×××
В то время, когда Чимин только возвращался домой после нескончаемых уроков и секции по фехтованию, уже стемнело, а на улице заметно похолодало, начало весны, как-никак. Но ему так надоело находиться в душных помещениях, что он решил прогуляться до дома, правда пожалел почти сразу же, как только кончики его пальцев готовы были отвалится от мороза. Он довольно быстро дошёл последние два квартала и был уже на своём этаже, пальцы в лифте отогреть так и не удалось, поэтому он еле-еле передвигал ими по кнопкам, набирая код от квартиры. Когда он почти открыл дверь, на лестничной клетке противно пропищало оповещение о том, что прибыл лифт. Оттуда вышло трое, почти во всём чёрном, и на фоне белоснежной площадки Чимин просто не мог не обратить на них внимание, неловко застыв возле открытой двери. — Добрый вечер, — здоровается один из незнакомцев, и Чимин наконец отмирает, слегка поклонившись всем. На удивление, его никто не проигнорировал и, несмотря на звенящие коробки в руках у каждого, сделали поклон в ответ. — Тебе может помочь, дедуль? — сосед подкалывает второго незнакомого Чимину парня с слегка сероватым оттенком на тёмных волосах, когда открывает ему дверь своей квартиры, так как у него у единственного была одна коробка. В них, судя по стеклянному звуку, находился алкоголь. — Иди гуляй, мальчик, — фыркнув, огрызается тот, и оба парня заходят в квартиру, а Чон почему-то пока не следует за ними. Но Чимина, как он решил для себя, Чон волновать не должен, он резко отвернулся, проводив друзей соседа взглядом, и уже было зашёл в квартиру, но на дверь его квартиры приземлилась знакомая татуированная рука, из-за чего та снова захлопнулась. — Мхм, — талию оглаживала вторая, а к заднице прижимался чужой пах, заставив побагроветь и поглубже зарыться в плюшевую кофту. — Ты так рано убежал от меня утром. — М-мне нужно было в школу, — его вроде бы не спрашивали, но он зачем-то оправдывается. Вцепился в крепкую ладонь, пытаясь скинуть со своего тела, но ничего не выходило, от чего хотелось плакать. Он же решил, он же не хотел больше сталкиваться с ним, но почему-то снова не может ответить, скомкав и проглотив все слова, уткнувшись взглядом куда-то в пол, будто напроказничал перед отцом. — Отпустите меня, пожалуйста. — Ха, так значит ты у меня совсем малыш, — шепчет куда-то на ушко, приятно щекоча кожу холодным после улицы дыханием. — Пожалуйста, — бесполезно повторяет, всё-так же сжимая чужую ладонь до побеления кончиков пальцев, но его охвата, кажется, хватает только на две чужие фаланги. — Ты боишься меня? — его лицо слишком резко подхватывают за щёки, заставляя всё-таки столкнуться с дьявольским взглядом. Да, в жизни Чонгук и правда более устрашающий, то ли дело в размерах, то ли в татуировках, Чимин не знал, просто страшно и всё. — Ха, и правда боишься. Разве я сделал тебе больно, куколка? Кажется, тебе было очень приятно, ты ведь так громко стонал подо мной. — П-прекратите, — щёки уже садит от того, как сильно Чон их сжимает, отпечатывая зубки на внутренней стороне. — Отстаньте от меня. Что вам ещё нужно? Вы же получили, что хотели. — Хм, мне было чертовски мало, — будто и правда голодный ненасытный зверь, прорычал прямо в пухлые губки, затем целуя и заметно ослабляя хватку.