The Two Of Us / Только мы вдвоем

Маринетт проснулась практически прижатой к кровати под тяжестью одеял. В Париже с каждым днем становилось все холоднее, а она была слишком худой, чтобы справиться с этим. В любом случае, девушка повернулась на бок взглянув на место Адриана и обнаружив, что оно, что неудивительно, пусто. Она встала с кровати и отправилась на поиски блондина. Девушка обнаружила, что он наблюдает за восходом солнца, и рассеянно гладит Плагга на руках. По крайней мере, на нем были спортивные штаны, а это означало, что он принял душ. Казалось, парень не заметил ее появления. Она наблюдала за ним несколько секунд. Адриан был почти полностью неподвижен — настолько, что она даже забеспокоилась, что он не дышит. Когда стало совсем невыносимо, Маринетт сократила расстояние между ними и обняла его сзади за грудь. — Эй, — тихо прошептала она. Адриан не вздрогнул и никак не отреагировал на внезапность ее движений. Маринетт подумала: видел ли он, как она вошла. — Как ты себя чувствуешь? Девушка почувствовала, как одна из его рук нашла и взяла ее за руку, в то время как другая все еще держала Плагга. В ее объятиях он глубоко вздохнул, и она практически почувствовала, как он черпает энергию, чтобы ответить. — Доброе утро, — произнес парень, но его голос был напряженным и усталым. Она бы поставила свой последний доллар на то, что он не спал прошлой ночью. — Я в порядке. — Звонили из больницы? Она знала, что это был глупый вопрос. Если бы позвонили из больницы, Адриана бы тут уже не было. И все же она спросила, потому что впервые с тех пор, как им исполнилось пятнадцать, Маринетт почувствовала, что Адриан так же далек и неприкасаем от нее, как и раньше. Даже его рука, обхватившая ее, казалась искусственной, а его глаза были за тысячу миль отсюда. — Еще нет, — ответил он и, словно проснувшись, отвернулся от восхода солнца. Парень посмотрел на Маринетт с легкой улыбкой, которая должна была разбить ей сердце. Недостижимый. Она отняла руку, нежно взяла его лицо ладонями за обе щеки и прижалась лбом к его лбу. — Эй, — тихо позвала брюнетка. Теперь ему некуда было отвести взгляд, поэтому зеленый цвет превратился в синий, и она почувствовала, как дрожащее дыхание покинуло его тело. — Все будет хорошо. Совершенно безмолвный, Адриан притянул Маринетт к себе в сокрушительные объятия. Он зарылся лицом в ее волосы и утопил свое прерывистое дыхание в объятиях. Ей потребовалось мгновение, чтобы отреагировать, но Маринетт тоже обняла его и поцеловала в щеку. — Все в порядке — прошептала она. — Он жив. Блондин обнял ее крепче. Маринетт перебрала в уме тысячу вариантов, пытаясь найти что-нибудь, чтобы подбодрить его, даже если знала, что это невозможно. Прежде чем она успела что-либо сказать, Адриан отстранился, на его лице появилась одна из его запатентованных нежных модельных улыбок. Маринетт все бы отдала, чтобы не видеть этого. — Адриан, — мягко позвала она. Это должно было звучать строго, но на самом деле, что она могла сказать? Что он не имел права хотя бы минутку побыть наедине с собой? Вместо этого она вздохнула. — Я собираюсь приготовить тебе завтрак. — Я не голоден, — он пошевелил пальцами перед мордочкой Плагга, который ткнул в них лапой. В другом случае это был бы момент, достойный фотографии. — Адриан, — повторила она и вздохнула. Парень поднял на нее глаза, и на его лице появились морщины