или нет.

***

Рафаэль опрокинул в себя очередной стакан огневиски и крепче сжал пальцы на стакане: пойло обжигало, но уже не так сильно, Розье не соврал – выдержка – то, что надо. Забини обвел зал мутным взглядом: комната тонула в темно-бордовом бархате, на сетчатке отпечаталась дорогущая обстановка зала. Комната кружилась перед глазами, множилась точками и мелкими мушками. Он крепче сжал стакан, надеясь удержаться за реальность происходящего. Но та была слишком болезненна, и убежать от неё было сложно: он хотел ту, которая была с лучшим другом. Доминик Уизли занимала почетное место в его голове: фантазиях, мыслях и снах. Даже кошмары все были пропитаны её запахом, а её образ пугал сильнее, чем что либо. И что страшнее всего, он осознавал, что это не просто прихоть – Доминик стала для него чем-то подобным самоцели; добиться её, значит доказать себе, что можешь – переступить через себя, через принципы и обещания. Ничего святого, только животное и желанное. Рафаэль вздохнул и отпустил стакан, тот с мягким стуком приземлился на пол и откатился дальше. Мысли путались, то оставаться в этом клубе не хотелось больше. На нетвердых ногах Забини пошел к выходу, цепляясь пальцами за стены и сдерживая рвотные позывы. Вдохнув свежий морозный воздух, мутная пелена отступила на несколько мгновений, сознание твердило, что аппарировать нельзя, но было куда проще всё послать к херам и просто расцепиться на мелкие кусочки. Рафаэль рассмеялся и сплюнул желчь, понимая абсурдность происходящего – он ведь может вызвать друзей, а они дотащат куда нужно, ведь это не первый раз. Позвать Скорпиуса - и тот начнет задавать вопросы, а он не сможет соврать, а позвать Розье - не осмелиться. Поэтому Забини решает всё делать самому: аппарировать в отель, а утром уже вернуться в школу. Портье узнает его и приветливо кивает, несмотря на поздний час и неопрятный вид Забини, но звенящие и зазывно блестящие галлеоны творят чудеса. - Вам нужна помощь, мистер Забини? – звучит заискивающе, да и попахивает не очень, но Рафаэль мотает головой – сейчас не до лишних глаз, хватит и этого. - Нет, спасибо, - Рафаэль плетется к лифту, забывая, как зовут ночного портье у стойки в ту же секунду. За закрытой дверью он сразу же валится на кровать, даже не разуваясь, прекрасно зная, что сейчас же его накроет очередной кошмар – сладкая пытка с участием Уизли. Он бы уже её проклял, но язык не поворачивается. С утра Хогвартс гудит не хуже роя осатанелых ос: в новом элитном клубе видели Рафаэля Забини, сорившего деньгами. Ажиотаж вызвало то, что он - юный мистер Забини был совершенно один, не подпуская к себе никого. Юные девы Хогвартса в надежде обратили свои взгляды на молодого наследника, что как раз вплыл в зал, пытаясь бороться с ужасной головной болью. И рой сотен голосов вцепился в намертво в ноющие виски Рафаэля. Он встретился со злым взглядом сестры и сочувствующим Малфоя, готовя себя к очередной головомойке от Лукреции. - Сетренка, только не сейчас, - взмолился парень, падая на скамейку возле младшей Забини. – Пожалей мой бедный мозг. - Я и не собиралась, - зло фыркнула Лукреция, брезгливо кривясь от запаха перегара. – Отец уже всё знает, он говорил со мной с утра. - А сейчас разве не утро? – приторно-сладко улыбнулся Рафаэль. - Уже обед, придурок, - сестра внимательно осмотрела его на наличие повреждений и заметно расслабилась. – Позвони ему, когда придешь в себя. - Конечно, милая, - он попытался поцеловать её в губы, но Лукреция сама обняла брата, яростно зашептав на ухо: - Веди себя нормально, Раф, - она сильнее вогнала ногти в его шею. – Ещё одна выходка, и отец отберет у тебя деньги. Рафаэль отстранился и потер шею, пытаясь унять жгучую боль от следов-полумесяцев на покрасневшей коже. Каждый взгляд сейчас был прикован к нему, каждая в зале сейчас вылизывала его взглядом, забывая на правила приличия: разбитое сердечко Рафаэля Забини дарило надежду. Он заинтересованно повел глазами по столу слизеринцев, замечая все взоры в свою сторону: заинтересованные, завистливые, томные, жадные. Только Уизли не смотрела, демонстративно вцепившись глазами в точку на стене, кроша тост тонкими пальцами. Розье рядом не было, и этот факт придавал уверенности и сил. Или же это вчерашний алкоголь? Забини обошел стол и сел рядом с Доминик, замечая, как та сжалась, затравленно переводя взгляд в тарелку, наполненную нетронутой кашей. - Почему ты одна? Всё должно было бы быть наоборот – ведь это он каждую ночь боялся, что Доминик снова придет в его сны и острыми ноготками раздерет грудную клетку, чтобы вырвать оттуда сердце в очередной раз. Но сейчас она дрожала рядом с ним, не решаясь