— Ты такой невероятный, куколка, я и правда готов съесть всего тебя. Придёшь сегодня ко мне на вечеринку? — Сегодня снова будет громкая музыка? — Чимин заметно морщит носик, покосившись на тёмную дверь соседской квартиры. — Надеюсь, не только она сегодня будет громкой, — вскинув брови, соблазнительно шепчет на ушко и оставляет после себя жгучий отпечаток на левой ягодице, а ещё неприятный осадок на душе, от которого Чимин точно сегодня не отмоется. И ведь Чонгук не соврал, к одиннадцати, прям как по будильнику, уже во всю громыхала всё та же музыкальная вакханалия, а на этаже был слышен гул и чужой смех. Боже, Чимин просто лежит в кровати и молится, чтобы они не курили прямо на лестничной клетке, а ещё хуже, под дверью их квартиры. Его всё так же возмущала эта ситуация и он не понимал, почему не жалуются остальные соседи, но теперь и сам не намерен идти в это адское логово. Спать просто невозможно, но сохранность собственной задницы в этой ситуации была как-то поважнее сна. Чимин всё понять не мог, за какие грехи ему это наказание. Он же хорошо учится, слушает своих родителей, даже ни разу не соврал им, а по выходным помогает Тэхёну с домашкой. Что он делает не так, за что жизнь так подставила его, причём в прямом смысле подставила его зад для самого дьявола, который, видимо, не знает, что такое нормальный режим. Сам высыпается днём, а по ночам никому не даёт, и всё равно, что у кого-то завтра снова школа. Чимин не может уснуть, юлозит на постельном, переодически вздыхая и закрывая уши подушкой. Не помогает ничего, а затычек у него, к сожалению, нет, хотя с таким превышением децибел и они бы не справились. — Что, блин?! — возмущению Пака не было предела, мало того, что они устроили тут целый клуб, ещё и в чужие квартиры трезвонят, точнее в конкретную, в его. — М-м-м, дьявол, не иначе, — рычит, проклинает соседа, но идёт открывать дверь, потому что звонки не прекращаются. Только у входа Чимин вспоминает, что забыл накинуть на себя халат, придётся встретить ночных гостей в одной серой футболочке и таких же сереньких коротких шортах с белой окантовкой по шву, потому что назад идти просто нет сил. — Эм... Вы что-то хотели? — Ха, приветик, — Чонгук, до этого танцевавший в компании курящих на лестничной площадке, наконец поворачивается к Чимину, сразу же пересекая дверной проём и захлопывая за собой дверь. — Ты не спишь? — действительно, это тот вопрос, который стоило задавать причине его бессонницы, что превратил свою квартиру в один из тех клубов на Итэвон. — М-м, Чимини, можешь оказать мне соседскую услугу? — Чимину интересно, идут ли в комплекте к этой услуге руки Чона, расположившиеся на тонкой талии подростка. — Какую? — все попытки вырваться из его хватки были провальными, Чон держал крепко, а из-за сопротивления объятиям прижимал только ближе. — М-м... мне нужна соль, — прозвучало больше как вопрос, нежели просьба. — Соль? Зачем вам она в такое время? — М-м, она нужна для текилы, да, — конечно, Чимин ничего не смыслил в коктейлях, но соль... Ладно, в любом случае, она у них есть, так почему бы не дать её соседу, чтобы тот побыстрее покинул квартиру, раз она ему так необходима. — Х-хорошо, я сейчас принесу её, подождите здесь, — на этот раз Чон сам выпустил Чимина, и тот сразу же нырнул за угол, скрываясь на кухне. Он пробежался глазами по верхним шкафчикам, вспоминая, где его мать хранит плошку с солью, и потянулся к тому, в котором она может быть вероятнее всего. Угадал, только почему-то она стояла на самой последней полочке, его мать никогда не обладала большим ростом, значит последний раз ею пользовался отец, вот и поставил туда, до куда дотянулся. Еле как поддев плошку, благо закрытую, Чимин её достал, уже опускаясь на пяточки, но машинально застыл, услышав: — М-м, что за вид, — повернувшись на сто восемьдесят, Чимин увидел, как на стеклянном обеденном столе, задницей