Похищение художника

Юнги едва приоткрывает глаза и, потягиваясь, впечатывается носом в омегу, лежащего к нему лицом. Альфа улыбается, разлепляя сонные глаза, и полностью поворачивается корпусом к Чимину. Тот тих и безмятежен, лишь иногда морщит носик от мешающейся чёлки. Мин убирает её с лица и заправляет за ушко сиреневые пряди. От Чимина все ещё ярко пахнет, по-утреннему терпко, но приятно, а кожа в районе шеи и ключиц отдаёт чем-то молочно-ванильным. Мин касается её губами, целует осторожно, чтобы не разбудить. Он чувствует странную тягу, ещё сильнее, чем до этого, и, поддавшись наваждению, переплетает с ним пальцы обеих рук, после чего целует в приоткрытые губы. Чимин сонно хмурится и мычит, потягиваясь на кровати. Он сонный, растрепанный от утренних нежностей, смотрит на аккуратно переплетенные пальцы и смущённо улыбается. Мин нависает над ним сверху, все ещё переплетя пальцы. Целует меж бровей и в носик, смотря, как Чимин все ещё борется со сном и сладко причмокивает губами. — Я знаю, чем мы сегодня займёмся,— говорит Мин, проводя носом по виску и туда же целует после. — Чем же? — вяло, но воодушевленно спрашивает Чимин, приоткрывая один глаз. — Умывайся и спускайся в мастерскую, — быстрый чмок в губы, и альфа скрывается за дверью. *** На первом этаже, что-то гремит, Холли лает, а Мин бегает из кухни в мастерскую перенося холсты. — Что все это делало на кухне? Ты решил сделать перепланировку, превратив кухню в склад? — спрашивает Чимин, проходя мимо, уже умывшись и одевшись, а ещё проголодавшись, но глядя на разбор полётов альфы, думает, что поест он не скоро. — Джин на днях заказ привёз, холсты, что я заказывал незадолго до нашей поездки, и оставил все на кухне,— ворчит Мин, затаскивая новые, ещё запечатанные материалы в комнату. — Ммм, а он часто к тебе приезжает? — Нет, скорее я к нему, в город, — говорит альфа, остановившись перед Чимином. — Чтобы сюда попасть нужно особое приглашение,— договаривает и целует в щеку, чтобы потом снова скрыться за дверьми мастерской. — Нужно постараться, чтобы попасть в обитель Мистера Мина? — говорит омега, наваливаясь на Юнги со спины и обнимая за шею. Тот поворачивает голову, улыбаясь. — Просто нужно быть тобой. А так как таких, как ты, больше не существует, то ты, Пак Чимин, являешься единственным, кому сюда есть доступ,— Юнги поворачивается к омеге лицом и, наклонившись, приподнимает того за бедра, подбрасывая вверх,— Ну, а Джин просто очень наглый, хуже того, он мой менеджер. — Мне он нравится, он помог тебе продвинуться и благодаря ему я познакомился с твоим творчеством, — Чимин вплетает шаловливые ручонки в мягкие волосы цвета красного дерева и наклоняется достаточно низко, чтобы поцеловать. — Вот сейчас мы им и займёмся! Чимин, не верящий словам, широко приоткрывает рот и с силой сжимает чужие щеки, чтобы зацеловать каждый участок чужого лица, в том числе и чеширскую улыбку. — Правда? Ты снова примешься за работу? — Да, сегодня утром я смотрел на тебя, вспоминал каждое утро, когда ты был рядом, даже, когда ворчал и не разговаривал со мной… — омега хихикает,— И у меня появилась новая идея для коллекции. — Теперь понятно почему ты так подорвался с утра. Тогда работай, а я не буду тебе мешать, — Чимин уже пытался слезть и ступить босыми ногами на пол, но Юнги его удерживает и крутит головой, показывая свое недовольство. — Твой лик моё вдохновение. Как же я справлюсь без тебя? Чимин заливается румянцем и игристо смеётся, но прекращает, слыша урчание своего живота, где киты во всю неистовствуют. Он смущается сильнее и прячет лицо в плече альфы, шепча о завтраке. Пока Чимин наедается, как будто не ел двое суток, Юнги колдует в мастерской, подбирая цвета на