_________________________
Полёт в Аомори сейчас, с подростком и старшеклассником, уже и близко не так напряжён, как раньше, особенно когда Шуджи не отпускает руку своей младшей сестры на протяжении всего пути через пункты охраны. — Перестань блуждать, ладно? Ты хоть понимаешь, сколько там всяких гадов? — Я хотела посмотреть на сувенирную лавку! — Это всё барахло, мы можем посмотреть сувениры, когда добёремся туда. — Ладно... — ворчит Ая, когда её тащат через контрольно-пропускной пункт. — А вот и мой любимый правнук! — Ганемон, который официально древний, ковыляет им навстречу, когда они идут к дому, и Шуджи сияет. — Я твой единственный правнук! — И что?! В тот вечер вся семья ужинает вместе, а двоюродные братья и сёстры играют на свежем воздухе у озера, в то время как взрослые засиживаются допоздна, предаваясь воспоминаниям. — И когда я говорю тебе, — Одасаку очень сильно смеётся, пытаясь поднести бутылку пива к губам, — что у него не было никакого плана, когда он собирался отбить тебя у твоей девушки— — Ухаживание! — жалуется Дазай, чуть крепче обнимая мужа за плечи, его лицо покраснело от сакэ, — Мой план заключался в ухаживании за ним, и он, очевидно, сработал! — Нет-нет... — Чуя обрывается, унаследовав от своего мужа склонность к драматизму. — Ты ждал, пока сможешь привязать меня детьми... — он стонет, слегка посмеиваясь, когда Коё подливает ему вина. — За мной вообще никто не ухаживал. — Это было двенадцать лет спустя! — скулит Дазай, — И ты был совершенно очарован! — Конечно, но ведь всё было не серьёзно, пока не родился Шуджи. Дазай навеселе и возмущён. — Я вышел за тебя! — Я всё ещё колебался... — А сейчас?! — Ну... — Чуя оглядывает его с ног до головы, игриво сморщив нос, — Думаю, ты неплох... Дазай смотрит на Одасаку в искреннем ужасе. — ...Ладно, может быть, мне следовало придумать план получше. Затем следует ещё больше хриплого смеха. Хотя формально это церемония обновления клятв, само фактическое обновление включает только четверых из них, а также Фукузаву, который обручал их в первый раз, восемнадцать лет назад. Дазай подносит пальцы Чуи к губам, целуя его обручальное кольцо, когда они стоят на пристани у озера. Ая практически вибрирует от возбуждения от того, насколько это мило, в то время как Шуджи кажется абсолютно сгорающим со стыда, видя, что его родители ещё более мерзкие, чем обычно. — Я же говорил тебе, что мы сделаем это снова, помнишь? — протягивает Дазай напротив кольца, и Чуя крепче сжимает свои пальцы вокруг его. — Да, — тихо подтверждает он, чувствуя, как странное умиротворение охватывает его в тот момент, когда Фукузава захлопывает книгу. — Неплохой план, а? — Нет, — криво улыбается Чуя, наклоняясь, чтобы поцеловать его, — совсем неплохой. Дальше следует своего рода приём, но на самом деле это скорее воссоединение с друзьями из старшей школы, университета и из-за границы. Шуджи вообще не может поверить во всех этих странных персонажей, с которыми его родители сталкивались на протяжении многих лет. От игривой блондинки, висящей на его дяде Анго, до странного американца-адвоката с длинными тёмными волосами, который всё время пытается прыгнуть в озеро, до старого соседа его отца по комнате в универе. — Ты даже не можешь больше называть меня иностранцем, — Фёдор самодовольно скрещивает руки на груди. — Я недавно получил гражданство. — Серьёзно? — глаза Чуи расширяются от удивления, — Это потрясающе. — Ну, раз уж здесь теперь законно, — пожимает плечами Шибусава, беззаботно обнимая мужа за талию. — Я решил, что это самый простой способ предотвратить его повторную депортацию. — Дядь Федь, — Шуджи морщит нос, — а почему тебя столько раз депортировали? — Видишь ли, дитя моё... — Фёдор обрывается, делая свой русский акцент чуть более сильным, чем