приземлившись прямо на него, расположился Чонгук. — Шикарные шортики, куколка. — Держите, — никак не отреагировав на своего рода комплимент, Чимин подошёл к Чону с протянутой рукой с солью, но Гук отложил плошку на столик и взял только мальчишку, за бока и притянул к себе, оставив его между своих ног. — Ты меня расстраиваешь, я ждал вообще-то. — У меня школа, я, в отличии от вас, не могу ночами напролёт пить, — Чонгука это умиляет, как мальчик пытается язвить, а сам медленно наглаживает его грудь пальчиками, сминая под ними ткань футболки. — Я отдал вам соль, что вам нужно ещё? Зачем вы пришли? — Я же сказал, что хочу сегодня услышать не только громкую музыку, но и тебя, — снова эта ухмылка, что и вчера, а ещё запах. Чёрт, он будто бы принёс его в квартиру Паков, куда сам совсем не вписывался в своих грубых чёрных джогерах, объемных кросовках и длинной футболке с ярким принтом AC/DC на ней. — Вам не кажется, что это уже слишком? Вы не понимаете отказа или что? — Чимин начинает порядком злиться, ведь на часах уже пол двенадцатого и в его планы не входило снова трахаться с похотливым соседом, что, кажется, только пьёт чаще, чем занимается сексом. Он вообще больше не хотел сталкиваться с ним, думал, что и он его забыл, но нет, Чон опять перед ним, сжимает его ягодицы, заметно наслаждаясь их мягкостью и упругостью, того и гляди слюнки потекут. — Я прошу вас покинуть квартиру и больше не подходить ко мне. — Хах, куколка, ты веселишь меня, — Чимин не понимает, что такого смешного он сказал, раз Чон так заливисто смеётся. — Во-первых, для меня и правда не существует слова «нет», — да, это и так понятно, раз уже второй день подряд соседи терпят подобное, походу заткнул их своими деньгами. — А во-вторых, ты уверен, что больше не хочешь меня видеть? — Абсолютно точно! — ух, настолько грозный, что даже перестал трогать грудь парня, чуть отстранившись от него. — Не желаю иметь с вами ничего общего. — Как жаль, что я желаю иметь тебя, — после этих слов Чимина неожиданно подхватывают за бедра и сажают на свои, встав со столешницы. Боязнь того, что его могут не выдержать, заставила обвить талию мужчины ногами и крепко вцепиться в мощные плечи, находясь максимально близко к лицу Чона. — Покажешь мне, где твоя комнатка, куколка? — Конечно же нет. Поставьте меня на пол! — Чимин начал дёргаться, совершенно не умышленно ёрзая своим членом по органу Гука, которого порядком уже раздражала эта нудная и безрезультатная борьба. — Вы слышите? — Хм, тогда я не виноват, если мы случайно зайдём в комнату твоих родителей. Мне ведь всё равно, где я вставлю тебе, — как же похабно звучит всё, что говорит этот человек, Чимин после такого готов поклясться, что станет грешен, лишь услышав подобное своими невинными ушками. Чонгук не обманул, да он вообще, по сути, всегда делает то, о чём говорит. Он и правда направился в сторону комнат, с ухмылкой наблюдая, как Пак вертит головой из стороны в сторону, пытаясь понять, куда его несут. Снова, он блять опять подчиняется Чону, и, понятное дело, не может с ним бороться, просто напросто не хватит сил и... желания? В заднем проходе подозрительно жарко и зудит изнутри, а шортики не могут скрыть слегка приставший член, этого не видно только потому, что тот прижат к грубой ткани джоггеров.Daddy Af – Slayyyter
