Похищение художника

Чимин теряется где-то между сном и реальностью, не понимая, во сне ли он видит утреннее лицо Мина, пригретое солнцем, ещё воздушное после сна, немного нелепое и несуразное с неразборчивыми эмоциями, но приподнятыми уголками губ, которые тянутся его лицу. Омега автоматически закрывает глаза, чувствуя через секунду тёплые губы на своей коже. Сначала на щечке, потом в уголке губ, а затем он сам тянется вперёд, находя ещё малоподвижные губы. Они то сходятся, то расходятся в легком прикосновении, то задерживаются на какое-то время, улыбаются в поцелуй, окончательно теряя голову. Чимин сбился со счета и даже не знает какое сегодня число, не говоря уже о времени, но судя по яркому солнцу в зените и шуму за окном, уже за полдень, и только они не хотят знать, что там творится за пределами уютной кровати. — Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает Юнги. Он всегда спрашивает, всегда интересуется что, как и где, а если не верит словам, то проверяет. — Я в порядке,— шепчет Чимин и наваливается на старшего, касаясь носом щеки, выдыхает естественный запах кожи, который теперь смешался с его ягодным. — Теперь ты пахнешь, как травяной ягодный чай. — Представь себе, ты тоже, — ухмыляется альфа и гладит по затылку, задевая коготками чувствительную шею. Чимин извивается, посмеиваясь в одеяло. — Я хочу к морю… — Юнги обречённо на него смотрит, потому что вставать ну вот никуда не хочется, ещё в такую жару, да и зачем ему море, когда перед ним целый океан, ещё не так хорошо иследованный, но он над этим работает,— Ночью, пойдём туда ночью. — Чтобы спотыкаться о каждый камень? — Чтобы никто-никто нас не увидел, — омега искрит смущением вперемешку с игривостью. Упирается лбом в чужое плечо и давит улыбку, расползающуюся по лицу. Мин лишь согласно кивает и предлагает пролежать весь остаток дня, дожидаясь тëмной ночи. *** Жара спала, небо заволокло тёмной пеленой, но звезд ни одной не видно, а в далеке грохочет гром. Мин уже сжимается весь, но Чимин не останавливается, шагает медленно по светлому песку, зарываясь в него ногами. Бросая уже давно снятые кеды на песок, он разворачивается к Юнги и, укладывая руки тому на шею, целует. Глубоко и нежно, пока их поцелуй не разрывает полоска грозовой молнии. Пак с нескрываемым восторгом поворачивает голову в сторону начинающейся грозы. Но она где-то далеко, возможно, на другой стороне моря, но её видно хорошо, и гром не скупится на грозные раскаты. — Пойдём в воду,— не спрашивает, утверждает, растëгивая пуговицы на лёгкой рубашке альфы. Тот не сопротивляется, ловит губами хитрую улыбку и поддаётся шаловливым ручонкам. Чимин снимает с себя последнюю часть одежды, оставаясь абсолютно обнажённым, и ступает в тёплую воду, что тотчас его обволакивает приятными волнами. Юнги смотрит на его тело по пояс в воде, любуется прямой спиной и, замечая всю одежду на песке, хочет то ли подойти надрать зад и сказать немедленно вылезать, ибо нехрен мёрзнуть, то ли просто хочет. Отданное на съедение морю тело, Мин хочет защитить и ему ничего не остаётся, как раздеться самому и примкнуть к омеге сзади. — Кажется, где-то очень сильный шторм, значит до нас могут дойти сильные волны. — говорит Пак, проводя ладонями по воде. — И ты не боишься? Шторм это тебе не игрушки, шторм уносит жизни людей, погребая их на дно, и ты, омега, как с этим справишься? Чимин разворачивается к нему корпусом, кладя руки на плечи. — У меня есть сильный альфа, смелый, рискованный и очень внимательный, он сбережет меня ещё до того, как все это начнётся, — омега плотно упирается бедрами о ноги Юнги, тот ровно стоит на песке, Чимин же балансирует над водой, доставая лишь пальчиками дна,— Хён ведь защитит меня? — Чимин заглядывает в глаза, видя в них отражение только что блеснувшей сиреневой молнии, крепче цепляется руками и закидывает ноги на чужие бедра, которые тотчас подхватывают сильные руки. — Наш дом будет для тебя защитой от всего и от всех, — Чимин улыбается сладко и прижимается своим лбом к чужому. — И мы там будем вместе? — Вместе. Гроза проносится стороной, но молния продолжает все так же сиять, озаряя ярким блеском ласкающие друг друга в воде тела. Придерживая омегу за бедра, альфа разводит мягкие половинки, чтобы без препятствий войти в горячее нутро. Чимин