The Two Of Us / Только мы вдвоем

      В ту ночь Адриану было очень трудно уснуть. Когда он, наконец, это сделал, ему приснился подозрительный сон о приглашении на новую вечеринку, в котором Маринетт превратилась в воздушный шар и улетела прочь.

Это было очень странно.

      От единственно очевидного экзотического продолжения этого сна его спасло острое жжение на кончике среднего пальца, которое заставило резко проснуться и рефлекторно отдернуть руку. Он даже не заметил, что его рука свесилась с края кровати в попытке хоть как-то физически отстраниться от Маринетт.       Он знал, что должен был это сделать. До сих пор был очень близок с ней. Она так долго обнимала его сердце, но теперь начала проникать в него. Это было долгожданное вторжение тепла в его грудь — чувство, которое, казалось, всегда сопровождало Маринетт, куда бы она ни пошла.       Поэтому он должен был отступить, верно? Да, конечно, именно поэтому! Он не мог обходить стороной и… Чувствовать что-то к ней. Только не снова. Не сейчас.       Он любил её, когда был молод. Даже не зная, кто она такая. Даже когда она была недосягаема, это не имело значения. Он вложил всё свое сердце в мечты о девушке, которая буквально не знала его имени.       Но теперь…       Ещё один укус за кончик пальца.       Странный звук.       Адриан выглянул из-за края кровати, и там, на полу, сидел Плагг, выжидающе глядя на него. Он снова открыл рот и мяукнул (по крайней мере, попытался), в ожидании глядя на Адриана.       Парень дважды моргнул и почувствовал, как часть его тает. Он усмехнулся про себя и опёрся всем своим весом на край кровати, подхватив с земли Плагга и подняв его на руки.       — Значит, ты хотел привлечь к себе внимание, не так ли? — тихо спросил он, стараясь не разбудить Мари. Казалось, что Плагг растаял на сгибе локтя парня, когда свернулся калачиком у его кожи, счастливо вытягивая тепло из обнаженной груди Адриана. Он почесал за ухом у Плагга и понял, что его прерывистое, но успокаивающее дыхание — это слишком юная попытка котёнка замурлыкать. Он осторожно пошаркал ногами, прижимая к груди уже спящего Плагга, а сам устроился на боку, лицом к спине Маринетт, и задумался.       Ох, Адриан мог поразмышлять.       Он наблюдал за веснушками, которые выглядывали из-под бретелек-спагетти рубашки Маринетт — приятное созвездие, которое ему хотелось обвести кончиками пальцев. Они жаждали прикосновения к коже, которая, как он знал, была мягкой, даже когда немного суховата от непогоды. Его большой палец страстно желал провести по нежному изгибу её губ, хоть они и были потрескавшимися с конца осени и начала зимы.       Вместо этого Адриан почесал голову Плагга, который, в свою очередь, выглядел весьма довольным.       Адриан вздохнул и снова пустился в пляс вокруг своих мыслей.       Он уже начинал испытывать какие-то чувства к Маринетт. Этого нельзя отрицать.       Но ведь это же нормально, правда? В конце концов, они действительно жили вместе и должны были выглядеть для окружающих как влюбленные голубки… Не так уж и странно было запутаться в этом, верно?       Но Адриан ничуть не смутился. Не совсем.       Он не был одержим мыслью о том, что кто-то притворяется его возлюбленной. Дело было не в поцелуях, танцах, объятиях, прогулках и ужинах.       Он начинал испытывать к ней какие-то чувства, потому что Маринетт всегда была самым замечательным человеком, которого он только встречал.       А может быть, он никогда и не прекращал.       Может быть… Может, он никогда по-настоящему не переставал любить ЛедиБаг. Может, именно поэтому с Бриджит ничего не вышло. В конце концов, он никогда не мог точно сказать, почему не сработало.       Но ведь в этом есть смысл, верно? Они были избраны, чтобы дополнять друг друга. Это была судьба. А теперь выйти замуж? По счастливой и чистой случайности?       Неужели это действительно просто удача?       Он не знал, что Маринетт была Леди Баг, когда женился на ней, так что, может быть… может быть, их что-то сблизило?       Адриан вздохнул и немного отодвинулся, и Плагг, протестующе поморщившись, снова устроился в объятиях парня. Это был нелепый ход мыслей, который приведёт только на юг.       Маринетт была просто великолепна. Он любил её, и она тоже любила его. Просто это была совсем другая любовь.       Какая-то часть его сознания хотела признаться, но он тут же отбросил эту нелепую мысль.       Во-первых, она все еще не забыла Натаниэля и, возможно, никогда не забудет. Она никогда не говорила, но он пару раз видел, как Маринетт просматривает статьи о художественных выставках в Нью-Йорке, и этого отстранённого взгляда было достаточно, чтобы понять целую историю.       Во-вторых, он и так причинил ей достаточно боли.       У нее ведь были к нему чувства, верно? Должно быть, она так много страдала в те годы, когда Адриан преследовал кого-то, кто постоянно убегал от него, даже если это была другая форма её самой. Судя по тому, как она говорила, у неё были глубоко укоренившиеся чувства, и он почти презирал их в пользу кого-то, кого знал лишь наполовину, по крайней мере, в то время.       Так как же он теперь может требовать её любви?       И наконец, и это было, пожалуй, самое страшное — они поженились.       Это казалось контрпродуктивным: думать об их браке как о невыгодном положении для него, как жениха, но так оно и было.       Потому что Маринетт всё ещё чувствовала себя обязанной Адриану.       Он наблюдал за ней, когда она думала, что он ничего не видит, — подсчёты в голове, проверки дна сумочки на наличие мелочи — всего, что она могла себе позволить. Он видел, как скупо она тратит деньги, почти ничего не купив для себя после свадьбы (платье, на самом деле, было подарком от Альи).       Он подошел к ней и протянул руку… Ну, а если она почувствует себя обязанной? Что, если она почувствует, что её загнали в угол, купили за отношения?       Нет.       Адриан никогда не сможет с этим справиться.       Так что эту идею пришлось вычеркнуть из головы. Ради него и ради неё самой.       Он на секунду закрыл глаза, позволив себе фантазию проснуться от запаха клубники. Что он откроет глаза и увидит сверкающую синеву, смотрящую на него в ответ с крошками сна в глазах. Он представил себе сонную, ленивую улыбку, когда она прижмется к нему, ища тепла. Что её ноги будут путаться с его, короткие волосы от её последнего бритья будут щекотливо царапаться о его собственные, макушка её головы идеально прижмется к его подбородку, её руки обхватят его, нос погрузится в его шею и сделает глубокий, чудесный вдох, прежде чем сказать ему, что она любит его, и прошептать сонное «Доброе утро».       Адриан открыл глаза. Грудь Маринетт беззвучно вздымалась и опускалась. Она всё ещё лежала примерно в футе от него.       Парень не двигался до тех пор, пока она спустя два часа не проснулась для занятий.       Он был в глубокой заднице.