— Ну что, мне самому выбрать дверку, малыш? — шепчет Гук куда-то в шею, затем оставив на этом месте мокрый поцелуй, так приятно пустивший толпу мурашек по всему телу. — Я жду-у, — хотелось сжаться до размеров атома, но от первого шлепка Чимин хнычет и резко выгибается, тянет свою ручку в сторону правой крайней от них двери. — Послушный мальчик, — поглаживание ягодиц и снова это чувство, когда его хвалят, оно настолько возбуждает и заставляет ждать своей сладкой участи, что Чимин готов ради него быть таким, каким Чон захочет. Именно в желании держаться от него подальше, Чимин оказывается прямо в своей спальне с брюнетом. Через поцелуй он ощущает эту ухмылку и, чуть приоткрыв глазки, видит, как взгляд Гука направляется в противоположную от кровати сторону, снова что-то задумал. — Как мило, что ты сохранил эту масочку, — взгляд Чимин машинально падает на тот атрибут, спокойно лежавший на тумбочке рядом со столом. — М-м, — его попку усаживаю на туалетный столик, а ножки оставляют разведёнными, удобно устроившись между них. — Я н-не хочу, — от части врёт, Чонгук видит это, точнее чувствует, разместив одну ладонь на его пах. — П-прошу, не нужно, — Чимин шумно вздохнул и запрокинул голову, упираясь затылком в прохладную поверхность зеркала. — Говоришь, что не хочешь видеть меня? — Чимин кивает, но от лёгких поглаживаний на собственном члене и ягодицах млеет в эту же секунду, когда от уха Чонгук переместился чуть ниже, спустился к шее, целуя, прикусывая нежную кожу парня. — Я покажу тебе, что ты не сможешь без меня и моего члена, куколка. — Мхм, н-нет! — Чонгук слишком резко выдёргивает шорты Пака из под него вместе с нижним бельём, продолжая вязкую цепь поцелуев от линии челюсти до заметно выпирающих ключиц. — Нет! — следом на пол летит футболка, оставляя мальчика совершенно обнажённым перед дьявольскими агатами, вместо глаз. А поцелуи продолжаются, несмотря на то, как крепко Пак вцепился в его чёрные слегка кудрявые пряди волос, иногда немного больно оттягивая от собственного тела. Но оно так манило, слишком сильно хотелось оставить фиолетовые метки на молочной коже подростка, в чём Гук себе не отказывал, не прекращал выцеловывать грудь, не забывал уделять должного внимания порозовевшим сосочкам. — О мой бог! — сдерживаться невозможно, когда большая холодная ладонь слегка надрачивает, прокручивая на головке, а соски болезненно, но так приятно покусывают чужие зубы. — Чонгук! — Чон кусает, затем зализывает, штангой задевая чувствительные бусинки, и оставляет поцелуй, продолжая мазать кипяточными губами по подтянутому торсу. Чонгук вылизывает лобок шершавым языком, лаская, оставляет на нем несколько шумных чмоков, которые наверняка уже завтра будут гореть настоящими засосами на светлой, и правда будто молоко, коже, наслаждаясь тихими стонами подростка. Бесстыдный язык теснится во рту, хотя его бы высунуть и применить там, где нужно. Тело и душа горит от возбуждения, будто в аду, а член продолжает изнывать, пачкая нижнее бельё Чона. Немного подтянув попку Чимина, он сжимает худые бёдра и кончиком языка медленно ведет пылающую дорожку прямо по выпирающей вене к самой головке, чтобы обхватить ее полными губами и блаженно втянуть щеки. Не знает, в чём секрет этого мальчишки, но он чертовски вкусный, что самого Чон Чонгука поставил на колени, заставив вылизать его всего. Часто сжимающееся колечко будто тоже требовало его внимания, но уж больно хорош был маленький аккуратный член Пака, не хотелось отрываться от этой сладости. Разместив одну ножку Чимина на своём плече, он ловко и довольно быстро намочил один палец слюной, настолько обильно, насколько смог, прежде, чем снова вобрать в рот. — Ах-а, б-больно! — Тш-ш, расслабься, куколка, и папочка сделает тебе только приятно, — Чонгук ненадолго отвлекается, успокаивающе целуя