Да ну его

— У меня плохая память на лица, которые я больше не хочу видеть. Одобрительно крякнув большому экрану, где упражнялись в остротах «Две девицы на мели», Кроули погрузил палочки в коробочку с «огненной» лапшой. Тупые ситкомы и китайская еда — то, что доктор прописал для лечения похмельного синдрома. С зелёными тварями на сегодня покончено. Кроули полил, расстрелял из пульверизатора и отчитал всех, кому это требовалось (да, он орал на растения: мог себе позволить, а ещё оно действительно помогало — и ему, и кустам). Сейчас же Кроули разлагался перед телевизором — длинные ноги — на кофейный столик — и восстанавливал силы благими дарами поваров Поднебесной. Тело продолжало протестующе побаливать то там, то тут, но, по крайней мере, вторая капсула Ибупрофена не опорочила своё гордое имя, в отличие от первой: голова больше не грозилась расколоться на куски, только слегка кружилась при резких движениях. Впрочем, особо напрягаться Кроули в ближайшее время не собирался. Работа над новым делом сперва включала тщательное планирование, а какие-то «резкие движения» делать приходилось позже. К тому же, чаще всего за «движения» отвечали Хастур с Лигуром. Часы показывали 19:50, когда Кроули засобирался в офис. Было бы неплохо приехать туда пораньше, поскольку с одним дельцем хотелось разобраться до «планёрки». При мысли об этом пальцы, которые дивная птица «перепой обыкновенный» до сих пор унизительно поклёвывала, дрожали чуть активнее. Кроули скептично-придирчиво осмотрел себя в зеркале. Из Зазеркалья таким же взглядом ему ответил готичный стервозный стиляга средних лет, облачённый в чёрное (дизайнерский пиджак, водолазка, узкие джинсы, кожаная куртка, казаки с пряжками). Образ завершали крупная серебряная цепь поверх водолазки и… совершенно криминальный побитый «лик». Герой-любовничек, чтоб его. Кроули выбрал из своей коллекции солнцезащитных очков самые широкие — почти полностью скрывавшие живописный фингал. Подумал и собрал часть волос в пучок (часть осталась распущенной). Потом покосился на пузырьки-склянки с парфюмом. Пожалуй, подойдёт CH MEN от Carolina Herrera. Описание на сайте пафосно гласило: «Путешествие, цель которого — раскрыть истинный образ мужчины СН: стильный, утонченный и в то же время непосредственный. Мужчина СН увлечен своим делом, искренен и немного экстравагантен». Кроули тогда, сидя перед ноутом в трусах, с вороньим гнездом на голове и вцепившись зубами в сэндвич из Сабвея, купил эти духи исключительно из-за описания. Пара пшиков, и можно выдвигаться. Только перепроверить, всё ли взял с собой: рабочий ноутбук, нужные мобильники, ключи, наличные, пл… Чёрт! Захватив то, о чём почти умудрился благополучно забыть, Кроули покинул квартиру. … — В очко себе посигналь, хуй моржовый! Куда ты лезешь, блять?!.. А эта пизда куда суётся?! Кому вы все в жопу дали, чтобы права получить?! Салон угольно-чёрной Панамеры (старушка Бентли отдыхала в автосервисе: лечили внезапно забарахливший двигатель) уже полчаса оглашался отборной бранью. Застрять в пробке в без двадцати девять вечера! Вспоминались вайны некоего Артура, посвящённые лондонскому трафику и, в частности, проклятой всеми богами М25: «Что общего между британцами и статуей?.. Мы, ёбаный в рот, в прямом смысле ВООБЩЕ НЕ ДВИГАЕМСЯ, СУКА!!! ВООБЩЕ!!!». Кроули зарычал и поднял тонированное боковое стекло, предварительно показав средний палец соседу слева. В побитом жизнью Ниссане (на его «скуле» красовалась внушительная вмятина) какой-то работяга, которого Кроули подрезал пару светофоров назад, вопил что-то про «охуевших богатых пидорасов на крутых тачках». Настроение стремительно падало ниже отметки «Жить можно», приближаясь к «Убить ядом рыбы фугу всех людей с личным авто». Голова от раздражения грозилась снова разболеться. Один из рабочих телефонов разразился трелью механического соловья: если верить тексту на экранчике, звонила «Говножаба». Кроули взял мобильник, глядя на то, как владелец Ниссана продолжает разоряться, уверенный в том, что «рыжий членосос в очках» его прекрасно слышит. Знай он, что у «членососа» деньги ещё и на толковую шумоизоляцию нашлись, он бы, наверное, свой скучный галстук от злости сожрал. Ладно, за этим идиотом хотя бы забавно наблюдать — какое-никакое развлечение. Кроули принял звонок. — Да, дорогая. — Na zdorov'e, милый! — громыхнуло из динамика. На заднем фоне слышались мерзенькие смешки. — Nazdorov'e-лись мы вчера, а сейчас тебе, долбоёбу, надо было сказать «privet». — Ой, да похуй, — Хастур звучал возмутительно радостно для накануне надравшегося в дупель, но удивляться нечему: за всё