палитре. В голове цвета нежные, но в то же время пестрые, летящие, как пылинки, балансирующие в воздухе. В голове цвета только что наступившего утра, тихие, невесомо сладкие с ярким бликом утренних лучей. Он видит перед собой белое постельное белье, налитую солнцем кожу любимого человека с цветными бликами, отражающимися от окна, полевые цветы, укутанные росой, и аромат душистых ягод. Картинки в голове меняются, как в калейдоскопе, никак не складываясь в нужную композицию, но стоит войти Чимину в комнату с кружкой чая, все ещё в уютной пижаме и румянцем на щеках, где ещё даже след от подушки не разгладился, сюжет резко застывает и Юнги видит перед собой то самое идеальное представление утра. Он резко берётся за кисточку и проводит первые пробные линии. — Ты выглядишь возбужденным,— Мин заглядывает в глаза Чимину, отрываясь от работы,— В творческом смысле. Я знаю, как это бывает, и это так странно смотреть на себя со стороны. Юнги ничего не отвечает, лишь поглядывает иногда на младшего, задерживает взгляд на несколько секунд, и с блаженной улыбкой воспроизводит мысли на холсте. Чимин альфу не трогает, покачивается из стороны в сторону, сидя в позе лотоса, хочется взглянуть одним глазком, но это слишком личное, и он терпеливо ждёт. Юнги прекрасен за работой, пускай все ещё такой же разнеженно-утренний, но сосредоточеный, точно знающий, что нужно делать. Можно вечно смотреть на то, как работает другой человек, его аура гипнотизирует и топит волнение от конечного результата. Закончив первый холст, Мин тут же берётся за второй и мажет уже заготовленными смешанными красками, он так увлечён, смотрит неотрывно, даже не глядя в палитру берет желанные цвета. Чимин жуёт губы, желая перекусить, и, пока альфа занят и не смотрит в его сторону, он решает по-тихому сбегать на кухню за чем-нибудь вкусненьким. Юнги отсутствие замечает сразу и откидывает голову назад, смотря на картину со стороны, теряя сюжетную нить, потому что основного персонажа не хватает. Юнги застает омегу на кухне, поедающим кусочки зелёных яблок, подходит бесшумно и касается измазанным в краске пальцем кончика чужого носа. Чимин вздыхает негодующе с набитым ртом. — Напугал! Думал, не заметишь, как я ушёл. Мин пачкает в краске и щеку омеге, все той же белой краской, и целует в губы с яблочным привкусом, сочные. — Ты всегда очень громко дышишь. Я сразу понял, что ты ушёл. Проголодался? — Да, просто захотелось яблок, хотел ещё сливок, но их не было. Мин что-то прокручиват у себя в голове и, взяв омегу за руку, тянет в мастерскую. Усаживает на подушки с яблоками в руках и просит посидеть. — Продолжай есть, ладно? — Ладно. Я уж подумал, что ты меня изображаешь. — Хм, это было бы слишком просто, — сказал Мин ухмыляясь, вслушиваясь в хруст откусанных кусочков яблок,— Я не хочу, чтобы все знали о моих чувствах к одному особенному человеку. — Так все-таки… — Я рисую то, как я вижу тебя по утрам. Залитую солнцем комнату, запах ягод, перемешанных с полевыми цветами, летний тёплый воздух. Я рисую утреннее блаженство. Юнги смотрит на своего омегу, видя в нем весь смысл своей нынешней жизни, и каждое утро, проведённое рядом, является приятным бонусом, много значащим для него. Он больше не просыпается один, всегда есть тот, кто сопит под боком, всегда есть неспешный топот ног, раздающийся эхом по дому, взгляд такой наблюдательный, что хочется делать все, что угодно, лишь бы не прекращали смотреть. Мин притягивает омегу к себе, захватывая в любовные объятия, приподнимает за подбородок, любуясь россыпью веснушек на носу и щеках, что стали ярче, смотрит в светлые глаза, в которых видит свое отражение, тонет, и горячее дыхание на губах затягивает в это необычной