внутреннюю сторону бедра и поглаживая икры. Только после этих слов Чимин заметно выдохнул и, спустившись с ладоней на логти, разместился на столике. От чего позади все стоящие на нем тюбики и флакончики, точно задев собой другие, с грохотом полетели на пол, что-то даже, кажется, разбилось, однако почему-то сейчас ему было всё равно, так хорошо и приятно от лёгких поцелуев на бёдрах рядом с мошонкой. Не хочется останавливать, только стонать от уже двух пальцев в себе, что немного заглушили зуд, длившийся с самого утра. И плакать, да, потому что его мнение снова ни во что не поставили, разложили на столе и готовят к очередному сексу, хоть и настолько незабываемому. — Омг, Ч-Чо... ха! — Чимин от удовольствия закатил глаза, пожав пальчики ног, когда Гук, разведя пальцы, просунул язык, упираясь носом в мошонку. Специально двигает им и перекатывает яички, не переставая издевательски медленно входить языком в растянутую дырочку. Тело Чимина возбуждает, привлекает внимание, дарит эстетическое наслаждение, его всего хотелся вылизать. Чонгук блаженно ухмыляется, и смотрит с таким снисхождением, что у младшего дыхание спирает, касается головки так легко, что тот готов скулить под ним, как какая-то сука, что и правда не может жить без его члена, будто одного языка ему не хватит. Длинные пальцы медленно скользят по торсу, оглаживают нежную кожу у самого лобка, пуская дикие мурашки по телу, чтобы потом опуститься уже ладонью ниже и грубо сжать нежную ягодицу, вырывая очередной несдержанный стон. — Пожалуйста! — хнычет Чимин, слегка подрагивая от того, как возбуждающе Чон дразнит его дырочку своим долбанным холодноватым пирсингом и горячими, мокрыми и абсолютно блядскими губами. — Дрожишь, весь течёшь и просишь остановиться? — Гук тянет губы в ухмылке, приподнимаясь с колен, и аккуратно подтягивает съехавшую попку подростка, размещая в аккурат возле своей ширинки. — Правда хочешь, чтобы я ушёл и больше не приходил? — Н-нет же, — он поверить не мог, что Чонгук не уловил этот тихий умоляющий скулёж. — Х-хочу вас. — Оу, вау, — сказать, что Чон удивлён – нельзя, потому что он в ахуе, что его мальчик сам толкается попкой в твёрдую джинсу и неистово хнычет, облизывая и прикусывая свои распухшие губки. — Я плохо расслышал, куколка. Что ты хочешь? Мой член? — Мхм, д-да, — прозвучало уже более скромно и как-то отстранённо, что даже не верится в те слова, что он сказал ранее. Что блять вообще здесь творится? Чимин сам своим словам не мог поверить, он выпрашивает такое... просто немыслимо. — Как-то слишком неуверенно, сладкий, — издевается, нежно поглаживая бёдра, подталкивая их к себе, имитируя толчки. — Давай, скажи это. Папочка, я хочу твой член. — Не буду повторять, — хнычет, противится, отворачиваясь в бок и утыкаясь лицом в ладонь, будто пытаясь спрятаться от собственных желаний. — Тогда я прямо сейчас уйду и оставлю тебя без сладкого. Давай же, — шепчет, будто хитрый лис, загнавший крольчонка в угол. — Скажи, что ты хочешь? Чтобы я дальше продолжил вылизывать тебя или как следует трахнул, м? Иисусе, разве может шёпот так возбуждать? Чтобы хотелось до дрожи в коленях и тугого узла внизу живота? — Д-да. — Что да, малыш? Я не понимаю, что именно ты имеешь в виду. — Я-я х-хочу... — Что же? Смелее, куколка, я жду-у, — вообще не помогает, только издевается, намочив большой палец, приставил его к сфинктеру, медленно очерчивая и изредка заходя подушечкой чуть глубже. Стал аккуратно двигать им, слегка прокручивая и следя за реакцией младшего. — У меня нет с собой смазки, на сухую будет немного