Да ну его

Беретта 92FS бойко пролаяла шесть раз подряд. Отдача стучала в тяжёлую черепную коробку — звонарь бил в массивный колокол. Отработанными движениями извлечь из пистолета опустошённый магазин и передёрнуть затвор: патрон выскочил из патронника. Глядя на мишень, Кроули — глаза прищурены по ту сторону тёмных очков — недовольно цыкнул. Наверняка результат устраивал бы, не приговори кое-кто накануне половину бутылки «Гленфиддиха» двенадцатилетней выдержки в окружении немых зелёных нахлебников. Позади забурчал Шедвелл. Он зачем-то заявился сюда, непосредственно на стрельбище, но уходить не торопился — с кружкой источающего приторное зловоние «Нескафе» навис, что называется, над душой. Даже сквозь наушники Кроули различил: «Бабка моя и то лучше шмаляла». — Вы что-то сказали, сержант? — проверить патронник и произвести контрольный «выстрел». Беретта щёлкнула, как беспомощно клацнул бы зубами обездвиженный волк, после чего отправилась в кобуру на стрелковом поясе. Шедвелл влажно покашлял, будто планировал смачно харкнуть прямо на пол тира, громко хлебнул кофе и пошаркал к выходу. — Сказал, хорошо, что Вы снова взялись за тренировки. Определённо более подходящая реплика для разговора с вооружённым человеком. Неприязненно зыркнув в спину сварливому старикану, Кроули снял наушники и поймал диковинную для тира тишину — в зале он остался в одиночестве. Война успешно (а как иначе?) отстрелялась, как всегда, обильно поязвила на тему того, какой Кроули снайпер, и убежала дальше по делам минут пятнадцать назад. Следом свалил угрожающе квадратный мужик из своих, «снизу», что на протяжении часа удавливал семнадцатый Глок огромной лапой и всаживал пулю за пулей в десятку. Больше желающих потренироваться не объявилось. Решение остаться и ещё пострелять пришло не только потому, что больше планов на сей вечер, свободный от работы, не было. Стрельба — строгая последовательность действий, нарушение которой влекло за собой вероятность схлопотать маслину (Кроули, как и всех, кто познал прелести огнестрельного ранения эмпирически, это крайне бодрило) — требовала концентрации. Она, в свою очередь, помогала стреножить беснующихся чертей в голове и какое-то время не циклиться на стоп-кадрах перед мысленным взором: серо-голубое море чужих глаз, взорванное удивлением, и последующее «бегство». Вдобавок некогда тянуться к смартфону, уже сутки выключенному. Кроули (брови нахмурены) взял патроны, рассыпанные перед ним на стойке, и принялся вставлять их в один из пустых магазинов. Да, проклятое «Посчитайте до пяти/десяти» не спасло. Он слегка… вспылил. Попрощался с Кармин, сел в Панамеру и на пару минут замер, пялясь в никуда. Салон сотрясли вопли: «Блять! Блять! Блять! БЛЯ-Я-А-А-АТЬ!». Руль отхватил несправедливых тумаков. Смартфон, сцапанный дрожащей от обескураженного негодования рукой, отважно показал отсутствие новых сообщений. Последнее, чему девайс стал свидетелем перед тем, как вырубиться и улететь на заднее сидение, — его исполосовал зверский взгляд, рассыпающийся высоковольтными золотисто-карими искрами (очки сползли на нос). Машина с истеричным визжанием сорвалась с места, унося хозяина прочь от некоторых, кому, видимо, религия — в рот трахнутое католичество — не позволила объяснить собственное дурацкое поведение. Потом мысли об Азирафаэле вынужденно отодвинулись на второй план. Встреча с выёбывающимся «старым знакомым» проходила на заброшенной ферме, где устраивали собачьи бои. Этот вечер исключением не был. Разномастное мужичьё, включая владельцев дерущихся на импровизированном ринге питбулей, ободрительно орало. «Бойцы» ожесточённо рычали. Воздух, дубевший от запахов псины, крови и пота, то и дело пропарывали визги, полные боли. Кроули, который до мозга костей терпеть не мог смотреть, как две собаки раздирают друг