держится крепко, блаженно закатывает глаза, чувствуя себя опьяненным, когда в голове совсем пусто и ты находишься под властью ощущений, они отражаются так чётко, на каждой клеточке тела, и так приятно думать, что все это из-за одного единственного человека. Он страстно целует, мажет по шее языком в опасной близости, крепко обнимает, так бережно и аккуратно, что в голове взрываются фейерверки, горячие слезы льются по щекам. Падая в прозрачную воду, они не разрывают зрительного контакта, улыбаются друг другу, чувствуя искрящиеся биение сердца, слыша гром в далеке, он звенит в ушах эхом, сливаясь с единым биением и дрожью тела. *** Проходит неделя, пролетевшая буквально за миг. Вылет назначен на утро, течка благополучно закончилась, и Чимин вернулся в свое обычное состояние, только сильнее стал краснеть при виде полураздетого альфы и ластиться больше к этому самому, наполовину обнаженному, телу. Его вниманием не обделяют, целуют подставленные губы-бантиком и поглаживают каждый участок тела, ведь они теперь доступны, каждый сантиметр. Весь полет домой омега благополучно спит, уткнувшись в любимое крепкое плечо. Одеяло все время сползает с плечика, но Мин каждый раз поправляет, натягивает повыше и целует в лобик, желая самых лучших снов. Душный город остаётся позади, Чимин выглядывает из полностью открытого окна, подставляя лицо непослушным порывам ветра, что разлохматили все волосы. Те, к слову, уже окончательно превратились в непонятный розоватый оттенок, поэтому сегодня его ждёт перекрашивание. Кажется, он уже издалека слышит звонкий лай Холли, что так заждался хозяев, скучал и желает поскорее оказаться в любимых обьятиях и получить порцию почесываний за ушком и поглаживаний по головке. Чистый воздух, к которому он уже так привык, дурманит, наступает приятная ностальгия, и улыбка сама собой расцветает на лице. В голове играет приятная песня, название которой благополучно забыто, но слова так знакомы и любимы. Он проигрывает её в голове раз за разом, любуясь пестрым пейзажем. Сквозь деревья видны цветные поля, и где-то там в далеке работают люди, ухаживая за урожаем, а далее виднеется особняк, что стал роднeе всего на свете. И открытое пространство больше не пугает так, как раньше, и приятнее просыпаться с первыми ранними лучами, выходить на улицу, вдыхая запахи утра. Это такое притяжение, что порой ему было не комфортно в номере на высшем этаже, в четырёх стенах и духоте, вот он дом, по-своему уютный, где он уже успел навести свои порядки. Чимин заходит в дом, вдыхая полной грудью запахи цветов, и слёту ловит Холли, что мчится со второго этажа. Тот лает громко и облизывается, тычется носом в щеку и так хвостом виляет, что, кажется, сейчас отвалится. Юнги, проходящий мимо, только занеся чемоданы, отбирает игривое животное и сам целует в вишневые губы омегу, а потом уходит кормить разбушевавшуюся собаку. — Соскучился по дому? — спрашивает Мин, наблюдая за омегой, который обхаживает каждый уголок дома, притирается к стенам и обнимает подушки. Юнги вопросительно приподнимает бровь, когда тот молчит, но тянется за клубникой в тарелке, и со смаком помещает её себе в рот, — Чего это с тобой? — Мин усмехается, кусая ягоду. Чимин все молчит, летяще проносится по кухне, и, положив в рот все, что видит, тянет альфу на улицу. Их встречает вечерний тёплый воздух и сиреневые облака. Чимин заглядывается на полюбившийся цвет и падает спиной в траву, чтобы открыть себе небесный простор во всех ракурсах. — Я так скучал по этому месту! Трава так потрясающе пахнет,— Пак тянет руку к пушистому одуванчику. Воздушные белоснежный парашюты уже готовы к полету, и Чимин, вытягивая губы трубочкой, сдувает тычинки, их подхватывает ветер, унося далеко отсюда. — Ты перегрелся? — омега мотает головой, смотря на альфу снизу вверх, и улыбается, протягивая ручки к нему. Мин протягивает к нему свои, и Чимин, лукаво улыбаясь, тянет его на себя. Юнги падает, но слава Богу успевает опереться на локти, наклоняясь над игривой омегой. Тот протягивает ручки и обнимает за шею, тянется к губам и получает свой целомудренный поцелуй. — У тебя губы такие сладкие, — говорит Чимин, хватая Мина за загривок, и тянет на себя сильнее, так, чтобы коснуться носом гладкой шеи,— И ты так вкусно пахнешь, — омега щекочет своим