усталости. На мгновение брюнетка замерла, а затем поцеловала его в щеку. Внезапно ее охватила потребность заполнить тишину до краев, как это было, когда они были моложе. Казалось, что трагедия и ненадежность каким-то образом вбили клин между ними, и Маринетт это ни капельки не нравилось. — Твой отец много расспрашивал о тебе, когда мы ждали, — начала она, не совсем понимая, к чему клонится разговор. — Все, что он хотел, — это увидеть тебя, понимаешь? Я не думаю, что ты осознаешь, как он был счастлив, когда ты приехал. Лицо Адриана не изменилось, даже когда он позволил Плаггу лечь на пол. Его глаза были опущены, и было ясно, что в его голове происходит какое-то смятение. — Ты — то, что он любит больше всего на свете, — она тихо добавила. — Ты помнишь, как мы смотрели «Big Fish»? — совершенно неожиданно спросил Адриан несколько отстраненным голосом. Застигнутая врасплох, Маринетт кивнула. — Это было все, о чем я мог думать по дороге из Лондона. Тот фильм. — Милый, это просто… — Я знаю, что это фильм. Но я не мог выбросить это из головы. Просто… много чего происходило, понимаешь? Я имею в виду, то, как он странно относился к нам, и то, как я поссорился с ним в ночь вечеринки у Хлои. Я почти чувствовал, что в этом была какая-то моя вина. Я не знаю, возможно это космические последствия того, что я был придурком по отношению к своему отцу. Маринетт побледнела. — Адриан, у твоего отца не было сердечного приступа, потому что ты поссорился с ним. Скажи мне, что ты это знаешь. Внезапно маска бесстрастия была сорвана с остатков разочарования, когда Адриан откинул волосы назад. — Нет, конечно, я знаю, я просто имею в виду, что, например, если бы мы были в фильме, большая ссора была бы именно тем моментом, когда произошло бы что-то подобное. Чувство вины скрутило внутренности Маринетт, но она проглотила его обратно. Не сейчас. — Я не знаю, что бы я сделал, если бы он умер, пока мы сражались, — тихо сказал он. — Если бы у меня никогда не было возможности извиниться. Маринетт медленно потянулась к руке Адриана, словно боясь напугать его. Он выглядел удивленным, когда она подошла к нему, но его взгляд сразу смягчился. — Адриан, — тихо сказала она. — Я знаю, что это трудно осознать, но то, что произошло, не имеет никакого отношения к вашему разговору с ним. Это не наказание, ниспосланное небесами. И даже если бы это было так, это не было бы наказанием для тебя. Адриан нахмурился, сбитый с толку. Сердце Маринетт болело за него. — Ты был у него на побегушках в течение многих лет. Ты не можешь винить себя за то, что однажды что-то отдал взамен, — она провела большими пальцами по костяшкам его пальцев и заметила, как медленно расслабились его плечи. — Это не так работает. Его плечи поникли, и он посмотрел на Маринетт, в глазах был жгучий вопрос, который заползал ей под кожу. — Так это не моя вина? — тихо спросил он. Маринетт снова взяла его лицо и поцеловала в лоб. — Нет, котенок, — пообещала она. — Это никогда, никогда не было твоей виной. Независимо от того, что произойдет, ты никогда не будешь виноват в этом. Адриан притянул Маринетт в объятия, и на этот раз ей показалось, что кристалл разбился, и девушка снова воссоединилась с блондином. Они больше не были теми отчужденными детьми из подросткового возраста, нет, они были командой, и так будет всегда. На секунду Маринетт задумалась, простит ли она и себя тоже.

