Хорошими делами прославиться нельзя

Проблема, пожалуй, в том, что Джек сам не знает, что сделает, когда наконец нагонит Гейба - или наоборот. Когда они Рипер и Солдат, все гораздо очевиднее: бам, и в этой жалкой и болезненной истории поставлена исходящая пороховым дымом точка. Если бы все только было так легко. Когда Джек и Ана добираются до склада с реагентами, который им указал информатор Аны - в отличие от Солдата, она всегда подходила к делам с толком и расстановкой - в качестве следующей цели Талона, все уже кончено. Ана остается снаружи, страхует, хотя это оказывается пустой предосторожностью - не тратой времени, в их деле план B никогда не лишний, но рядом не оказывается ни Вдовы (Амели, боже мой, думает Джек, Амели), ни того управляющего гравитацией бедняги, которого Талон использует в качестве тяжелой артиллерии - никого из подручных не видно. Разве что Сомбра... Если девчонка-хакер и поблизости, то ее так просто не выкуришь, да Солдат и не собирается: они явились не за этим, а Рипер, он не сомневается, будет на месте. Почему он пришел один - вопрос, но Солдат предпочитает называть это “везением”. Огромный склад заставлен громоздкими цистернами с толстыми стенками. Под сапогами пузырится какая-то белесая дрянь, натекшая из поврежденного клапана. В проходах тряпичными куклами разбросаны изломанные тела - Солдат наклоняется над одним из них, подсовывает под балаклаву ладонь, чтобы коснуться запястьем остывающей кожи; узнает нашивку на форме - складская охрана. Какие бы у Талона ни были тут дела, они уже сделаны. Солдат раздраженно думает: во времена Овервотча наводки были точнее. Ни по чему больше он не скучает (скучает Джек, и сейчас не время об этом думать), но тогда им гораздо меньше приходилось метаться по белыми нитками шитой притравке, как по остывшему следу... Металлический звон разносится по складу, как эхо в каменных пустотах. След оказывается горячее, чем показалось - намного горячее стынущей в жилах брошенных тел крови. От одного к другому, повторяя чужой путь… Бинго. Приз за терпение ждет его в глубине павильона, как домик ведьмы в конце дорожки из крошек. Рипер сидит, сгорбившись, между двумя цистернами; края изодранного пулями плаща стелятся по полу, как нефтяные потеки. Солдат слышит его влажное, натужное дыхание из-под маски. Боль в этом звуке, в его позе - такое не разыграешь, да и не такой он противник. Не из тех, кто идет на уловки. Гейб всегда играл грязно, бил по-уличному, куда дотянется и не сдерживаясь, но выигрыш признавал только честный. Не опуская винтовки, Солдат вышагивает из-за укрытия, нарочито позволяя тяжелым сапогам отчеканить движение. Голова Рипера вздергивается на звук. С заметным трудом. Слишком потрепан для острых рефлексов? Слишком болит? У изуродованного, пропущенного через мясорубку противоестественных опытов тела даже кровь не идет - тяжелые, неоднородные сгустки черноты с омерзительным звуком стекают из-под рваного плаща и расплескиваются дымом и чернилами по полу. Горло щекочет тошнотой от давящего запаха, который волной накрывает Солдата, когда он подступает вплотную. Живые прошедшие через бой люди пахнут кровью, потом и порохом. Рипер пахнет сладкой удушливой гарью, как тлеющий подо мхом пожар, и чем-то медицинским и стерильным. Искусственным. Наверное, Рипер наконец осознает, кто перед ним, потому что согнутое безвольное тело приходит в движение - дергается назад, к стенке цистерны, так неожиданно, что Солдат тоже дергает винтовкой. Но на атаку Риперу не хватает ни запала, ни пороха. Это так пиздецки неправильно, так не укладывается ни в один из воображаемых сценариев, которые Джек бесконечно вертел в голове так и эдак, думая о предстоящем им обоим grand finale, что во рту горчит и сводит скулы, как от чая Аны. Тяжелые сапоги с железной отбойкой скребут по полу. Рипер не пытается убежать, просто ищет, на что опереться, чтобы легче было смотреть вверх на приближающегося Солдата, Джек почти уверен. Габриэль, которого он знал, никогда не убегал. Упертый сукин сын, никогда не знал, где надо остановиться. Это их здорово роднило. Солдат делает шаг вперед, еще шаг, держа дистанцию - короче набранного под самый кулак поводка. Застывает - как на параде, встает ровно, с упором, дуло винтовки