то время, что Кроули знал Хастура, он ни разу не видел, чтобы тот мучился от похмелья. Если человеку со стороны казалось, что Кроули много пьёт, то он так думал до встречи с его седовласым коллегой. Сколько бы спиртного черноглазый монстр в себя ни заливал, наутро он встряхивался, как прыгнувшее в лужу псовое, с аппетитом наворачивал традиционный английский завтрак и молниеносно приходил в состояние вполне себе «огурца». Это была какая-то ёбаная магия вне Хогвартса, о которой Роулинг по понятным причинам не смогла рассказать в детской книжке. Имелось подозрение, что Хастур просто вытягивал жизненные силы из всех, с кем пил, чтобы на следующий день чувствовать себя отлично, возвышаясь Майским столбом над стонущими телами, охваченными нестерпимым желанием забытого безответственной хозяйкой катарантуса — жаждой воды. — Захвати мне пожрать из "МакДака" чё-нибудь. — А пососать не завернуть? — Предложение было бы заманчивым, если бы ты рожей вышел, а так — пардон муа, на гоблинов у меня не встаёт. Кстати, о пососать! Меня тут белобрысый за локоть поймал, про тебя спрашивал. Бедолага переживает походу, не отбросил ли ты там коньки с бодуна. Кроули, развалившийся на водительском сидении, аж отвлёкся от пантомимы болезного в Ниссане и сел ровно. Рука сама легла на руль, и мышцы напряглись, будто упоминание Азирафаэля — сигнал к тому, чтобы резко вдарить по газам, протаранить ни в чём не повинного зелёного Жучка впереди и переть в офис напролом — натурально по головам. — Я у него поинтересовался, не решил ли он от своего хахаля к тебе уйти. — Что это? Я слышу зависть в твоём голосе, земноводное? — пробка внезапно пришла в движение; Кроули, чуть расслабившись, без особых надежд нажал на педаль газа, и через метра два всё, ну надо же, снова встало. — Ты, как всегда, сама блядская тактичность. Ладно, уговорил, захвачу тебе недоеденный чизбургер с чьего-нибудь стола и нассу в Колу. — Spasibo, tovarish! — выдала трубка с игривостью бульдозера в брачный период, и вызов завершили. Кроули бросил мобильный на соседнее кресло, где уже лежала куртка, и со вздохом снова откинулся на спинку. Положил ладонь на карман пиджака — точно проверял, на месте ли аккуратно сложенный, выглаженный платок с изящным кружевом по краям, который он чуть не оставил дома. Мысль о химчистке виделась неправильной (почему-то возникла внутренняя необходимость сделать всё вручную), так что пришлось немного попотеть, дабы вернуть ткани прежнюю белизну: следы упрямой шотландской крови без боя не сдавались. Гугл подсказал, как гладить кружево, но из-за чьих-то кривых лап, покрытых рыжеватой шерстью, нежная материя в одном месте всё же получила маленький — размером в пять пенсов — ожог, вызывая поток ругательств. Было сложно не распознать в этом жестоко ироничное подтверждение одной незамысловатой аксиомы: всё, чего Кроули касался, часто портилось. Кроули нахмурился и зачем-то опять взялся за руль обеими руками. Что-то в груди трусливо ёжилось в ожидании встречи, несмотря на включённый в салоне обогрев. Черти в голове вальсировали, по очереди задавая колкие вопросы вслух. Вдруг он вчера сболтнул лишнего? Вдруг оскорбил Азирафаэля так глубоко, что тот специально искал его только для того, чтобы наконец-то зарядить промеж золотисто-карих глаз?.. Вдруг Азирафаэль придёт в ярость или, что ещё хуже, расстроится из-за обожжённого платка: серо-голубое море, на мгновение заволновавшись, утихнет, потемнеет; светлое лицо отметит печать грусти, плечи поникнут, уголки губ огорчённо опустятся, и «Всё в порядке, мистер Кроули» севшим голосом, как контрольный в лоб… Руль недоумённо скрипнул под напором крепче стиснутых пальцев. А вдруг это вообще блядская семейная реликвия, подаренная самой Британской королевой какой-нибудь там прапрапрапрабабке Азирафаэля, расфуфыренной в пух и прах графине Камберленда?! Блондин с безупречными манерами и произношением диктора BBC определённо выглядел, как тот, кто может похвастаться такими предками. А Кроули, мудила недалёкая, так запросто платок утюгом… Заиграли «Sisters of Mercy» — первые аккорды «Flood II». Вокал Элдрича обычно здорово отвлекал в подобные минуты. В машине слева тем временем всё успокоилось. Кроули опустил боковое стекло, чем привлёк к себе свирепый взгляд нервного обладателя Ниссана, и бессовестно оскалился — так широко, насколько позволяли лицевые мышцы (поджившую было губу под пластырем пронзила боль). — Слышь, дуроёб, забыл сказать: я твою маманю в кино вчера водил! Разъярённый ор вновь сотряс вечерний сырой воздух на потеху одной половине томящейся в пробке публики и к неудовольствию — другой. Стекло Панамеры поползло вверх, не успев скрыть хохот, заполнивший комфортабельный салон. …Будь офис где-нибудь в центре, удалось бы приехать вовремя, скорее всего. Но поскольку он располагался в здании бывшего завода (многоэтажка с несколькими подземными уровнями) в одной из вымерших промзон Лондона, Панамера подъехала к пункту назначения в начале одиннадцатого. Выскочив из авто с одноразовым стаканчиком кофе и с бумажным пакетом под мышкой, отмеченным дьявольским знаком в форме буквы «М», Кроули щёлкнул кнопкой сигнализации и в ускоренном темпе направился к главному входу. Из-за мороси, атакующей лицо, преследовало ощущение, что ты нашкодивший питомец, которого наказывают брызгалкой. И жаль, что солнцезащитные очки делают без встроенных дворников. Оказавшись в здании, по пути к лифту Кроули глазами поискал Азирафаэля. Где-то под цепочкой, удобно устроившейся на груди, теплилась надежда встретить его и расправиться с тем дельцем максимально быстро. Увы, белокурый затылок нигде не мелькал. Попадались лишь физиономии остальных «сослуживцев», переполнявшиеся ехидством при виде чёрного тощего урагана, что проносился мимо. Хер с ним. Значит, позже. Если Азирафаэль, конечно, ещё будет тут: его график казался относительно нормированным. Этим преимуществом обладали работавшие «наверху» у Гэбриэля — в отделах, занимавшихся «официальной» стороной деятельности организации: тем, что было на виду и что делалось для отвода глаз. Обитатели нижних уровней трудились непосредственно над преступными «деяниями». Пока просторный лифт тащился вниз, выдались несколько минут, чтобы выдохнуть и промочить горло уже холодным водянистым американо. С Кроули вместе ехали близнецы — чернокожие мальчишки лет двадцати с замысловатыми причёсками и подведёнными глазами; мелкие сошки, тоже ходившие под начальством Вельзевул, и те ещё сплетники. Они с живым интересом поглядывали на сбитые костяшки, пластырь на губе и крупные очки (из-под оправы вероломно показывался лиловый краешек синяка). Близнецы учтиво поздоровались при входе в лифт, а сейчас боролись с мучительным соблазном засыпать «мистера Змея» вопросами относительно вчерашнего празднования. Любопытствовать было чревато. Они однажды попались Кроули под горячую руку: тот им эмоционально пообещал «откусить к ебеням» их «вездесущие ёбла». Охотно верилось, что он и впрямь это сделает. Наконец-то нужный этаж. Торопливым шагом — по полутёмному (лампы перегорали с завидной регулярностью) длинному коридору мимо многочисленных надписей на стенах. Запрет эти самые стены лизать, нацарапанный злыми большими буквами, до сих пор вызывал недоумение, а у некоторых — греховный порыв тюкнуть языком бетонную поверхность. Вот и обшарпанные двойные двери зала, где обычно собирались для планирования. По ту сторону стоял шум, чем-то напоминающий звуковой фон зоопарка. Кроули вломился внутрь. — Извините, я опоздал, потому что не хотел приходить. Все присутствующие обернулись. Скупо освещённое, захламлённое помещение охватила тишина. Только с потолка, мигая, стрекотала отведавшим Рейда сверчком одна лампа дневного света в порыве погаснуть навечно. Запахло неладным. Чей-то телефон вдруг завлекающе затренькал балалайкой. Та треклятая русская песня легко узнавалась с первых нот. Кроули, застрявший на пороге, предупреждающе выставил указательный палец, как будто собираясь при случае прямо из него шмальнуть на поражение. — Нет. Под балалайку — темп задорно набирал обороты — Хастур и Лигур с одухотворёнными лицами начали как-то подозрительно двигаться. — Даже, блять, не думайте. То же самое, что и, будучи на склоне горы, устоять на ногах, пока тебя накрывает лавина. Балалайка тем временем окончательно разошлась. Хастур и ещё несколько оболтусов с разудалыми криками выплясывали «казачка». Лигур с елейной физиономией, подбоченясь, кружил — пародировал русский народный женский танец, пока остальные залихватски свистели, хлопали, гикали, гоготали и даже пытались подпевать словам песни. Стремительно раскочегарившаяся — поистине адская — какофония без сожалений сожрала разгневанные вопли Кроули. — Отставить балаган! Всё веселье разом оборвал внезапный окрик Вельзевул. Она вместе с Дагон появилась в зале и неизбежно столкнулась с Кроули, пышущим ненавистью ко всему живому. Невысокая начальница окинула его своим обычным взглядом снизу вверх — смесью «Чего тебе, чернь?» и «Оно ещё и разговаривает?» — из-под тяжёлых век, хмыкнула и двинулась дальше, небрежно бросив через плечо: — Так когда ты там к russki сваливаешь, Змей? Кроули взвыл под аккомпанемент грянувшего всеобщего ржания.