***
Адриан проснулся с сильнейшей болью в спине, которой у него не было с тех пор, как его протащили 10 футов по полу, когда он был Котом Нуаром. Он спал в ужасной позе: голова на подлокотнике, одна нога вытянута поверх журнального столика, другая свисает с края дивана. Диван не предназначался для сна. На диване он также подарил Маринетт их первый настоящий поцелуй. Он сел и потер лицо, пытаясь стереть воспоминания о вчерашней ссоре. Как Маринетт могла быть такой глупой? Она накричала и бросила вызов отцу Адриана — человеку, который был ответственен за все, что у нее было. Ну, он также был ответственен за все, что было у Адриана, и Адриан несколько раз тоже бросал вызов. Плюс, он был придурком. Для начала, парень знал, что Габриэль не был мужчиной, которого заботила сексуальность или ориентация. Вещи, которые он сказал о Джейкобе, застали Адриана врасплох почти так же, как и Маринетт. Вот только у блондина хватило здравого смысла не терять голову. Но потом он увидел прежний огонь в Маринетт. Та старая ЛедиБаг, по которой он так скучал. Это была первая причина, по которой он влюбился в нее, еще когда был Котом Нуаром. Так мог ли он действительно сделать ей выговор за это? За то, что она была именно тем человеком, которого он любил? Адриан вздохнул. Не поймите его неправильно. Он был зол. Маринетт никак не могла понять, каково это иметь такие напряженные отношения со своим единственным доступным родителем. Она также не понимала, что он отказался от любой возможности найти свою мать, и все потому, что знал, что это правильно. Адриан всегда ставил мир выше себя, и это начинало надоедать. Он хотел немного побыть эгоистом. Мысли Адриана вернулись к поцелую, которым они обменялись до приезда его отца. Электричество было там, но также было и знакомство. Он был новым и старым одновременно. Так странно, что это казалось почти заимствованным чувством. Что-то, чего он никогда не чувствовал раньше и, возможно, никогда не почувствует снова. Адриан встал с дивана и услышал, как хрустнула его спина. — Ой, — сказал он себе под нос и бросил взгляд на закрытую дверь их спальни. Прошлой ночью он был так зол и так устал после того, как все вымыл, что не хотел идти к Маринетт. Однако этот день кое-что прояснил для него в перспективе. Во-первых, стирка, уборка, приготовление пищи и покупки, которые Маринетт делала для него, — это было не что-то маленькое. Она гладко управляла домом, чтобы ему было как можно удобнее, возможно, потому, что все еще чувствовала себя виноватой в том, что он женился на ней. Адриан замер. Брак. Позволит ли его отец продолжать в том же духе? Часть его хотела верить, что он не был таким мелочным, но остальная его часть, к сожалению, была мудрее. Были все шансы, что он откажется от этого. Хотя поведение Габриэля прошлой ночью было довольно странным. Казалось, он намеренно провоцировал Маринетт, а затем не потрудился отомстить, пока Мари не сделала резкий комментарий о воспитании Адриана. Искра нежности расцвела в его груди. Нино, Маринетт, Алья, даже Хлоя… они всегда заступались за него. Даже когда врагом был его отец. Адриан опустил голову и вздохнул. В нем была искра гнева, но она была притуплена чувством страдания. Потому что Маринетт стала для него незаменимой. Парень предположил, что она всегда была такой. Он не был Котом Нуаром без ЛедиБаг, а теперь он не был Адрианом без Маринетт. Он поднялся на ноги, сделал восемь смелых шагов в сторону спальни и остановился у двери. Поднял кулак, чтобы постучать, но услышал самый ужасный звук, какой только мог быть. Маринетт плакала.***
Маринетт всхлипнула. Плагг пробрался к ней на колени, заставляя ее подняться с колен, чтобы освободить место, и сел там, мурлыча. В каком-то смысле она предположила, что он пытается утешить ее, но ей было интересно, возможно ли это. — Я такая идиотка, — сказала она Плаггу. Он прижался мордочкой к ее руке, умоляя, чтобы его погладили. Пальцы Маринетт обмякли, но Плагг настоял. — Есть ли у меня хоть один нейрон во всем теле? Плагг прикусил ее пальцы. Маринетт откинулась на спинку кровати, уступив мольбам Плагга и почесав его за нос. Она чуть не всхлипнула, глядя на кота. Адриан отдал ей так много себя. Он признался, что любил Леди Баг, когда они были молоды, и снова и снова доказывал, что он стоит всего в этом мире. Так как же