***

Парковка больницы кишела репортерами, но Адриан едва замечал их. На самом деле, он почти ничего не замечал. Единственной вещью на его периферии, которая, казалось, имела значение, была Маринетт и сила, которую он черпал из нее. Он чувствовал себя каким-то сонным и отключенным, и все, что он слышал, звучало с оттенком помех. На самом деле Адриан был уверен, что, если бы с ним не было Маринетт, он мог бы просто заблудиться по дороге в больницу. Машина подъехала ближе к двери, и он почувствовал, как девушка сжала его руку. На мгновение он вернулся в себя и почувствовал, как его охватывает странное спокойствие. Если бы она была с ним, он мог бы пережить все, что угодно. — Готов? — спросила Мари. Ее голос был мягким, но твердым, как и она сама, и Адриан удивился, как он провел столько лет рядом с ней, не влюбившись. — Поехали, — кивнул он, и они открыли двери машины. Репортеры ныряли со всех сторон, да так, что Адриан на мгновение почувствовал себя крошкой хлеба, отданной на милость стаи голубей. На мгновение он совершенно забыл, как с ними обращаться — все эти годы взросления перед камерами, общения на интервью и нежелательного внимания внезапно исчезли, и он был похож на оленя в свете фар. Его засыпали вопросами. — Адриан! Вы новый глава компании? — Это правда, что Габриэль не выздоровеет? — Что это значит для будущего моды? Адриан, Адриан, Адриан. Его имя произносится столькими голосами одновременно — так много людей дергают его за ниточки с разных сторон, пытаясь развязать ему руки. Это становилось уже слишком, и его тело не смогло бы этого вынести. Но все это было делом одной или двух секунд, и прежде чем они закончили, он почувствовал самое обнадеживающее и единственное, что могло что-то значить в этот момент. Рука Маринетт обвилась вокруг его руки. — Без комментариев! — сказала она громко и повелительно. Год назад он бы заметил, как сильно она похожа на Леди Баг, но сегодняшний Адриан был намного умнее. Он знал, что это звучало в точности как Маринетт. Его рука тоже сомкнулась на ее, и его почти потащили через двери больницы подальше от этих пираний (прости, Алья). Тепло и тишина больницы были героической передышкой после этого испытания. Он глубоко вздохнул и вздохнул. — Ты в порядке? — голос Маринетт был таким добрым, таким нежным; трудно было представить, что он исходил из того же источника, что и тот, который всего минуту назад отпугнул репортеров. Он кивнул. — Да… просто потрясен, — ответил парень, и это была правда. Он снова отдалялся, и оставаться на якоре становилось все труднее, чем ближе они подъезжали к отделению интенсивной терапии. Когда они проходили мимо последней двери, их прервала медсестра, которая накануне выгнала Адриана из палаты его отца. Она резко остановилась и с любопытством посмотрела на них со смущенной улыбкой на лице. — О, здравствуйте. — сказала она. — Что вы здесь делаете? — Мы здесь, чтобы увидеть моего отца, — растерянно объяснил Адриан. Медсестра посмотрела на них секунду и моргнула. — Вы не говорили с доктором, не так ли? Рука Адриана обмякла. Почему она спросила об этом? Что-то случилось с отцом? Он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Губы онемели, а колени ослабли. Он лишь смутно слышал голос Маринетт издалека. — Поговорить с доктором? О чем? — ее голос был резким и требовательным, но не грубым. Адриан решил, что если он будет лежать совершенно неподвижно, то, возможно, плохие новости не найдут его. — Где мой свёкр? Медсестра виновато подняла руки. — Я схожу за доктором Вэнем, — и снова скрылась за дверями. Маринетт развернулась на каблуках и повернулась к Адриану, ее разум, вероятно, достиг той же связи, что и его. — Мы еще не знаем, случилось ли что-то, — сказала она, уверенная в себе. Но Адриан прочел сомнение в глазах своей жены. Парень почувствовал, как у него в груди что-то сжалось, и на мгновение он не мог понять, что именно. Только когда это оказалось в легких, внезапно потеряв всякую способность дышать, он понял, что это было. Паника. Его внутренности были в полном беспорядке. Слова в его голове были бессвязны, и только лицо отца