Этап третий — Rubedo (I)
2 мая 2020 г. в 12:54
Во рту пересохло, а голова раскалывалась. Нориаки попытался сглотнуть, но горло словно изодрали мелкой наждачкой, и он с неохотой открыл глаза. Он лежал в своей комнате поверх яркого полосатого покрывала, и ветер из открытого окна раздувал штору внутрь, из-за чего она напоминала большой белый парус. Напротив его кровати на деревянном стуле с изогнутой спинкой сидел Ванилла Айс. Он читал книгу в мягкой обложке, широко раскрыв её желтое нутро из дешёвой бумаги. Судя по цветастому изображению на ней, это был какой-то дешёвый любовный роман, из тех, что описывают горячую запретную страсть, внезапно вспыхнувшую между сексуальным викторианским джентльменом и милой простушкой из низов. Его длинные волосы были собраны в пучок на затылке, и он задумчиво покачивал правой ногой, перекинутой через левую, и грыз ноготь на мизинце, с головой погрузившись в чтение. Нориаки кашлянул, пытаясь привлечь чужое внимание, почувствовал, как сжалось больное горло, и закашлялся уже всерьёз, прижимая кулак ко рту. Ванилла встал со стула, аккуратно положив раскрытую книгу страницами вниз на сидение, и подошёл прямо к постели.
— Не вставай, тебя крепко приложило взрывной волной, но хозяин позаботился о тебе. Ты проспал две недели. Повезло, что ты необычный человек, а то отмывать твои кишки от каменного пола пришлось бы долго. Как себя чувствуешь?
— Пить хочется, — просипел Нориаки сквозь кашель.
Ванилла кивнул и вышел из комнаты, чтобы вернуться через пять минут со стаканом воды. Пока его не было, Нориаки успел оглядеться: в его комнате ничего не изменилось за то время, что он спал. Он потянулся рукой к тумбочке, на которой заметил мешочек со своей колодой и, не тасуя, просто запустил пальцы внутрь, перебрал несколько карт. Почувствовав, как на одной из них подушечки пальцев словно ударило статическим электричеством, вытянул её на свет. С карты на него смотрел окружённый слонами первосвященник, держащий в руке жезл с тремя кольцами. Нориаки вздохнул и, быстро засунув карту обратно, спрятал мешочек с колодой в рукав пижамы. К тому времени, когда Ванилла вернулся, он уже успел откинуться на спинку кровати и уставиться в потолок, изучая лепнину. Вода, принесённая Ваниллой, была ледяной, и Нориаки показалось, что он ничего вкуснее в своей жизни не пробовал, словно вся вода в его жизни до этого стакана не имела вкуса. Он выпил все за несколько больших жадных глотков и утёр рот рукой, а затем решительно свесил ноги с кровати.
— Стоять! Тебе ещё стоит полежать! — Ванилла выглядел недовольным.
— Всё в порядке, я нормально себя чувствую. Дио у себя или в мастерской?
— Знаешь что? Я с тобой достаточно нянчился, пока ты валялся здесь. Он в мастерской. Иди, пусть сам скажет тебе всё, что думает о твоей глупой выходке. Если упадёшь в обморок, то обратно тащить тебя не стану, будешь лежать, где придётся, ха! — Ванилла круто развернулся на каблуках, взял со стула свою книжку и вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью.