друга на лоскуты, кое-как сдерживался, чтобы самому не вцепиться клыками в глотку «знакомца» — упитанного russki. Тот заносчиво блестел залысиной на затылке, гнул свою линию, влезал в личное пространство (славяне вообще любят слишком близко подходить при разговоре, что неимоверно бесит), хлопал по плечу и коробил жирным, как наваристый борщ, русским акцентом — обращением «мистер Кровли». Консенсуса в итоге всё-таки достигли, но Кроули страшился считать потери в рядах нервных клеток, и так неплотных. Домой он приехал, чувствуя себя цитрусом, согрешившим с соковыжималкой, и перво-наперво устремился к мини-бару. Гордость — её килт развевался на воображаемом ветру призывом не сдаваться — и досада по-прежнему не давали включить смарт и проверить, нет ли весточки от вздорного блондина. Как поступать дальше, идей в запасе не имелось. Кроули плутал в ночном лабиринте. Сейчас вот нарвался на тупик и, побеждённый, бухнулся задницей на землю. Впереди — ничего, кроме неизвестности, куда идти всё равно придётся (всегда приходилось), но в данный момент — ни сил, ни желания, поэтому Кроули лишь прикладывался к фляжке, вытащенной из-за пазухи. Вокруг, во мраке, шмыгали шкодливые зверьки — непонятки. Запрокидывать голову, чтобы по крайней мере отвлечься на угадывание созвездий в россыпи сияющих небесных веснушек, бессмысленно: над небом будто на славу постаралась колоссальных размеров каракатица-маляр. Ватага «головных» чертей увлечённо смотрела, как Кроули понуро цедил алкоголь под тоскливые песни, льющиеся из колонок домашней стереосистемы. Чертёнок, что некогда предлагал послать белобрысого, открыл мелко-зубастую пасть, дабы предложение повторить, но получил ощутимый тычок в бок от кого-то из собратьев. На следующий день — то есть сегодня — получилось обойтись без появления в офисе, чему Кроули мимоходом мрачно порадовался. Выместить часть накопившегося раздражения удалось на долбоёбах с точки в Камдене. Мёртвый смартфон покоился с миром в братской могиле бардачка Панамеры вместе с несколькими парами запасных солнцезащитных очков. Закончив втискивать патроны в магазин, Кроули убрал его в подсумок на поясе и взялся за магазин второй. «Ненастное» смуглое лицо не прояснилось. В заднем кармане джинсов завибрировал, заливаясь трелями, мобильник. Кроули закатил глаза: сто процентов камденские. Они звонили часа три назад. Получили пропиздонов, а потом — подробную инструкцию, что и как сделать для устранения возникшей (благо на сей раз маленькой) трудности, но, судя по всему, у них что-то ещё стряслось. Если бы, когда Кроули пришёл к Вельз и Гэбу, его оповестили, что вкалывать придётся с зашкаливающим количеством рукожопых и жопоголовых, он бы хорошенько подумал, а стоит ли оно того. Впрочем, потому начальство и смолчало. Кроули избавился от наушников, болтавшихся на шее, и вытащил телефон. Цифры неизвестные, но с этих дятлов станется трезвонить с «левого» номера, чтобы «мистер Змей» без вариантов поднял трубку (они такое однажды провернули). — Я, ёб вашу мать, на хинди перешёл, когда говорил, что вообще-то сегодняшним вечером не работаю? — приняв вызов и прижав мобильный к уху плечом, Кроули вернулся к своему занятию. — Мало того, вы же, ондатры припизднутые, опять по хуйне зво… — О, прости, пожалуйста, я не вовремя! Прищемить палец, пока заполняешь патронами магазин пистолета, фактически нереально. Кроули, подспудно вдохновлённый лозунгом одной известной компании («Невозможное возможно»), с задачей справился. Крик «С-СУКА!» прогремел пушечным залпом. Всё, что было в руках, грохнулось на стойку, мобильный — тоже (батарея не вывалилась истинно дьявольским чудом, отлетела лишь крышка). Кроули выругался повторно, лихорадочно подобрал телефон — из динамика доносилось отрывистое «Кроули?.. Кроули!» — и с шипением сунул