занимало его мысли. Он попытался примириться — объединить идею об отце и несуществовании, — но в его легких стало еще больше воздуха. Отец. Отец, Отец, Отец. О боже. Он был один. Один. Адриан был один. Он исчез, исчез, исчез. Ушел. Его конечности были ослаблены, дыхание сбилось, и ничто не казалось таким реальным, кроме очевидной нехватки воздуха. Но вдруг он что-то почувствовал. На периферии его зрения что-то появилось в поле зрения. Что-то обхватило его лицо и наклонило его вниз. Он повернулся к Маринетт. Устойчивая. Крепкая. Сильная Маринетта. — Останься со мной, Адриан, — потребовала она. — Дыши. Но он не мог. Его легкие вышли из-под контроля, и это было все, что он знал. Он попытался отдышаться, но дыхание пропало. Как и его отец, ушедший-из-жизни. Но брюнетка не дрогнула. — Адриан, — она звала снова и снова. — Адриан, останься со мной. Его рука обхватила ее крошечное запястье, и он позволил себе попробовать. Блондин закрыл рот и тяжело задышал через нос. Парень сосредоточился на том, чтобы сделать свои вдохи длиннее, и таким образом они стали медленнее. Он делал это до тех пор, пока не вернулся в свое тело. Когда он открыл глаза, она все еще была там. — Все в порядке, — прошептала она и притянула его к себе, чтобы обнять. Он обнял ее и сделал размеренный, глубокий вдох. Для него это был почти новый опыт. — Мы еще не знаем, ушел ли он. И Адриан цеплялся за эту хрупкую, почти смехотворную нить надежды. Но что еще более важно, он держался за Маринетт. Они замолчали, когда открылись раздвижные двери отделения интенсивной терапии. — Привет, — раздался голос из-за спины Маринетт. Явно женский, поэтому Адриан не удивился, подняв глаза и увидев невысокую и слегка полноватую, красивую женщину в лабораторном халате. — Вы те самые Агресты? Маринетт повернулась к женщине, словно прикрывая Адриана. Это было почти смешно, учитывая их разницу в росте, но Адриану было не до смеха. — Да, — ответила Маринетт. Ее рука все еще сжимала руку Адриана. — Добрый день, — приветливо сказала женщина. — Я доктор Де Ла Роса, еще один врач отделения интенсивной терапии, отвечающий за эту область. — Где доктор Вэнь? — спросил Адриан, его голос был не таким уверенным, как у Маринетт. — Он не на дежурстве, — ответила женщина. Она немного напомнила Адриану Маринетт, то, как она стояла на своем и представляла себя. — Но уверяю вас, я полностью знакома с делом вашего отца. — Где он? — спросила Маринетт. Доктор Де Ла Роса примирительно подняла руки. — Его перевели в отдельную палату на третьем этаже. Он выписан из отделения интенсивной терапии и сейчас находится в кардиологическом отделении, — женщина посмотрела на них обоих, так как ни один из них не ответил. — Это хорошая новость, — добавила она. Как только остатки паники и страха покинули тело Адриана, так же как и его сила. Его руки упали по бокам, и все дыхание покинуло легкие. Его плечи поникли, но он почувствовал, как жидкое облегчение распространяется из того же места, откуда появился пузырь тревоги. Прежде чем парень успел что-либо сказать, Маринетт повернулась к нему, и ее взгляд, полный облегчения, довел новость до мозга. Адриан прослезился от удовольствия. Маринетт дала ему мгновение, прежде чем потянуть его за руку. — Пойдем, — тихо сказала она, — ты же знаешь, что твой отец ненавидит ждать.

***

— Ах, Адриан. Маринетт. Наконец-то вы здесь, — Габриэль сел в своей постели, он на тысячу миль отличался от человека, которым был накануне. — Хорошо. Вы же знаете, я не люблю ждать. Ах, да. Все тот же старый Габриэль. Только он не был таким. Под его скучающим тоном Маринетт заметила бледность кожи и ярко выраженный оттенок под глазами, даже за очками. Его дыхание было немного затрудненным, даже ровным, но он старался не показывать этого. Ради его извращенного чувства собственного достоинства Маринетт позволила ему это. — Вы хотите, чтобы я поправила подушки у Вас за спиной? — предложила она так любезно, как только могла. Габриэль кивнул один раз, и Маринетт подавила желание закатить глаза. Вместо этого она посмотрела на Адриана. На лице блондина была смесь облегчения, благоговения