Нориаки поморщился, потому что резкий звук отозвался болью, пульсировавшей в висках, но он отодвинул неприятные ощущения подальше, приказав самому себе не обращаться внимания на это, и встал с кровати. Его слегка пошатнуло, в глазах потемнело, и он ухватился за угол тумбы, чтобы не упасть, но устоял и прикрыл глаза, ожидая, пока пройдёт головокружение. Когда стало легче, он смог дойти до шкафа и переодеться. Нориаки уже потянулся к своей повседневной одежде, когда взгляд сам собой упал на его зелёную мантию. Он погладил бархатный рукав кончиками пальцев, и маленькие молоточки, стучавшие по вискам изнутри, прекратили свой изнурительный труд. Времени размышлять над выбором одежды не было, так что он подчинился странному ощущению, поселившемуся прямо в солнечном сплетении, которое настойчиво требовало, чтобы он надел именно её, так что Нориаки быстро скинул с себя пижаму, оставив её валяться на полу, натянул джинсы и футболку и накинул мантию сверху. Она легла на плечи привычной тяжестью, окутав тело запахом благовоний, впитавшихся в ткань. Нориаки провёл ладонями вниз, от груди до самых колен, разглаживая ткань, и вышел из комнаты. Ванилла уже успел исчезнуть из коридора, и в доме стояла полнейшая тишина. Не было слышно даже привычных шагов служанок, незаметно снующих по дому. Никто не попался ему на пути, пока он шёл сквозь обезлюдевший дом. Он замер у двери в мастерскую, собираясь с мыслями, и толкнул дверь. Дио стоял у кафедры, медленно перелистывая страницы тяжёлого тома в коричневой обложке, и выглядел как обычно: был одет в мантию, из-под которой выглядывали щеголеватые бабуши с загнутыми кверху носками. Его рука поднялась вверх, и рукав его мантии опал, обнажая крепкое запястье, и пальцы аккуратно поправили чёлку, спадающую на глаза.
— Садись, — Дио даже не оторвал взгляда от книги.
Нориаки не стал спорить и неспешно опустился в кресло. Огонь в чаше напротив взвился вверх, словно радостно его приветствуя, и Нориаки предпочел уставиться взглядом прямо на узорную чашу и языки пламени, пляшущие в ней, чем смотреть сейчас на Дио. Тот, судя по шелесту бумаги, продолжал возиться с книгой.
— Даже не спросишь, как я себя чувствую? — Нориаки сжал пальцы на подлокотниках кресла.
— Ну, — Дио за его спиной захлопнул книгу, и мягкая обложка из плотной старой кожи издала приглушённый стук, когда он отбросил тяжёлый том от себя. — Ванилла сообщил бы мне, если бы твоё состояние ухудшилось. Раз уж ты здесь, значит, всё в порядке.
— Что, даже не будешь читать мне нотаций?
— Не сегодня, — Дио обошёл кресло и оказался перед лицом Нориаки.
Он возвышался над ним, скрестив руки на груди, и пламя за спиной высвечивало его волосы, словно нимб.
— Однако тебе полезно будет запомнить, что это была твоя последняя ошибка. Когда мы заключали контракт, — палец Дио с длинным ногтем уткнулся Нориаки прямо в лоб. — Ты дал обещание подчиняться мне. Ты подписался кровью, а значит, добровольно подарил власть над собой. И да, я не злоупотребляю своим положением, но это вовсе не значит, что так будет всегда. Если я захочу, ты будешь ползать по полу, лаять и вилять несуществующим хвостом. Ты меня понял? Никаких больше ошибок, никакого своеволья! Процесс не прощает отвлечения! Жалость к девчонке? Серьезно? — Дио расхохотался.
— Что с ней? — в горле опять пересохло, и слова Нориаки прозвучали тихо и хрипло.
— Какая разница? Я же сказал тебе сосредоточиться на деле!
Рука, утыкавшаяся до этого Нориаки в лоб, опала и отвесила ему звонкую пощёчину. Голова дёрнулась в сторону, он почувствовал, как по левой стороне лица расползается жар. Его пальцы крепко сжали подлокотники, силой удерживая непослушное тело на месте.
— Пока ты спал, я начал процесс заново. Иди, тебе нужно закончить кристаллизацию, — пальцы Дио крепко сжали подбородок Нориаки и резко дёрнули вверх, заставляя смотреть прямо ему в глаза.
Нориаки медленно кивнул, и Дио отпустил его, сжав подбородок ещё крепче напоследок. Он поднялся и отправился к атанору, в стеклянной колбе которого чёрная жидкость подёрнулась мелкими пузырьками. Рядом на столе стояли все необходимые ингредиенты и лежал журнал, в котором обычно именно Нориаки фиксировал все этапы, но теперь вместо аккуратного списка по страницам было разбросано множество надписей, и пришлось напрячься, чтобы разобрать их последовательность. Хорошо, что почерк у Дио был чёткий и каллиграфический. Он нашёл нужные строчки и потянулся рукой к мраморной ступке. Его локоть мерно поднимался и опускался, пока он толок мелкие жёлтые кристаллы из чёрной плошки на столе в порошок. Ритмичные движения успокаивали и помогали привести разум в порядок.