ему нужно, потому что тот в основном исчез после того, как он прожил в Японии два десятилетия, — культурные нормы в этой стране... — он тяжело вздыхает. — В лучшем случае репрессивны. — Он пытался открыть свой собственный водочный завод на заднем дворе, — ровным голосом объясняет Дазай. — Несколько раз. — Ты ожидал, что я проведу остаток своей жизни, выпивая то, что предлагают здесь? — Почему ты его просто не импортировал?! — Тарифы на иностранный алкоголь здесь угнетают. — Ой, да заткнись ты нахрен, у твоего мужа денег больше, чем у меня. — И я трачу его деньги с умом, — Фёдор пожимает плечами, — Тацухико считает, что я был очень экономным. Шибусава мило улыбается ему, целуя в щёку. — И было занимательно наблюдать, как ты возишься там, но Дмитрия каждый раз очень озадачивало, когда тебе приходилось возвращаться в Москву на три месяца, прежде чем разрешали вернуться в страну... — Кстати, о маленьком дьяволе... — Дазай оглядывается по сторонам в поисках сына Фёдора. — Где он? — О, — отмахивается от него чёрноволосый мужчина. — Наверное, придумывает способ заставить нас уйти пораньше, он расстроен тем, что мы привезли его сюда и не остановились на пляже. — Жестокое и необычное наказание... — вздыхает Чуя с сочувствием к мальчику. — Ну, в какой-то момент ему придётся узнать, что его отец вспыхивает, когда солнце касается его обнажённой кожи, — сухо замечает Дазай. — Твой сын уже нашёл книгу, в которой ты заключил сделку с дьяволом? — Фёдор плавно стреляет в ответ, и Чуя встаёт, берёт Шуджи за локоть, уводя его. — Пойдём, пусть твой отец и дядя Федя наверстают упущенное. — Ах ты СУКИН СЫН—! Шуджи оглядывается на них и поражается виду того, как его отец вот так ругается. — Это... навёрстывание упущенного? — Для них? — Чуя закатывает глаза. — Да, — он стоит за ним, внимательно наблюдая, как его сын снова наполняет тарелку едой, и наконец спрашивает, — Что случилось? Шуджи замирает, ложка еды медленно убирается от его тарелки, и он сглатывает. — Ничего, почему ты всегда считаешь, что что-то случилось? — Потому что у тебя весь день был такой отвлечённый, мечтательный взгляд... — напевает Чуя, тыча его в руку. — И у тебя всегда розовеет затылок, когда ты мне врёшь. Шуджи бессознательно хлопает себя ладонью по затылку, прикусывая губу. — Я не вру! Чуя фыркает. — Смотри, ты не обязан мне ничего рассказывать, но... — его глаза слегка лукаво блеснули. — Я всегда могу сказать твоей младшей сестре, что ты что-то скрываешь. — И испортить мне весь день?! — Это не обязательно должно так кончиться... — Чуя напоминает ему с лукавой улыбкой, и Шуджи оседает. — ...Есть девочка, — признаётся он со стоном, и глаза Чуи расширяются. — Которой ты нравишься? — Ну и ну, мам, это очень лестно, когда ты так удивляешься. — Нет! Я просто... — Чуя почти говорит: "такое чувство, что ты буквально вчера родился", но... Что-то подсказывает ему, что для подростка это будет звучать не очень. — Ты никогда раньше о ней не упоминал. — ...Она готовится стать новым менеджером команды, — пробормотал Шуджи, чувствуя некоторую робость, потому что глаза Чуи мгновенно расширились от понимания. — Ты имеешь в виду Юмено-чан? Шуджи переходит от потирания затылка к тому, чтобы просто смотреть в сторону, пытаясь скрыть своё лицо. — ...Да. — И она тебе нравится, — когда тот не отрицает этого, Чуя наклоняет голову, — Ты собираешься пригласить её на свидание? — ...Я не уверен, — признаётся Шуджи, и Чуя кажется озадаченным этим. — Почему? Парень вздыхает. — Наверное, вы с папой дали мне нереалистичные стандарты того, какими должны быть отношения. — Мы что? — Чуя фыркает, искренне удивляясь. — Она всегда говорит о том, что мальчики ужасны, и её родители совсем не романтичны, — ворчит Шуджи, засовывая руки в карманы. — А потом она пишет мне это письмо с признанием, так что я не... знаю, чего она вообще хочет от меня... — ...