глубины шоколадное озеро. — Теперь у меня есть желание просыпаться по утрам, желательно с первыми лучами солнца, чтобы застать такую красоту, — шепчет Юнги, поглаживая щеку костяшками пальцев, и трется носом о висок, заставляя Чимина таять от подаренной нежности и ласки. Для него это слишком, так часто бьётся сердце, так спокойно и хорошо в чужих объятиях, так страстно хочется поцелуев, чтобы ублажал так же нежно, неторопливо. Чимин затягивает альфу в сладкий поцелуй, перебираясь на его колени. — Ты выглядишь так, будто надышался чего-то дурманящего, — говорит Мин, принимая ласку. — Так вот ты сидишь передо мной, наркотик с сильным привыканием, без возможности отступления. Юнги ответить на столь интимные слова не дают, его губ касаются чиминовы, все такие же тёплые и вкусные. Он затягивает его в сладкую пучину, где уже действительно отступать невозможно. Руки пробираются под хлопковую ткань, лаская выпирающие лопатки и тонкую талию. Под давлением Мин падает на подушки, удерживая сверху Чимина, у которого желанием горят глаза и пылают щеки. Он все такой же милый и до сих пор смущается долгого зрительного контакта, но умеет быть желанным, и для этого ему просто нужно быть рядом.

***

— Ты это серьёзно? Вот так вот звонишь мне с утра пораньше и говоришь, что коллекция готова? Спустя сколько, месяц? Мин ухмыляется на другом конце телефона, стараясь издавать как можно меньше звуков. Чимин всю ночь спал плохо, поскуливал и даже поднималась температура, сейчас же глубоко дремлет, ластясь к Мину, закидывая все конечности. — Да, потом не было бы времени. Чимину нездоровится. — Он заболел? — Не думаю, тут что-то другое. Сейчас только заснул, — потрогав лоб, Юнги убедился, что тот прохладный, и оставил на коже мягкий поцелуй. — Ладно, я понял, позаботься о нем, все остальное я сделаю сам. Работа сделана и Мин доволен результатом, он уверен, выставка пройдёт на ура. Новую коллекцию он считает лучшей во всех смыслах, чего-то подобного у него ещё не было, и он уверен, что пресса заинтересуется необычным посылом работ, но никому он не скажет, что каждая из картин создана благодаря Чимину. Того он будет беречь от чужих глаз и не даст никому и плохого слова сказать в его сторону. Чимин просыпается, кажется, только к вечеру и все равно чувствует себя невыспавшимся, усталым, и он снова бы провалился в сон, да только горячие ладони, не дают расслабиться, наоборот только разжигают. — Юнги, что ты делаешь? — спрашивает омега, чуть приподнявшись на локтях, приоткрывая глаза. Юнги улегся пониже, приподняв лёгкую ночную кофту, и поцелуями-бабочками покрывает тёплую кожу на солнечном сплетении. — Не знаю. — Мне…нравится, — омега глубоко вздыхает, прикрыв глаза. В животе как будто кружат бабочки, в груди приятная дрожь. Всё чувствуется в десять раз острее, и он не знает почему. Запахи так ярко и гармонично смешаны, лёгкое головокружение и волнующее чувство. Уже неделю он не понимает, в чем дело. Чимин чувствует себя будто не в своём теле, что-то изменилось, и Юнги, что-то явно чувствуя, ведёт себя иначе, но молчит. Омегу это беспокоит, есть догадки, но думать об этом здраво, когда альфа целует, покусывает кожу на животе и спускается к тазовым косточкам, нереально. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Мин, смотря на омегу из-под ресниц. — Не знаю, кушать хочется. Юнги, поняв намёк, последний раз целует в живот и, приспустив кофточку, уходит вниз. Чимин приподнимается, садясь на кровати, и укладывает руку на живот. Он все ещё чувствует фантомные поцелуи и, погладив живот, чувствует приятную дрожь внутри. Облизнув губы, он переводит взгляд в окно, раздумывая, что нужно провериться, чтобы быть на сто процентов уверенным.