— Раз уж ты напомнил мне, я хотел спросить тебя о нашем контракте. Я могу?
— Спросить ты можешь всегда, — Дио занял его место в кресле, держа в руках уже другую книгу, которую только что снял с ближайшей полки.
— Что будет, когда всё кончится? Ты получаешь камень, а я?
— Всё, что получаю я, получают и мои верные слуги, Какёин Нориаки. Я обрету те силы, которые жаждал веками, но и ты не будешь обижен. В конце концов, вспомни, кем ты был до встречи со мной? Одних полученных знаний и причащения к великому деланию должно быть достаточной наградой для тебя. Но я щедрый хозяин, и твои силы вырастут пропорционально моим, не сомневайся, — Дио ухмыльнулся, глядя на него поверх книги, а Нориаки спиной ощутил его взгляд, прямо между своих лопаток.
— И всё, что ты дал мне, включая… — Нориаки слегка замялся и отвлекся на то, чтобы пересыпать получившийся порошок в высокую колбу и залить его нужной кислотой. — Включая твой первый дар мне, тогда, в больнице. Всё это останется со мной?
— Я же обещал тебе, что если ты выполнишь контракт, то всё будет хорошо, — Дио нахмурился.
Нориаки вернулся в атанору и коснулся стекла колбы. Оно нагрелось от тепла, выделяемого во время реакций, происходящих внутри, и это тепло передалось подушечкам пальцев. Нориаки моргнул, когда увидел, как под его рукой жидкость внутри начинает терять угольно-чёрный цвет и медленно светлеет. Он оглянулся назад, но Дио всё так же сидел в кресле с книгой и, кажется, не замечал, что процесс переходит на новый этап. Нориаки отпрянул и быстро вернулся к столу. Схватился за один мерный стакан, затем за другой, оба отодвинул в сторону и стал переворачивать страницы журнала, чтобы хоть чем-то занять руки и не выдать охватившую их нервную дрожь.
— А если я захочу уйти?
— Что? — Дио оторвал взгляд от книги, и его глаза в скудном освещении рядом с креслом напоминали два глубоких провала.
— Что, если я захочу уйти?
Дио захлопнул книгу и отбросил её в сторону. Она со стуком упала прямо на каменный пол, а Дио изменил своей любимой расслабленной позе в кресле, наклонившись вперёд. Его лицо приобрело хищное выражение, но в полумраке точно рассмотреть все эмоции было нельзя. Нориаки сглотнул и, мысленно велев своим рукам не дрожать, вернулся к работе с ингредиентами, переливая серебристую вязкую жидкость из одной колбы в другую, чтобы разделить её пополам.
— После того как всё будет кончено, ты, конечно, будешь волен идти, куда захочешь. Я не в силах тебя удерживать, но, надо признать, меня, как твоего учителя, подобная возможность нисколько не радует.
От того, что тон Дио стал резко холоднее, в затылке скопилась неприятная тяжесть, а по шее пробежали мурашки.
— Я не говорил, что захочу уйти, когда всё кончится. Что, если я захочу уйти прямо сейчас? Сегодня? Завтра? Вернуться домой, в Японию, например.
Дио хмыкнул и поднялся с кресла. Он неспешным шагом двинулся вперёд, прошёл мимо Нориаки, обогнул стол и оказался прямо напротив него. Рукава мантии соскользнули с его запястий, когда он начал осторожно и медленно касаться предметов на столе. Он взял сразу несколько сосудов с серой и отошёл от стола к дубовому шкафу с резными дверцами, чтобы поставить их на полку. Затем вернулся к столу, взял следующий сосуд и понёс его на законное место.
— Давай начнём с того, почему тебе вообще пришло в голову, что возвращение в Японию — это хорошая идея?
— Там моя семья. Я хотел бы их увидеть.
— Ты успел забыть? Они не помнят тебя, ты не приходишь им даже во снах. Что ты им скажешь? Здравствуйте, мама и папа, я ваш сын, которого, как вы считаете, у вас никогда не было? О, они будут просто счастливы. Как думаешь, кого они первым вызовут: полицию или бригаду крепких парней с навыком работы со смирительной рубашкой? — чашка с измельчённой дубовой корой, которую Дио пытался пристроить на полку сбоку, звякнула о голубую глазурь кувшина рядом, упала на пол и разбилась. Дио не стал обращать на это внимания, оставив осколки лежать на камнях.