больновато, но очень приятно, если ты прямо сейчас скажешь это. — Папочка~, — чёрт, да больше и никаких слов не надо, Чонгук уже после этого готов сорваться и вставить мальчишке, что так нагло крутит своей аппетиной задницей. — Я-я хочу т-твой член, — наконец выдыхает, расслабляя тело, но тут же распахивает глаза, когда его без особого труда переворачивают на живот, заставляя нос к носу столкнуться с собственным отражением. — Ха, куколка, ты держался дольше, чем я думал, — Гук сплёвывает, расмазывая слюну по ложбинке, и, приспустив джоггеры с бельём на икры, вставил Паку на половину, блаженно закатив глаза и откинув голову назад. — Блять, в этот раз ты намного у́же. — Ах, как б-больно, — Чимин жмурится, но скорее не от неприятных ощущений, а от того, как сильно не хочется видеть эту картину в зеркале. Он весь красный, с бесконечными алыми отметинами по всему телу, которые перед учёбой всё равно придётся замазать, и такой бесстыдный, принимающий чужой член уже почти во всю длину. Чонгук его не жалеет, агрессивно сжимает бёдра, сам уже потный, с прилипшими на висках волосами, с которых текут блестящие солёные капли, обрываясь на острой линии челюсти. — Теперь хорошо, малыш? — спрашивает тихо, прямо на ушко, кончиками пальцев медленно касается нежной шеи мальчишки, слегка сжимая, вызывая в его теле легкую дрожь, второй рукой медленно ведет вверх по крепким бедрам, и заканчивает на ягодицах легкими шлепками. Чимин крупно вздрагивает, кинув неразборчивое «д-да», покорно поддается старшему, когда тот подхватывает его ногу, чтобы согнутой уложить на столик. — Отлично. Чонгук лапает его содрогающееся тельце, замечая его приятную липкость, и ускоряет темп. Вбивается в расселину, совершенно не жалея мальчика, что так безбожно кричал от нахлынувшего удовольствия. На белом столике прямо под его телом сразу же, как Чон метко прошёлся по простате, растеклось маленькое белёсое пятнышко. Срань господня, да сам столик и косметические средства на нём ходуном ходили, но даже о своём дорогущем тоне от dior, что из-за этого неандертальца мог запросто разбиться, Чимин думал в последний момент. — Смотри на себя! — рычит Гук на ухо, прикусив плечо, и щекочет дыханием, ритмично вбиваясь в тело, так поддатливо ластящееся к нему. Он еще раз размашисто толкается и больно шлепает по бедру, когда мальчишка снова безвольно опускает голову. Чимин покорно поднимает взгляд, всхлипывает, сталкиваясь взглядами с Чоном. Словно дикий голодный зверь, старший грубо сжимает его бедра ладонями, рычит, толкаясь, и насаживает на себя, чувствуя всю поддатливость юного тела. Смотреть на это было настоящей пыткой, но каждый раз, когда Чимин опускал взгляд, Чон шлёпал его, затем сжимая, не оставляя там ни единого живого места. — Чонгук! — Чимин жмурится, не хочет видеть этого, хочет уши заткнуть и не слышать своих пошлых стонов, тяжёлого дыхания и рыков Чона, как столик бьётся о стены комнаты. — Чонгук! — но нравится, просто невообразимо хорошо с этим парнем. — Хах, куколка, скоро все соседи будут знать моё имя благодаря твоим стонам, — несмотря на крепко стиснутую на его шее ладонь, Чимин по-прежнему высоко и громко стонал, не отрывая взгляда от себя в отражении. Было противно смотреть на себя, что он за безвольная сука, снова разрешает делать это, но и завтра, и послезавтра, всегда, он всегда будет готов принять Чона. Пусть такого немного пьяного и как обычно накуренного, того, из-за которого сейчас по всей комнате разит сексом и природной смазкой, того, из-за которого он не спит не только из-за музыки, что даже сейчас