поднять даже взгляд. - Разве это та гордячка Доминик Уизли, которая обещала расцарапать мне лицо? Его смешок вывел девушку из оцепенения - она расправила плечи и повернулась к нему: глаза горели огнем, а бледные щеки покрылись румянцем. - Разве ты тот козел, который обещал скрутить меня в бараний рог и трахать до потери пульса? Рафаэль оглянулся, боясь, что кто-то услышал и уже был на полпути к Розье, чтобы открыть глаза на лучшего друга и девушку, но Доминик говорила тихо, да и все остальные за столом были заняты обсуждением своих проблем, не наглея сверх меры, чтобы пялиться в открытую настолько долго. - Не переживай, Забини, я не настолько сумасшедшая, чтобы орать об этом. - Так почему одна? – азарт начал потихоньку утихать, и Рафаэль начинал жалеть, что поддался секундному порыву. И как назло Скорпиуса не было за столом, а ждать помощи от сестры было бесполезно: та была слишком зла на него сейчас. - У Чарли семейные дела, но тебе, как лучшему другу, об этом должно быть известно. Острая, вытянутая, как стрела, Доминик немного пугала. Она была холодна, голос так и сочился ядом. Но было видно, что вся эта напуская холодность на грани сил и терпения. И ему казалось, что и вовсе не было той ночи. Всё было намного серьёзней, завязано на ненависти, сотканной из черномагического заклинания. И эту стену между ним не преодолеть, ведь она возводилась в одну секунду, по щелчку пальцев Уизли. Она огораживалась ею, не впуская Рафаэля, а это так бесило, до скрежета сжатых зубов. - Я честно пытался понять, почему именно ты, - Забини улыбнулся и приблизился к лицу Доминик. - Но ничего в голову не пришло. Рафаэль коснулся её губ молниеносно, она не смогла увернуться, ведь осознание пришло тогда, когда мягкие, горячие губы были на её губах, и в голове прозвучал выстрел, обрекающий их двоих на медленную смерть. Подобно цветку, осознание случившегося распустилось в голове. И вновь Рафаэль Забини был в центре всеобщего внимания – в обеденном Зале стояла гробовая тишина, а взгляды присутствующих были направлены лишь на них. Рафаэль обернулся, поймав взгляд сестры – по нему было понятно, что объясниться и всё списать на алкоголь не выйдет. Доминик хотела провалиться сквозь пол, лишь бы все эти взгляды не были направлены на неё, лишь бы не слышать этот нарастающий гул, что арктическими иголками готов был вцепиться в неё, пробирая до костей. В каждом устремленнем на неё взгляде она видела ненависть, перемешанную с любопытством. В глазах же Рафаэля не было и капли сожаления. Доминик пулей вылетела из-за стола, не желая больше быть центром внимания всего Хогвартса, но прекрасно осознавая, что не сможет сбежать навечно. Она почти не помнила, как бежала в свою комнату. Лишь за закрытой дверью, девушка смогла вздохнуть и разрыдаться, позорно свернувшись калачиком прямо на полу, чувствуя, как сквозит из-под двери. Доминик слышала шаги и голоса. Кажется, вся семья собралась по ту сторону, и факультет загудел вдвойне от четы Поттеров-Уизли в их святая святых. Как бы ей хотелось раствориться и исчезнуть, но это была непозволительная роскошь. От наполненной ванны поднимался ароматный пар. Доминик опустилась в горячую воду, пытаясь расслабиться, но каждая клеточка болела от долгого лежания в одной позе. Напряжение разрывало болью затылок и спину. Реальность, в которой она оказалась, казалась невероятной, чьей-то злой шуткой. Ещё совсем недавно она собиралась доказать всем и каждому, что достойна самого лучшего. Она раз за разом прокручивала в голове события последнего полугода, пытаясь понять, что же пошло не так. Доминик не могла выхватить ту деталь, которая не давала сложить всё воедино. Когда же начался этот сбой? Идеальная картина её мира рушилась, а образ прекрасной девочки с напылением французского пафоса разлетался на мелкие кусочки. А после сегодняшнего она чувствовала, что ничего уже не склеить воедино. В глазах всех остальных Доминик Уизли была грязной и мерзкой лгуньей. Девушка опустилась под воду, зажмуриваясь, что есть силы. Жаль, что нельзя вот так же просто забыть. Но можно было соврать. Сделать это мастерски, идеально накрасить пушистые ресницы, нарисовать идеально черные стрелки и опустить невинный взгляд вниз. За тонкими заломами ресниц никто бы и не заметил слез. Она бы страдальчески заломила руки и запорхала тонкими пальчиками по лбу, пытаясь сохранить остатки сознания, как делала это в детстве, когда ей нужно было что-то выпросить у родителей. Доминик добивалась своего любыми путями. И сейчас нужно было просто взять себя в руки и не дать расклеиться окончательно. Карточный домик можно восстановить. Она не должна давать себе слабину.