пострадавшую левую руку под мышку. Мобильник прижали к уху, застав конец фразы: «…перезвонить позже!». — СТОЙ! — хриплый рявк, приказной и одновременно умоляющий. Собеседник, собиравшийся завершить неуклюжий звонок, наверное, получил разрыв барабанной перепонки и не упомянул о нём из неземной вежливости. — Я тебя… Кроули закрыл глаза. Стена лабиринта, в которую он упирался, приотворилась внезапной исполинской дверью, поднимая облако многотысячелетней пыли, и свет, ринувшийся в хмельную тьму тупика, ослеплял. — Я тебя слушаю. — Ты в порядке? Обеспокоенность в светлом голосе, шатированная доброжелательным недоверием, дико контрастировала с недавним серо-голубым льдом игнора. Захотелось помотать головой, словно происходящее — наваждение, травмирующая проделка фейри. — Да всего-навсего палец, ну, повредил его, но херня, он на месте, и… — Кроули прочистил горло, чтобы прервать нездорово ускоряющуюся речь. — Ты как? — Боже правый, Кроули! — с подобной интонацией бабушки всплёскивают руками при виде разбитых коленок внука или внучки. — Надеюсь, ты прав, ничего серьёзного. У меня всё хорошо, спасибо, но, признаюсь, я уже начал опасаться, что не переживу эти несколько дней: столько всего навалилось! Времени не хватало буквально ни на что. Занят? Просто был так занят? Кроули прикрыл динамик мобильного ладонью и, набрав в грудь воздуха, выдохнул как можно ровнее. — Это ты мне рассказываешь. — Верно, меня сейчас лучше остальных понимают любители работать сверхурочно. К слову, извини, что я позволил себе позвонить на рабочий номер. Тот, с которого ты мне пишешь, недоступен, я рискнул обратиться к Гэбриэлю, и… Я точно не отвлекаю? — беспокойство проявилось ярче. — Ох, пожалуй, ужасно глупо с моей стороны названивать тебе на рабочий, ты ведь мог быть занят, выключенный телефон на это вполне намекал, а я почему-то совсем не подумал! Мне следовало… Черти, затаив дыхание, сгрудились у правого уха и вслушивались в то, что щебетал мобильник. Кроули всё же мотнул головой, и они попадали, как кегли, сбитые страйком. — Брось. Я в стрелковом тире, на тренировке, но у меня перерыв. Ты не помешал. — Тир? — на том конце «провода» встрепенулись. — Очень жалею, что мне до сих пор не удалось там побывать, но попробовать пострелять всегда было любопытно. «Пустынный Орёл» кажется особенно занятным. Хотя столь устрашающего вида пистолет не может не вызывать интереса. — Пф-ф, грёбаные киношники и их любовь к «Орлу», — Кроули с усмешкой, наклонившись вперёд, поставил локти на стойку. — Крутые парни с удовольствием бахают из него одной рукой только в фильмах. В действительности ствол, в общем-то, дерьмовый. — Правда? Вот как. Я всё-таки хотел бы однажды удостовериться в этом опытным путём. Кроули бегло осмотрел прищемлённый большой палец (краснота и пульсирующая пустячная боль). Склонил голову набок. — Здесь «Орлов» не держат. Если ты согласен на пушки помельче и если тебя устроит моя скромная персона в качестве инструктора, приезжай. Тир до десяти, но я договорюсь, чтобы нам дополнительные полчаса выделили при необходимости. — Звучит, как идеальный способ выпустить пар. Куда я должен подъехать? …Дымя в узком переулке, Кроули поплотнее запахнул пальто и глянул на наручные часы. Тир находился практически в Ковент-Гардене: из Сохо сюда на машине добираться около десяти минут. С момента, как Азирафаэль заполучил адрес и с обещанием скоро прибыть положил трубку, прошло двадцать. Он вместо того, чтобы вызвать «Убер», где-то арендовал гигантскую улитку? Кроули, совершенно спокойный (никто, блять, тут не нервничает), цыкнул и затянулся. Шею, не укрытую шарфом, обхватывали слякотно-ветреные пальцы традиционно лондонского декабря. Из-за угла здания, стоящего напротив тира, лихо вырулил бежевый Форд Фокус и дёргано притормозил рядом с Кроули. На