раздражает уши, но и из-за крышесносного секса, какого у Чимина не было ни с одной из его двух подружек. — Фак! — Чонгук неожиданно для себя изливается внутрь мальчика и довольно больно шлёпает по каждой из ягодиц, когда из дырочки соблазнительно течёт прямо по молочным бёдрам. — Мхм, папочка, — по комнате разносится оглушительный шлепок, и Чимин стонет, чувствуя, как прижигает его ягодицы от удара ладони. — Что ты там говорил, а? — Гук поднимает его голову одним рывком, схватившись за волосы, и заставляет посмотреть на себя, сам прижимаясь торсом к его выгнутой спине и попке. — Не хочешь больше видеть меня? — шепчет, смотря исподлобья, и прикусывает кончик ушка, от которого моментально потянулась ниточка слюны до губ Чона. — Н-нет, — по румянцу скатываются маленькие слёзки, оставляя после себя солёные дорожки, и Чонгук пальцами второй руки, испачканными в его сперме, что он собрал на бедре младшего, смазывает их, погружая пальцы в поддатливый ротик, в противовес словам хозяина открывшийся для Чона. Слюна, чужая сперма и слёзы в лунном свете блестят будто бриллианты на чиминовских губах, по которым Гук ударил с резущим громким шлепком. — Ау. — Чтобы я больше не слышал таких слов из твоего чудного ротика, понятно? — Д-да, — еле хрипит Пак, жадно глотая остатки воздуха, когда Гук снова чуть душит его, выпрямляя за собой. Он ухмыляется, когда видит запачканный столик, а затем мажет глазами по отражению Пака. Весь заплаканный, мокрый, в уже побагровевших отметинах, с разводами белой жидкости на животе и стекающими дорожкам чужого семени по собственным бёдрам. Губы предательски болят после удара Гука, но принимают его пальчики, охотно облизывая чернильные рисунки. — Отлично, — Чонгук разворачивает обессиленное тело Чимина к себе, целуя и заботливо прижимая, совершенно не парясь о том, что его футболка тоже может испачкаться. — Надеюсь, мой мальчик завтра придёт ко мне сам? — Вы каждый день пьёте что ли? — Ты абсолютно прав, малыш, — смотрит на попку Чимина в зеркальном отражении с лёгкой улыбкой, довольный проделанной работой. — Ну что, будешь послушным мальчиком? Или папочке снова придётся приходить к тебе и наказывать за плохое поведение? — Н-нет, я приду, — сам обнимает крепкое тело, зарываясь носом в приятно пахнущей ткани чёрной футболки. Пытается найти там некую поддержку, ведь она вся пропитана ароматом Чонгука, да, пахнет именно мужчиной, тем самым, кому Чимин каждый раз подчиняется. Он вроде не менял ориентацию, но находиться в объятиях такого мужчины было чертовски приятно, даже, если опустить тот факт, что он иногда бывает эгоистичен в своих желаниях. — Чудненько. Если хочешь, можешь позвать друзей, я буду рад видеть, с кем водится мой мальчик. После Чонгук ушёл, оставив Чимина, как и он сам, грязного и потного, а соль всё так же одиноко стоять на обеденном столе до самого утра. — Не верю, — тянет уже расхмелевший от вина Хосок, но продолжает заливать в себя красное полусладкое, когда Чон появляется в своей квартире, сразу завалившись на диван. — Где ты шлялся? — Реально, от тебя сексом за версту воняет, а здесь тебя не было, — Мин наливает пришедшему другу гранатового ликёра, который тот выпивает залпом. — За солью ходил. — Нахера? — Для текилы. — А у нас есть текила? — тут же к их беседе подключился Хосок. — Вот именно, что её у нас нет. И где же соль? — Ну... Так у нас же нет текилы, зачем тогда соль? — Гук смеётся, неопределённо пожимает плечами и отправляется танцевать, включая музыку ещё громче, выбесив этими неоднозначными ответами своего хёна. — Идиот.