Похоже, она хочет пойти с тобой на свидание, — прямо отвечает Чуя. — Ну да, но... как ты можешь ухаживать за девушкой, которой даже не нравятся такие вещи? — Если она написала тебе любовную записку, то, похоже, нравятся, но... — Чуя замолкает, потирая руку сына. — Я знаю, что это звучит глупо, но быть самим собой — помогает. — Ха. Спасибо. Никогда бы об этом не подумал. — Не будь маленьким засранцем, я просто хочу сказать... — Чуя обрывается. — Я ненавидел всякие романтические штуки до того, как начал встречаться с твоим отцом. Типа... я очень ненавидел это, — Шуджи недоверчиво смотрит на него, и Чуя кивает. — Да, я знаю, но... мне просто было некомфортно от этого, — он пожимает плечами. — Я всегда чувствовал себя вынужденным. Но с ним... — он снова пожимает плечами, нежно улыбаясь. — Ты не можешь переоценивать парня, который заставляет тебя чувствовать себя особенным. Даже если ей не нравятся большие жесты — если ты просто покажешь ей, что тебе действительно не всё равно... — Чуя протягивает руку, чтобы погладить его по щеке. — Она будет без ума от тебя. — Как ты можешь быть уверен? — Потому что я уже встречался с ней, — улыбается он. — И у неё, кажется, есть немного здравого смысла. Позже, когда Дазаю удаётся вырваться из того, что по сути превратилось в жаркий поединок с Фёдором, он обнаруживает, что ускользает от толпы со своим мужем, уединяясь за гостевым домом. — Сколько тебе лет? — спрашивает Чуя, фыркая, когда муж прижимает его к задней двери и целует в шею. — Нас может кто-нибудь увидеть! — Ох, вот это скандал, — посмеивается Дазай напротив его яремной вены, — супружеская пара целуется. — Да, это было бы нормально, но... — он ахает, когда Дазай ставит след укуса чуть выше воротника, — я почти уверен, что это не всё, что тебе нужно. Губы Дазая скользят вверх по его шее, по подбородку, прежде чем прижаться к губам Чуи. — С чего ты это решил? — О-о... — руки Чуи обвиваются вокруг его шеи. — Я целую тебя уже двадцать семь лет. Это интуиция. — М-м-м... — Дазай гудит ему в губы, просовывая одну руку в волосы Чуи, в то время как другая рука крепче сжимает его поясницу, прижимая к себе. — Уже устаревает? Чуя делает вид, что обдумывает это, прежде чем запустить руки в волосы Дазая и прижать его к себе. — Не-а... — он вздыхает в поцелуй, когда Дазай углубляет его. — Никогда. Дазай тихонько смеётся напротив его губ. — Это очень решительно... — Ну... — Чуя пожимает плечами, тая в его объятиях. И даже сейчас, после всего этого времени... — Я называю тебя любовью всей моей жизни по определённой грёбаной причине, тупица. Муж Дазая всё ещё умеет обращаться со словами._________________________
И жизнь... очень забавная вещь. Полная изгибов, поворотов и неожиданных сюрпризов. Иногда это больно, а иногда весело. Но самые важные моменты — они почти всегда приходят к вам из ниоткуда. И они случаются не просто так. Великий моральный принцип Вселенной потерян для Дмитрия Шибусавы-Достоевского III (он понятия не имеет, почему он третий, но очень хочет как-нибудь выяснить это). В данный момент он просто пытается совершить грандиозный акт саботажа, который поможет ему выбраться с этой вечеринки в срок, чтобы успеть добраться до пляжа до наступления темноты. Это было не просто, но после бесчисленных (двух) часов тщательного планирования и шпионажа он понял. За хозяйственным сараем стоит массивный навес. Полный фейерверков. Ну а теперь... он точно не называет себя начинающим поджигателем, но ему уже десять, и мысль о том, чтобы осуществить коварный план с таким напыщенным заключением, очень привлекательна. Следующий шаг был прост: найти источник воспламенения, что было довольно