— Это не важно. Даже если они меня не помнят, я могу быть рядом. Знать, что у них всё хорошо, для меня будет достаточно.
— Ты можешь разложить карты, чтобы узнать, что у них всё хорошо. Ты можешь спросить меня. Я подтверждаю тебе, что у них всё хорошо.
— Это не то же самое, — Нориаки покачал головой и скривился.
— В любом случае, это ждёт. Ты сможешь навестить их в конце нашего пути. Нельзя бросить то, что мы начали на середине.
— Дио, — Нориаки нахмурился и потёр пальцами морщинку между бровей. — Я давно потерял счёт времени. Я, честно говоря, даже не знаю, сколько месяцев или даже лет я уже здесь нахожусь. Зато я знаю, что ты пытаешься достичь успеха не один век. Почему со мной всё должно быть иначе? Откуда я должен знать, что, когда мы, наконец, справимся и ты успокоишься, они ещё будут живы, а не мирно скончаются от старости в своих постелях, не зная о моём существовании?
— Какая глупость! Ради великого дела всегда приходится чем-то жертвовать! Это мелочь по сравнению с тем, что отдал я, поверь мне, — Дио оглядел опустевший стол, прикрыл журнал и сдвинул его в бок, освобождая рабочую поверхность.
— Я не понимаю, почему я должен приносить жертвы ради тебя, Дио.
Дио обошёл стол в очередной раз. Он стоял так близко, что Нориаки мог бы почувствовать, как он пахнет, если бы тело Дио имело естественный запах, свойственный всем людям, но Дио не был человеком, и его кожа и волосы чаще пахли запахами мастерской: дымом от очага, химикалиями, крепким ароматом эфирных масел и благовоний. Нориаки захотелось отодвинуться подальше, но за спиной был стол, и отступать было некуда. Пришлось завести руки назад и сжать ими край стола, ощущая шершавое дерево под ладонями.
— Потому что без жертв невозможно ничего в этом мире. Посмотри на меня, прямо мне в глаза, и скажи, что это не так. Знаешь ведь, что я прав, что это необходимость. Не строй из себя девственницу, впервые оказавшуюся на сеновале, всё это время ты наслаждался всем тем, что мы делали. Ты любишь нашу науку, любишь книги, любишь процесс познания и любишь магию. Если бы в тебе не было тяги к великому, то я бы никогда не сделал тебя своим учеником. Я увидел твой талант и выбрал тебя, потому что в тебе есть божественная искра, а без меня ты бы окончил школу, получил бесполезную профессию и работал бы сейчас в каком-нибудь банке, с девяти утра до восьми вечера ведя существование болванчика, умеющего отвечать только «да, сэр, нет, сэр, уже выполняю, сэр», и ходил на свидания, которые твоя мама начала бы устраивать, лишь бы пристроить тебя.
— Перестань. Ты говоришь, что без жертвы ничего невозможно, но разве моих глаз не было достаточно?
— О чём ты?
— Мои глаза. Я знаю. Я видел. Он, — Нориаки указал глазами куда-то под потолок. — Показал мне всё то, что было сокрыто от меня всё это время. Ты прав, тяга к знаниям во мне слишком сильна. И ты почувствовал это, да? Именно поэтому ты забрал у меня что-то важное, чтобы затем вернуть. Как иронично, действительно, в твоём стиле.
С лица Дио исчезла самодовольная ухмылка. Его рот исказился в гримасе, а широкие брови сошлись на переносице. Ещё пять минут назад выражение его лица напугало бы Нориаки до трясущихся коленок, но теперь, когда все карты были выложены на стол, страх внезапно отхлынул, как волна на песчаном пляже, смывая всё нервное напряжение, державшее его последний час. Всё это время он верил, что у него не было иного выбора, что контракт, заключённый им, нерушим и вечен, как и сам Дио, и хоть он и знал о его коварстве и о тех гнусных методах, которых он не гнушался, только теперь он понимал, что всё это было большим спектаклем, а он был единственным его зрителем и участником одновременно. Интересно, подумал он, насколько много знал Джотаро. В сердце кольнуло, и почему-то очень захотелось, чтобы он не был в курсе всего происходящего.