тёплым дыханием, у Юнги где-то в глубине вспыхивает: «оберегать и защищать», внутренний альфа ластится к своему омеге, — Я это ещё в нашу первую встречу заметил. Но кто я был такой, чтобы сказать тебе это в лицо. — Теперь я просто желаю слышать это каждый день,— Мин потирается о его волосы щекой и поглаживает пальцами щеки, что, кажется, покруглели. Так даже лучше, слаще. Вдоволь надышавшись свежим воздухом, они заходят домой, и Пак мчится к чемоданам, разыскивая ту самую краску для волос. Краситься в салонах он наотрез отказался, так как и до этого всегда красился сам, получая от этого особенное удовольствие. — И что, даже помочь не разрешишь? — спрашивает Мин, смотря, как Чимин размешивает в ванной краску. — Может и разрешу. Доводилось работать с подобным? — Я все-таки художник, — Юнги отходит от двери, умещаясь бок о бок с омегой,— С краской работать умею, да и у тебя не косы под два метра длинной, справлюсь. Чимин хихикает на его заявление и передаёт краску. Под нежными поглаживаниями длинных пальцев, что массируют кожу, растирая краску, Пак чуть ли не дремлет, пока не чувствует, как его начинает мутить. Запахи вокруг стали слишком резкими, отчего закружилась голова и распахнулись глаза, перед которыми однозначно начинало все кружиться. — Готово. Пойду выкину лишнее и приготовлю ужин,— Мин выходит из ванной очень кстати. Чимину бы не хотелось, чтобы он видел, как его выворачивает, а его выворачивает в прямом смысле слова всем тем, что он съел за день. Накатывает слабость и живот сводит спазмом. Оседая на прохладный пол, омега дышит, задрав голову к потолку. Смотрит и закрывает глаза, не в силах смотреть на эту карусель. Положив руку на живот, он надеется, что Мин освободится не скоро и не застанет его в таком виде. Волноваться начнёт, запаникует, а это всего лишь из-за перелёта, не привык организм к таким нагрузкам, скорее всего… Отдышавшись, Чимин поднялся с пола и умылся холодной водой, но почувствовав жуткий запах краски, который раньше вообще не чувствовал, да и не мешал он ему, плюнул на все это дело и быстро смыл краску, вылил шампуня чуть больше положенного и хорошенько промыл голову, избавляясь от всех неприятных запахов. Дышать стало намного легче, стоило наполниться ванне медово-ванильным запахом, а спазмы и вовсе пропали, как только за спиной послышались тихие шаги и шлейф мятного чая. — Чимин? Ты чего, время же ещё не прошло. — Мин обеспокоенно взглянул на Чимина, все ещё склонившегося над ванной. С головы стекала вода, поверхность ванны покрылась сиреневыми разводами, постепенно стекая в слив. Не дождавшись ответа, Юнги принялся вытирать влажные волосы полотенцем. Почувствовав родное тело рядом, Чимин рефлекторно откинулся назад и с облегчением вздохнул. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Просто устал,— врет, но не краснеет, упираясь лбом о чужое плечо. Там, чуть ниже, обеспокоенно бьётся сердце. Юнги не дурак, и если что-то не так, чувствует сразу, и рваные вздохи и покрасневшие глаза видит, а ещё эту натянутую улыбку и резкую смену настроения. Прошло меньше получаса, а из взбудораженного и восторгающегося человека, Чимин превратился в поникшего и сонного. Юнги, решив это оставить до завтра, подхватывает омегу и, целуя в лоб, относит в спальню. — Мы же хотели поужинать, — говорит Пак, раскатываясь по кровати. Капризничает, строя недовольное лицо. Мин все это списывает на недавно прошедшую течку и простую усталость, потому закатывает глаза на хмурые брови и надутые губы, прямо говорящие о недовольстве. — Тебе стоит поспать, ладно? — Чимин ворочается туда-сюда, никак не находя себе места,— Чимин, ляг уже, ещё движение и ты свалишься с кровати,— Юнги гладит омегу по голове, отодвигая все ещё влажную челку, и откидывает одеяло к ногам, чтобы не было так жарко, а после пристраивается на соседней подушке. Чимин слышит убаюкивающие слова о чем-то приятном и не понимает своего сегодняшнего поведения. Он никогда не позволял себе брать эмоциям и недовольству верх. Себе он таким не нравится, даже противен, будто ребенок, которому никак не угодить, но Юнги не злится, альфа мурлычет что-то приятное, целуя ладошку. Поглаживает руки и ведёт круговыми движениями по животу, греет своим теплом под боком, и приятная нега накрывает быстро, усмиряя дрожь.