она могла так предать его? Потому что, в конце концов, это было предательство. Сражаться против Габриэля — идти против своего отца — словно между двух огней. Линия фронта войны, которой он пытался избежать всю свою жизнь. Конечно, Габриэль мог расторгнуть брак. Все было очень просто: согласно контракту, который она подписала, они могли опубликовать историю о ее измене и о том, что бедный Адриан был убитым горем принцем. А потом он разрушил бы ее карьеру тремя телефонными звонками. Потому что почему бы и нет? Маринетт не могла найти ни одной причины, по которой Габриэль не сделал бы этого. Единственное, что ее смутило, — это его последние слова прошлой ночью. «Увидимся на работе». Он ушел спокойно, как будто знал, что победил ее. Как будто ему это было нужно. Она где-то читала о поговорке на испанском что-то о том, чтобы быть яйцом или камнем. Когда они сталкиваются, яйцо трескается, и камень ничего не теряет. Маринетт была яйцом. Хуже всего сейчас было сильное желание, настоящая потребность увидеть Адриана. Обнять его и заставить сказать, что все будет хорошо. Что бы она ни сделала, это не было непоправимо. Ей нужен был ее Нуар, чтобы поддержать ее, как он всегда это делал, но, возможно, она просто потеряла это. Девушка на мгновение поникла, но затем выпрямилась. Плагг выжидающе смотрел на нее. — К черту, — сказала она и спрыгнула с кровати. Конечно, она была несчастна, подавлена, и ее жизнь могла развалиться в любую минуту, но она не собиралась стоять в стороне и смотреть, как это происходит. Кот сказал бы ей, что из этого есть выход, и Маринетт нашла бы его. Но сначала пришло время пресмыкаться.***
Всего один всхлип. Вот и все. Этого было достаточно, чтобы весь гнев обрушился на него и растворился в море сожаления. Маринетт. Его Леди. Его Мари. Она плакала, и он был отчасти в этом виноват. Это было… это было слишком. Он не мог открыть дверь. Конечно, она была бы расстроена из-за него. Она бы смотрела своими большими голубыми глазами, в которые он дважды влюблялся, и он не мог бы этого вынести. Адриан, прежде всего, любил нравиться людям. Это делало его счастливым, когда он делал счастливыми других людей. У него не было опыта в ссорах, и, возможно, именно поэтому было так трудно злиться на Маринетт, даже если сознательно он осознавал, что ее мотивы были обоснованными. Он снова поднял кулак в сторону двери. Рыдания прекратились, но он предположил, что плач не прекратился. И он не мог этого вынести. Итак, трусливо и отчаянно, Адриан повернулся на пятках и пошел прочь от двери и из их дома, ни разу не обернувшись, чтобы посмотреть, вышла ли Маринетт из комнаты.***
Сабрина выбрала свою лучшую одежду. В конце концов, не каждый день ты снова в деле со своей лучшей подругой. Она вышла из комнаты с широкой улыбкой и обнаружила, что Хлоя просматривает первый черновик исследования. Она едва вычитала его, так что, вероятно, он был полон ошибок, но что привлекло ее внимание, так это то, что Хлоя действительно читала его. — Э-э, Хлоя? — робко позвала она. Блондинка вытянулась по стойке смирно, уронив фолиант. — Ну, твой вкус в одежде не слишком улучшился, — она сказала это категорично, но Сабрина знала, что каким-то образом Хлоя вела себя дружелюбно. — Тебе так повезло, что я рядом, чтобы помочь одеться. Сабрина улыбнулась. Как могла Хлоя отменить три года страданий за считанные минуты? — О, кстати, я забила твою кровать, — она указала на нее. Сабрина моргнула. — Я остаюсь на пару дней и ни за что не буду спать на диване или на той ужасной раскладушке, которая у тебя есть. Я не хожу в спа три раза в неделю, чтобы сломать спину за один визит. Единственное, что запомнилось Сабрине, это то, что Хлоя останется на ночь. Ну, Хлоя всегда была девушкой типа «все или ничего», предположила Сабрина. И она ничуть не возражала. — Почему ты продолжаешь так на меня смотреть? Боже, ты странная, — указала Буржуа, и девушка поняла, что пристально смотрела. Она немного посмеялась над собой и покачала головой. Это было типично для Хлои — не позволить Сабрине вставить два слова. — Я просто счастлива, что ты вернулась, — сказала она и услышала неприкрытую искренность в своем голосе. Лицо Хлои немного смягчилось под ее резкой подводкой для глаз. — Конечно, это так. Теперь ты можешь вернуться к настоящей, интересной жизни. Сабрина улыбнулась и покачала головой. — Куда мы направляемся? — Меня не было три года. Пришло время внести свет в жизнь некоторых людей, — она перекинула волосы через плечо, все еще собранные в обычный конский хвост. — Мы займемся благотворительностью, Сабрина. — Благотворительная деятельность? — Что может быть милосерднее, чем видеть, как все старые неудачники снова видят мое прекрасное лицо? — Подожди, ты хочешь сказать? — О, мы определенно устраиваем вечеринку.***