и чего-то еще. Он посмотрел на своего отца так, словно видел его в первый раз. Маринетт улыбнулась про себя и потянулась за подушками за спиной Габриэля, устраивая их в более удобном положении. — Медсестра в отделении интенсивной терапии чуть не организовала нам сердечный приступ… — Маринетт резко остановилась. Она посмотрела на Габриэля, который поднял бровь, и девушке потребовалось целое мгновение, чтобы понять, что он находит это забавным. — Знаете что? Вы выжили. Я могу шутить по этому поводу. Габриэль не улыбнулся, но его лицо казалось менее осунувшимся, и он закатил глаза, что, как Маринетт могла только надеяться, было юмором. Адриан, казалось, наконец-то смог оторваться от пола и шагнул вперед, смело присев на край кровати Габриэля. Удовлетворенная, брюнетка тоже села на стул рядом с кроватью. — Как ты себя чувствуешь, отец? — ласково спросил парень. То, как Габриэль смотрел на него, не было похоже ни на что, что она когда-либо видела на его лице раньше, и это делало ее счастливой. — Мне было бы намного лучше, если бы у меня был с собой телефон или компьютер, — ответил он, но в этом было что-то почти расслабленное, почти шутливое. Однако Адриан, похоже, не обратил на это внимания. — Отец!.— воскликнул он, но через секунду спохватился. Затем, словно собравшись с духом, расправил плечи. — На самом деле, я запрещаю телефоны и компьютеры в этой комнате. Я дам знать медсестрам. Габриэль поднял брови, глядя на Адриана. — Ты запрещаешь их? Адриан кивнул один раз. — Я так же дам знать Натали. Ты не будешь иметь ничего общего с компанией, пока полностью не поправишься. Габриэль холодно посмотрел на Адриана, и Маринетт на секунду забеспокоилась, что, возможно, его хорошее настроение может зайти так далеко. — Вы также лишаете меня привилегий на десерт? Маринетт секунду пристально посмотрела на Габриэля, чувствуя, что это было абсолютно худшее время для ссоры, но она заметила, что его лицо не казалось натянутым на ниточки, и кое-что поняла, с почти нарастающим ужасом. Габриэль пошутил. И, конечно же, Адриану этого не хватало. Прежде чем кто-либо из них успел что-либо сказать, дверь распахнулась, и вошла Натали, выглядевшая такой растрепанной, какой Маринетт ее никогда не видела. — Сэр! — взволнованно позвала она. Выражение полного облегчения у женщины при виде его удивило Маринетт. Хотя она полагала, что это не было странным. После многих лет совместной работы она предположила, что между ними двумя будут какие-то человеческие отношения. В любом случае, Натали прочистила горло. — Рада вас видеть, сэр. Габриэль кивнул. — Спасибо, Натали. Пожалуйста, входи. Натали вошла в комнату и позволила двери закрыться. Маринетт чувствовала себя частью самой странной семьи в истории человечества. — Я перенесла все ваши встречи, сэр, и все в офисе находится под контролем. На данный момент все подчиняются непосредственно мне, но все ваши сотрудники желают скорейшего выздоровления. — Вообще-то, — перебила Маринетт. — Я думаю, что мы должны запретить разговоры о работе здесь с данного момента. Натали бросила свирепый взгляд на брюнетку. Она пожала плечами. — Кроме того, моему отцу категорически запрещено иметь свой телефон и компьютер где-либо поблизости, — добавил Адриан. — Я хочу, чтобы он мог расслабиться, пока выздоравливает. Габриэль поднял бровь. — Ты думаешь, что мысль о том, что моя компания развалится на куски, будет для меня меньшим стрессом, чем иметь некоторый контроль над ней? — С вашей компанией все будет в порядке, — подчеркнула Маринетт. — Адриан и я позаботимся об этом. — И я обещаю, что когда ты выйдешь из больницы, мы посвятим тебя в это, — осторожно сказал блондин. — Постепенно. Габриэль вздохнул и откинулся на подушки. — Мой собственный сын обращается со мной как с ребенком. Натали прочистила горло. — При всем моем уважении, сэр, я думаю, что они правы. По горящему взгляду ее глаз Маринетт поняла, что она не часто высказывала свое мнение подобным образом. Габриэль снова вздохнул. — Очень хорошо. Полагаю, у меня нет выбора в этом вопросе. Маринетт просияла. — Тогда вы можете съесть десерт.