легко. Всё, что ему нужно было сделать, это вытащить из кармана Одасаку зажигалку. Мужчина утверждает, что бросил курить, но Дмитрия научили распознавать лжеца ещё до того, как ему исполнилось семь лет. И поддельные часы, но это не совсем уместно или полезно в большинстве случаев. И, наконец, ему нужно подождать, пока навес не окажется полностью без присмотра. Его время наступает сразу после ужина. Всё, что ему нужно сделать, — это чиркнуть зажигалкой, бросить её и бежать. Он щелчком включает её, заводя руку назад— — Что ты делаешь? — Дмитрий чуть не выронил эту чёртову штуку, очень быстро оборачиваясь— И есть такое дело, что тебе не дают никаких предупреждений о таких вещах. Не тогда, когда тебе десять, ты ещё думаешь, что девочки мерзкие, а... а вот эта определённо не такая. Всё, что он видит, — это ореол огненно-рыжих волос, любопытные голубые глаза и... Его сердце бешено колотится. Его руки немного липкие. Он заболел? Он чувствует себя немного заболевшим. И как будто он может умереть, если эти глаза перестанут смотреть на него, потому что он никогда не чувствовал себя настолько в тепле, как сейчас, и если она отвернётся, он может снова почувствовать холод. — Приве-е-е-е-ет? — она машет рукой перед его лицом. — Ты мне ответишь? — Я... — Дмитрий нехарактерно неуверен, тяжело сглатывая, пока его мысли хаотично крутятся в голове. — Гм... Я... Я... — у него такой слабый голос и такое пересохшее горло, — Я собирался... — он прикусывает себя за щёку. — ...Зажечь фейерверк? И тогда он ещё не знал, что его сообщник по преступлению в течение одного летнего дня будет им на всю оставшуюся жизнь, как и всегда в такие моменты. — Да? — она взволнованно улыбается, показывая ямочки на щеках и подчёркивая веснушки вокруг носа. — Я могу помочь? У Дмитрия кружится голова. — Д-да, конечно... Она стоит на стрёме, он включает зажигалку, бросает внутрь, а затем... Они убегают прочь. Это не совсем чистый побег, когда они громко смеются, убегая с места преступления, но... Её рука хватает его собственную, и они бросаются прочь, и внезапно Дмитрию вообще всё равно на пляж. Или на тот факт, что они определённо будут наказаны. И когда они добираются до противоположной стороны курорта, фейерверки всё ещё взрываются над их головами, освещая её глаза, когда она однобоко улыбается ему, тяжело дыша: — Я Ая, — представляется она, протягивая ему руку для пожатия. Ая. А-я. Красивое имя, легко запоминающееся. — А ты? Дмитрий делает паузу, отрываясь от своего внутреннего обсуждения, и замечает, что девочка пристально смотрит на него, склонив голову набок. — ...А? Рыжая хихикает и мотает головой. — Я сказала, — она садится перед ним, глядя ему прямо в глаза. — Как тебя зовут? О. Точно. Как там, ещё раз? Он облизывает губы, откидывая шелковистые тёмные волосы с лица, фиалковые глаза блестят под радугой цветов, вспыхивающих в небе. — Д... Дм... — он прикусывает губу. — Дми... — ...Дурак? — она растерянно моргает, и он мотает головой, его щёки пылают, что довольно заметно, учитывая, какая у него светлая кожа. — Н-нет... Ди-Дим— — ...Демон?! — Нет! — он жалобно кричит, чувствуя себя таким жалким, — Дмитрий! — О-о... — она моргает, а потом снова улыбается, и в этот момент он начинает задаваться вопросом, не с иной планеты ли она, потому что он не должен чувствовать себя так только потому, что какая-то странная девочка с идеальными волосами улыбается ему. — Приятно познакомиться! — она протягивает ему руку. Он неохотно и очень смущённо, но пожимает её. Окей, не самый лучший его момент. Но это не конец света. Он сможет пережить это. Но то, что Дмитрий Шибусава-Достоевский III узнал позже от своего тестя, чего он не знал тогда, — это то, что иногда самые неловкие представления...Они могут преследовать всю жизнь.