Было семь часов утра, и свет в кабинете Габриэля был единственным, который горел. Все здание было погружено в темноту, за исключением огромного офиса в пентхаусе на последнем этаже, что делало его ужасно зловещим. Солнце еще не взошло, и день был холодный. Зима наступала раньше, чем ей бы хотелось. Она сухо сглотнула и шагнула к зданию. Охранник остановил ее. — Закрыто, — сказал он стоически. Он был высоким мужчиной, который очень напоминал ей Кима, и она не встречала его раньше. — Я здесь работаю, — ответила девушка, наблюдая, как с ее губ сорвалось небольшое облачко дыма. — Все еще закрыто, — скучающе ответил охранник. — Мне нужно поговорить с мистером Агрестом. Охранник равнодушно посмотрел на нее. Очевидно, сама Маринетт была не слишком пугающей, так что ей придется использовать туз в рукаве. — Тебе придется подождать. Маринетт на секунду попыталась направить воспоминания о Хлое в нужное русло. Она пристально посмотрела на охранника и выпятила бедро. — Ты же понимаешь, — сказала она, ее голос был настолько съежившимся и похожим на Хлою, насколько это возможно, — что я Маринетт Агрест, верно? Охранник побледнел и заколебался. — Я жена Адриана, — добавила она. — Я… — Что ты здесь делаешь в такой час? — раздался резкий голос из-за спины охранника. Маринетт чуть не вздрогнула, когда узнала его, но осталась на месте. — Я здесь, чтобы поговорить с отцом, — сказала Маринетт, сделав ударение на последнем слове. Глаза Натали прищурились от яркого света. — Еще слишком рано, — ответила она. — Это чрезвычайная ситуация, — настаивала Маринетт. Натали пристально смотрела на нее секунд двадцать, прежде чем расправить плечи. — Пропустите ее, Амид. Слишком удивленная, но слишком упрямая, чтобы показать это, Маринетт обошла ошеломленного охранника, когда он отступил в сторону и впустил девушку в здание. Внутри было лишь чуть менее холодно, чем снаружи. Было очевидно, что отопление не включено, и Маринетт плотнее закуталась в пальто, даже когда ветер перестал на нее нападать. — Что ты здесь делаешь? — спросила Натали, как всегда враждебно. Она действительно пропустила ее, так что Маринетт предположила, что та не слышала о вчерашнем инциденте. — Я здесь, чтобы поговорить с месье Агрестом, — ответила девушка. — О чем? — Это между ним и мной, — ответила Маринетт так же резко, как и Натали. Последняя нахмурилась, но направилась к кабинету Габриэля. Натали постучала в дверь и подождала, пока ее позовут, прежде чем войти и почти захлопнуть дверь перед лицом Маринетт. — Сэр, мисс Дюпен-Чен здесь для вас, — объявила она, снова полностью используя девичью фамилию Маринетт. Она задавалась вопросом, наступит ли когда-нибудь время, когда они с Натали не будут ссориться, и находила это крайне маловероятным. Девушка вошла в кабинет, и Габриэль Агрест склонился над какими-то бумагами, разложенными на большом архитектурном столе. Он тоже носил другой набор очков. Они были менее модными, но более толстыми, явно предназначенными скорее для функциональности, чем для стиля. И вот тогда она это увидела. Впервые Маринетт встретила Габриэля Агреста как человека, на которого она равнялась в мире дизайна одежды. Перегруженный работой, артистичный и блестящий. Одинокий и трудолюбивый. Это был мужчина, которого она мечтала встретить всю свою жизнь. — Маринетт, — Габриэль поздоровался, его слова были бесцветными. — Ты приехала рано. — Я… — начала она, но остановилась и решительно посмотрела на Натали. — Не могли бы вы, пожалуйста, оставить нас? — спросила девушка. Натали приоткрыла губы, чтобы ответить, ее глаза вспыхнули, но голос Габриэля прервал. — Натали, пожалуйста, подожди снаружи. Женщина поджала губы и кивнула с явным отвращением на лице, и Маринетт почувствовала бы себя победительницей, если бы не оказалась в такой опасной ситуации. Натали каким-то образом сумела донести мысль о