заднем сидении виднелась узнаваемая блондинистая шевелюра. Торопливая затяжка, и недокуренная сигарета полетела на асфальт. Кроули подскочил к Форду вплотную и обходительно открыл дверь. Азирафаэль — мелькнула приветственная улыбка — сказал «Благодарю» слабым кивком и выбрался из машины. Серо-голубое море мутила типичная смесь эмоций человека, прокатившегося в авто, за рулём которого сидела мартышка. Бескровное, с нежной зеленцой лицо подтверждало возникшее предположение, что ездовой улитке Азирафаэль был бы рад несравненно больше. Щекочущее чувство — ревность, что испытывает школьный хулиган, когда кто-то другой смеет задирать его «любимого» ботаника. Кроули на миг раздул ноздри. Боковое стекло опустилось, и наружу высунулась русая вихрастая голова. На крупном усато-бородатом лице растекалась неотесанно дружелюбная, щербатая лыбища. — Ну, удачн' Вам там «пиф-паф» падел’ть, мист’р! Проглатывание окончаний, манера говорить быстро и нараспев… Этот гамадрил ещё и из Глазго. Кроули воинственно вскинул бровь. Азирафаэль несколько вымученно приподнял уголки бледных губ, заметно сражаясь с тошнотой и порывом ответить: «Да-да-да, конечно, поезжай уже, плебей надоедливый». — И Вам приятного вече… Дверь Форда захлопнули со всей дури. Громыхнула она с энтузиазмом летней грозы где-нибудь в Грампианских горах. — Oi, whit the feck ye daein', ya cockwobble?! До сего момента водила свой выговор хоть как-то пытался причесать. Чужая неслыханная дерзость пинком вернула его на родные улицы, заставляя пренебречь коммуникативной предупредительностью. Штука знакомая. Кроули прожил за пределами Шотландии достаточно времени, чтобы в плане произношения успеть прилично обтесаться. Тем не менее, в минуты гнева его акцент всё так же начинал откатываться к заводским настройкам. — Bite mah bawsac, ye boggin' weegie! — уверенно оскалившись, Кроули подкрепил фразу сразу двумя оттопыренными средними пальцами. Азирафаэль — ухоженные руки сцеплены в слегка беспокойный замок — аж забыл о том, что его укачало. Серо-голубой огорошенный взор солнечным зайчиком встревоженно прыгал по великовозрастным задирам. Однако переживать, что словесная перепалка в следующее мгновение превратится в знойную драку, оказалось напрасным. Водила, услышав достойный ответ, раскатисто расхохотался — вероятно, обрадовался случайной встрече с родственной душой. — Feckin' edingbugger! — добродушно пожурил он Кроули на прощание, поднял стекло и вдарил по газам. Тот с презрением фыркнул и выдал вслед укатившемуся Форду напутствие в дорогу — дополнительную парочку искусных матов. Азирафаэль тактично кашлянул. — Merci за… познавательный экскурс в экстравагантный мир шотландских ругательств, monsieur. — Я бы настрочил сборник страниц на пятьсот, но у меня, как ты помнишь, в писательском списке ещё минимум две книги, — Кроули под защитой тёмных очков перевёл взгляд на собеседника. — Мы, по-видимому, с этим долботрясом из Глазго в грядущем заезде «Формулы-1» соревнуемся? Азирафаэль с деликатным вздохом приподнял светлые брови и чуть поджал губы. — Боюсь, в таком случае победа будет не за тобой, — покачал головой. — Я пока не определился, что хуже — его стиль езды или по-детски непосредственная говорливость, — стрельнул глазами на компаньона. — Невольно возник вопрос: шотландцы все столь словоохотливы? — Хочешь разболтать шотландца — налей ему, и не единожды. Велик шанс, что этот мудень подшофе. Разумеется, Азирафаэль вспомнил, как алкоголь влияет на одного рыжего эдинбуржца. Округлое лицо, что «напитывалось» красками, приняло искренне возмущённое выражение и, кажется, снова побледнело. Кроули сдержал шалопайскую ухмылку и приглашающим жестом указал на ступеньки металлической лестницы, ведущей вниз (тир располагался на цокольном этаже): — Идёмт' дел’ть «пиф-паф», мист’р.