Дио, напротив, тяжело выдохнул через нос, подхватил лежащий на углу стола журнал и отбросил его в сторону, пытаясь унять свою жажду разрушения. Журнал ударился об стену, упал и раскрыл свои страницы на полу, словно рыба, выброшенная на берег и хватающая воздух широким ртом. Нориаки покосился на него, чтобы не смотреть в охваченное гневом лицо Дио, и отстранённо подумал, что будет очень жаль, если ценные записи пострадают.
— Даже если ты знаешь, то это ничего не меняет, — прорычал Дио. — У нас контракт. Ты потерял зрение. Я тебе его вернул. Всё. В нём ничего не было о том, как ты его потерял. Всё было честно.
Нориаки рассмеялся. Дио широко замахнулся и ударил его по щеке во второй раз за их разговор. Голова Нориаки мотнулась в сторону, и он почувствовал привкус крови во рту. Кожа на губе лопнула, и Дио замер, проследив взглядом за каплей, скатившейся вниз по подбородку, а затем медленно приблизился и жадно припал к губам Нориаки. Тот, протестуя, замычал прямо ему в рот, уперся ладонями в плечи и попытался оттолкнуть, но Дио напирал, прижимая собой к столу. Дио почувствовал, как нижнюю губу пронзает боль от укуса, и отпрянул, гневно сверкнув глазами.
Получив передышку, Нориаки глубоко вдохнул и попытался собраться с мыслями, но не успел ничего сказать или сделать, как ощутил руки Дио сжимающие его под ягодицами. Возбуждение внутри поднялось резко, словно кто-то щёлкнул хлыстом. Внизу живота сжался тугой комок необъяснимо сладкого предвкушения, а на руках приподнялись тонкие волосы и пробежали мурашки. Он дёрнулся в сторону, пытаясь обойти Дио, но тот навалился на него всем своим тяжёлым телом так, что Нориаки было даже тяжело вздохнуть. Дио наклонился ближе, и его зубы сомкнулись сбоку шеи. Нориаки резко дёрнулся и выдохнул сквозь зубы, ощущая, как к месту укуса приливает кровь и становится всё жарче. Хотелось дёрнуть собственный ворот, чтобы дать воздуху доступ к пылающей шее, но прохлада мастерской уже не помогала охлаждать горящие щёки. На лбу выступили мелкие капельки пота, пока он продолжал пытаться молча оттолкнуть Дио от себя, но тот то сильнее наваливался сверху, то перехватывал его руки и прижимал к столу сзади, продолжая прикусывать его шею. Он двинулся выше, вбирая в рот мочку правого уха и прохладную серёжку. Нориаки задышал тяжелее.
— Это тупо, — выдохнул он. — Ты не можешь решать все проблемы убийствами или сексом.
— Сядь на стол, — Дио ухмыльнулся ему прямо в шею, и Нориаки послушно сел, раздвинув ноги так, чтобы Дио смог встать между ними.
Он оставлял быстрые поцелуи вперемешку с укусами на его шее, спускаясь ниже. Нориаки понял его намерение и потянулся к собственному вороту, распуская завязки на мантии и расстегивая пуговицы рубашки. Дио стянул его одежду вниз, позволяя ей повиснуть в районе локтей и обнажая светлые плечи, усыпанные бледными веснушками, плечи человека, давно не выходившего на яркое солнце, и оставил укус в чувствительном месте у основания шеи. Каждый раз, когда он так делал, занимаясь с ним сексом, Нориаки словно обдавало кипятком. Он запустил пальцы в волосы Дио, не позволяя ему отстраниться, и тот широко прошёлся языком прямо поверх укуса, зализывая его.
Нориаки сам откинулся назад на широко разведенных руках, упираясь в столешницу локтями, а Дио втянул его в глубокий поцелуй. Их языки коснулись друг друга, а руки Дио скользнули под мантию, задирая её, расстёгивая пуговицу на джинсах. Нориаки успел подцепить носком одной ноги задник ботинка на второй и сбросить обувь, прежде чем Дио сдернул с него джинсы в несколько решительных рывков вместе с бельём.