том, что она выскочила из комнаты, не будучи совсем невежливой. Девушка была неохотно впечатлена. Габриэль встал теперь уже в своих обычных очках и сцепил руки за спиной. Маринетт заметила следы древесного угля по всей его одежде, которая не была его обычными костюмами. Ей стало интересно, занимался ли он дизайном. — Что-то случилось, Маринетт? — спросил он, и брюнетка не услышала и следа враждебности. На самом деле, это было почти… скука? — Я пришла извиниться, — кротко сказала Маринетт, глядя в землю. Все внутри нее кричало неправильно! Но она продолжала идти. — Мое поведение прошлой ночью было неприемлемо. Габриэль, казалось, внимательно воспринял ее слова. — Вы пришли сюда в шесть утра, чтобы извиниться? — беспечно спросил он. Маринетт кивнула, все еще не решаясь взглянуть ему в лицо. — Да, сэр, — ответила. — Вы были гораздо более великодушны, чем я когда-либо могла надеяться, и я перешла черту прошлой ночью. Я глубоко и ужасно сожалею обо всем, что сказала. Маринетт не могла его видеть, поэтому не могла видеть, как он кивнул, совсем чуть-чуть. Вместо этого она могла видеть его ноги, когда он подошел к окну. Девушка украдкой взглянула на него и увидела, как он стоит у окна от пола до потолка, и только самые слабые солнечные лучи пробиваются сквозь горизонт. — Я полагаю: вы боитесь, что я расторгну ваш брак из-за этого инцидента, — легко сказал он, и Маринетт застыла каждой клеточкой своего тела. Ее дыхание остановилось, и она окаменела. Габриэль позволил словам легко повиснуть между ними. Угроза. — Месье… — бросилась она, но Габриэль поднял руку, чтобы остановить ее, все еще не глядя на нее. — Нет нужды пресмыкаться. — сказал он. — Удивительно, но ваш брак с Адрианом оказал положительное влияние на его имидж в глазах общественности. Люди, похоже, находят вас двоих «близкими». У Маринетт отвисла челюсть. Габриэль повернулся, чтобы посмотреть на нее. Все его движения казались такими неторопливыми, но в то же время такими точными. Все в нем было угрозой. Он был грациозен и ужасен, и девушка попала точно в его сети. — Я бы не стал подвергать опасности имидж моего сына из-за того, что вам было трудно держать язык за зубами, — объяснил Габриэль, но в его словах была грань опасности. Маринетт находила его сейчас гораздо более страшным, чем тогда, когда он был Бражником. — Однако, Маринетт, — сказал он, и его тон понизился на октаву, — ты узнаешь свое место. Она боролась с желанием поежиться. Только упрямство и сильная воля удерживали ее от того, чтобы опустить взгляд в пол. Он слегка наклонился, чтобы оказаться в поле ее зрения — Адриан — мой сын, — его голос упал ниже температуры. — Я дал ему эту возможность, потому что мне есть что искупить, но ни на секунду не совершайте ошибку, думая, что вы неприкасаемы, — его взгляд был ужасающим. — В тот момент, когда мой сын закончит с тобой, ты уйдешь, — Габриэль выпрямился, возвращая себе самообладание. Он повернулся и добавил через плечо, почти как запоздалая мысль: — И твоя карьера тоже. Маринетт едва добралась до ванной, как ее вырвало желчью. Она была законно, искренне и по-настоящему напугана Габриэлем Агрестом. И она должна была сказать, что он был намного страшнее Бражника. Она должна была пойти к Адриану. Но когда Маринетт достала свой телефон, она обнаружила то, чего меньше всего ожидала. Приглашение на вечеринку.***
Хлоя хихикнула, и это было очень похоже на то, когда ей было пятнадцать. Сабрина знала, что что-то случилось. — Итак, ты сказала, Адриан женился на Маринетт? — спросила она. Да, она действительно проговорилась об этой небольшой информации и очень сожалела об этом. Сабрина думала, что теперь, когда Хлоя не проявляла интереса к Адриану, ей нечего было бояться упоминания о свадьбе, но когда слова слетели с ее губ, Ренкомпри увидела боль в ледяных голубых глазах Хлои. Она, конечно, пыталась скрыть это, но блондинка редко могла что-то скрыть от Сабрины. Только тогда девушка заметила, что, может быть, только может быть, Хлое будет больно, что ее друг детства забыл пригласить ее на свою свадьбу. — Э-э… да… Хлоя усмехнулась. — Я думаю: мы сделаем эту вечеринку немного веселей для нас. В конце концов, мы это заслужили, — она что-то напечатала на своем телефоне и отправила его, явно довольная собой. У Сабрины было плохое предчувствие по этому поводу.