***

В полдень Натали уже вернулась в офис, чтобы навести порядок. Маринетт умирала с голоду, поэтому она извинилась и отлучилась, чтобы найти что-нибудь поесть. По крайней мере, так она сказала, но Адриан знал правду. В прекрасной бледно-желтой больничной палате между двумя Агрестами повисла тяжелая тишина. Парень поиграл пальцами, не совсем уверенный, что сказать. Минуты проходили в тишине. — Я имел в виду то, что сказал вчера, Адриан. Адриан вытянулся по стойке «смирно». Отец многозначительно посмотрел на него. Когда парень посмотрел вниз, рука отца лежала рядом с ним ладонью вверх. Адриан не совсем понимал, что делать. — Я горжусь тобой, сынок. У Адриана полностью перехватило горло, и он едва мог дышать. Оглядываясь назад, можно сказать, что хорошо, что они оказались в больнице. — Есть много вещей, которые я сделал неправильно как родитель, — он отвел взгляд от Адриана, и ни в коем случае не смотрел в его сторону. — Я сделал это по любви. Я надеюсь: ты сможешь простить меня. Наконец парень набрался смелости и взял отца за руку. — Эти вещи… были не очень хороши, — признался Адриан. Он позволил той двери горечи, которую всегда старался держать закрытой в своем сознании, чуть приоткрыться. — Мне было очень одиноко. Честно говоря, я провел много времени, чувствуя себя ужасно. Габриэль закрыл глаза, но Адриан знал, что его слышат. — Глупые вещи, которые я хотел в детстве… день рождения, тусовка с друзьями, не каждый момент моей жизни написанный по расписанию… было ужасно не иметь этого, — Адриан сглотнул. — Но еще больнее было то, что тебя не было рядом. Габриэль ничего не сказал. — Пока я ехал сюда, у меня было одно воспоминание, которое возвышалось над всеми остальными. Оно было о музыкальном фестивале, когда ты по-настоящему разозлился, что я не практиковался на пианино… но в конце концов согласился поиграть со мной. Отец легонько сжал его руку. — Это потому, что я чувствовал, что ты со мной, — признался Адриан. — Когда мы потеряли маму… Я также чувствовал, что потерял тебя. Я чувствовал, что ты передал все свои родительские обязанности Натали и, честно говоря, не хотел иметь со мной ничего общего. — Адриан… — Подожди, нет, — перебил блондин, смахивая слезы обратно с глаз. — Дай мне закончить, пока я раскручиваю мяч. — Потом, когда началось все с Маринетт, я почувствовал, что ты просто ищешь что-то, чтобы контролировать меня. И я думал, ты хочешь, чтобы я был у тебя под каблуком до конца моей жизни, и я не думаю, что смог бы это терпеть, — Адриан посмотрел на Габриэля. — Я люблю тебя, я хочу, чтобы ты был в моей жизни, но я не могу продолжать в том же духе. Адриан глубоко вздохнул. — Я не хочу ничего, кроме твоей поддержки, отец, — он посмотрел отцу прямо в глаза. — Но если мне придется научиться жить без этого, я это сделаю. Последние слова Адриана повисли почти как струйка дыма, исходящая от уже потухшего костра. Габриэль откинулся на подушки и глубоко вздохнул, впитывая все, что сказал его сын. — Ты сильнее, чем я когда-либо мог надеяться, — тихо сказал Габриэль. — Твоя мать была бы так горда. — Мамы здесь нет, — тихо сказал парень. — Но ты есть. — Ты прав о стольких вещах. Просто знай: я отдал тебя Натали, не потому что не хотел иметь с тобой ничего общего. Я сделал это, потому что не знал, как смотреть тебе в глаза, — мужчина выпрямился на кровати и притянул Адриана в объятия. Он позволил себе утешиться любовью своего отца и общением, которым они делились впервые в своей жизни. — Ты думаешь, что сможешь когда-нибудь простить меня? Адриан вытер слезу тыльной стороной ладони. — Я готов попробовать. Габриэль поцеловал сына в лоб, и несколько минут они молчали. Конечно, были тысячи вещей, которые не были сказаны. Но Адриан подумал, что это хорошее начало. Действительно, очень хорошее начало.