Прохладный воздух облизал худые щиколотки, проник под мантию, задранную к талии. Нориаки пытался отдышаться после поцелуя, когда почувствовал, как Дио надавил ему на грудь, заставляя откинуться назад на стол. Он собрал в своей большой ладони ткань мантии, скомкав её, а затем прижал к губам Нориаки. Тот понял, чего от него хотели, и послушно открыл рот, крепко сжав зубами ткань. Ощущения были омерзительные: ткань скрипнула под зубами и стремительно намокла от скопившейся во рту слюны. Хотелось её немедленно выплюнуть, но Нориаки знал, что так будет проще приглушить звуки, которые он совсем скоро будет не в силах сдерживать.
Скоро он и думать забыл обо всех неудобствах, потому что Дио опустился вниз и легонько подул на головку его полувозбуждённого члена. Дрожь поднялась откуда-то снизу, от самых стоп, охватив лодыжки, бёдра, и замерла в пояснице. Нориаки сжал кулаки. Дио внизу что-то пробормотал сам себе и запечатлел поцелуй на внутренней стороне бедра, а затем закинул обе ноги себе на плечи, вжимаясь лицом прямо в промежность. Его дыхание щекотало нежную кожу, но он не делал ничего, замерев в одной позе. Нориаки захотелось от напряжения и ожидания пришпорить Дио пяткой в плечо, чтобы заставить его хоть что-то сделать, но он не посмел, только крепче сжал кулаки, упираясь затылком в столешницу.
Его влажный и горячий язык широко прошёлся по яйцам, и Нориаки глухо простонал, всё-таки стукнув Дио пяткой по спине. Тот не стал больше затягивать: его рот вобрал в свою горячую влажность головку члена Нориаки, и он почувствовал, как кровь закипает внутри вен. Он задышал чаще, ощутив, как поджалась мошонка, как язык аккуратно обвёл головку по краю, а затем Дио резко насадился, взяв до самого конца, так, что головка уперлась в заднюю стенку горла. Нориаки вскрикнул от неожиданности и от накатившего возбуждения, такого резкого, что он даже приложился затылком.
Дальше Дио двигался резко и решительно, не давая передышки ни себе, ни Нориаки. Его голова мерно поднималась и опускалась, и щёки заливало жаром от влажных звуков, доносившихся снизу. Дио заглатывал, замирал с членом во рту, пропускал его за щёку, выпускал изо рта и, прижимая Нориаки к столу за бёдра, скользил лишь кончиком языка, мучая и изводя. Бёдра Нориаки, его лоб и спина покрылись испариной. Ему было жарко, и не помогала даже сдернутая к локтям одежда. Он приподнялся и, посмотрев вниз, увидел, что вся его грудь покрыта нежным розовым румянцем, увидел светлые волосы прямо между своих бёдер и, не удержавшись, запустил в них правую руку, продолжая опираться на левую. Он просто держал её там, ощущая под пальцами нежный шёлк золотистых волос и не позволяя себе поддаться желанию надавить, ускоряя темп.
Дио, словно почувствовав, что Нориаки смотрит, оторвался от его члена и посмотрел наверх, прямо ему в глаза, прижавшись щекой к багровой головке, пачкающей кожу смазкой. Нориаки сглотнул и позволил себе рухнуть обратно на стол, лишь бы не видеть, как Дио ухмыляется. Мышцы на его животе несколько раз резко сократились, и он сжал зубы, ощутив, как оргазм накрыл его волной, ничуть не приносящей облегчения.
После того, как кончилась последняя судорога, Дио хмыкнул, выпустил его изо рта и облизнул губы, слизывая капли семени. Тело Нориаки не расслабилось, как обычно это бывает. Он ощутил, что напряжение охватывает его, словно чужие холодные руки, сжимающиеся на горле. Накатило смущение, он попытался одёрнуть мантию, чтобы прикрыть обмякший член и голые бёдра, но Дио уже встал и наклонился к нему, заставляя лежать на столе.
— Если ты хочешь уйти, то я не вправе тебя удерживать. Лети, птичка, так далеко, как только сможешь. Но сможешь ли?
Нориаки не смог даже вскинуть руки, чтобы остановить его. Он отстранённо наблюдал, как рука с острыми ногтями приближается к его лицу, ощущал, как левый глаз пронизывает болью и мир мутнеет от залившей его крови. Его затошнило, он истошно закричал и понял, что теряет сознание.
«Слава Ему, — пронеслось в голове Нориаки, — что я не почувствую всё до конца».