приподнято, горячее и готовое к выстрелу. Готовьсь, заряжай… - Долго мне тебя ждать? Рипер говорит без страха, но и без нетерпения. Хриплый голос почти звенит от боли и напряжения, а сам он спокойный и собранный настолько, что тон кажется будничным - таким спрашивают попутчика, далеко ли до станции. Тут бы пошутить, что они-то уже точно - приехали. Солдат вытягивает руку, и дуло упирается Риперу в треснутую маску. Между глаз - если, конечно, он до сих пор достаточно похож на человека для таких обобщений. Кольцо металла давит, приподнимая голову, пока они не встречаются взглядами - глаз не видать, но взгляд Рипера, тяжелый, липкий, как масляная пленка, не пропустишь. Несколько секунд они не двигаются, как причудливая композиция. Потом дуло вздрагивает - и ныряет вниз, к полу. Джек сдерживает желание наклониться ближе, все-таки найти в тени блеск чужих глаз. Проверить, мелькнуло ли в них удивление. Может, и нет. - Хочу всадить тебе пулю в голову, когда это будет моя заслуга, - говорит Солдат, как будто его кто-то спрашивал. - Когда роли поменяются, твое благородство к тебе не вернется, бойскаут. Черт с ними, с глазами. В голос Рипера никакого удивления не просачивается. Там вообще ничего нет - ни насмешки, ни угрозы, только усталость. Будто они делали это много раз и успели друг другу до смерти (ха, смерти!) надоесть. Это не благородство, думает Солдат. Просто месть - капризное блюдо, если неправильно подать, никакого удовольствия. Как чертова индейка, которую они однажды готовили втроем на день благодарения и забыли в духовке слишком надолго, заслушавшись историей Райнхардта, в которую никто не верил. Да какое, нахрен, удовольствие. Хотеть сдохнуть сильнее, чем нажать на курок - это не весело, да никто и не смеется. - Поступай как знаешь, Гейб, - отвечает Джек с такой же усталостью, прикрывая глаза под визором. Медленно, как стрелка часов, беспощадно растягивающая минуты в вечность, Солдат поворачивается спиной. Из всех глупостей, которые только можно сделать, эта - самая непростительно дилетантская. Практически приглашение выстрелить в спину - на такое хватит сил у кого угодно. Мгновенно разогнавшееся сердце колотится в горле, затылок холодит фантомное прикосновение дробовика, прижатого прямо к цели, чтобы не ошибиться. Он стоит, не шевелясь и не позволяя себе обернуться, пока липкая капель дымных сгустков не сменяется ни на что не похожим звуком, оповещающим о телепортации. Благородство, значит. Не вернется. Как бы не так. Точно уверенный, что за спиной никого нет, Джек, не оглядываясь, выходит вон со склада. Повезло, что Рипер собрался с силами и ушел сам, и не придется убеждать Ану в дурацком решении оставить его в покое, или беспокоиться, что Талон пришлет подмогу, или раздумывать, не останется ли он на этом складе навсегда… Ушел - и черт с ним. Стоило только дать стимул не рассиживаться, а? Пульс все еще грохочет в ушах. Рука сама взлетает к маске, отстегивает крепления, дает жадно глотнуть воздуха, не замаранного душной горелой сладостью. - Джек? Ана появляется за спиной бесшумно, как тень - ее голос рядом, а шагов не слышно, пока она не встает совсем вплотную. Она ничего не спрашивает, но Солдат все равно бормочет в ответ на незаданный вопрос: - Я об этом еще пожалею. - Как знать, - то ли соглашается, то ли наоборот, возражает Ана. - Что теперь? Домой? И поди разберись, где у них сейчас “дом”, но пока там есть расчищенное место под плитку и спальный мешок, это лучше, чем большинство мест, где Солдату приходилось спать за последний год, а значит - вполне подходит. Приходится сделать усилие, сглатывая вязкую слюну, отравленную искусственной гарью. Тошнота все еще гнездится под солнечным сплетением, и хочется ее смыть, избавиться, выкинуть из тела, прежде чем выкидывать встречу с Рипером из головы. - Выпьем чаю, - невпопад соглашается Джек, для разнообразия представляя не подкрашенный заваркой горячий сироп, а чай, который любит Ана - горький, и крепкий, и совершенно несладкий; не пахнущий дымом и лекарством от смерти. Так что они идут домой и пьют чай, старательно избегая темы благородства, милосердия и неудачных решений, чтобы не говорить о внезапной приверженности Солдата концепции “не бей лежачего”. Ну а что еще остается.