Lil Peep — 16 Lines
Моя жизнь стала рушиться на части в один момент. Сначала все шло в гору, буквально семимильными шагами, а потом в один момент скатилось куда-то в пропасть. И было ощущение, что я все еще катился, ломая себе хребет. Я не спал всю ночь. Не мог заснуть рядом с Эдди, который что-то бормотал во сне, и я каждую секунду прислушивался к его рваному дыханию. В тот момент я бы отдал все, чтобы он был пьян. Но он не был пьян. Я не знал, что мне тогда думать. В моей голове крутились самые разные мысли — начиная с того, чтобы начать искать реабилитационные центры, где лечат наркотическую зависимость. Он ведь принял уже два раза… Или больше? Я стал вспоминать те недели, что я пропадал на репетициях и, возвращаясь домой, заставал там пьяным Эдди. Точнее, мне казалось, что он был пьян… То есть, он принимает уже не первый раз… А если вспомнить те его вспышки гнева, когда мы официально еще не были вместе? Горло перехватывало от страха. Каким же я был слепым кретином, что не видел этого! Как я мог не замечать! Ричи, ты мудак! Я ехал в автобусе на репетицию и весь внутренне трясся. Мне было страшно. В памяти то и дело всплывал образ Питера Брауна, который умер от передозировки. А если бы я приехал на эту вечеринку позже?! А если бы он принял что-то еще?! А если бы он переборщил?! Что тогда?! Что ты тогда будешь делать, Ричи, если Эдди умрет, а ты даже не сможешь оказать ему помощь?! Да о какой помощи вообще может быть речь, если ты был настолько тупым и слепым, что не заметил очевидного?! Я вспомнил про книгу, которую нас всех обязали прочитать в школе как раз после того случая с Питером. «Я, мои друзья и героин». Там была история про девочку Кристину, которая в 13 лет начала принимать наркотики. А ее мать не замечала этого несколько месяцев. Несколько месяцев, блять! Я тогда просто не мог поверить, что такое возможно, но теперь сам оказался таким же слепым. Эдди, получается, тоже употреблял несколько месяцев. Блять! Я смотрел на часы на экране телефона. Автобус тащился так медленно, что я начал дергать ногой. Вверх-вниз, как будто на приеме невропатолога. Вот только металлический молоток стучал сейчас не по коленным суставам, а по голове. Эдди-тук-принимает-тук-тук-наркотики-тук-тук-тук, а ты этого даже не заметил. Тук-тук. Я намеревался разобраться с этим. Я, блять, сам сдохну, но он перестанет употреблять эту дурь. Я ведь виноват в этом! Я ведь оставлял его одного, зная, как ему тяжело после смерти родителей, но что я мог сделать? Нам нужны были деньги… На наши долги. Я закрывал глаза, а в голове появлялись кадры из той лекции, которую я увидел много лет назад. Ужасные наркоманы с синими венами. Шприцы в венах. Они в собственной блевоте. Герою Джареда Лето отрезают конечность в фильме из-за гангрены. Люди умирают из-за наркотиков. А он, блять, еще принял кокаин! Как какой-то сраный мажор! Я просто не мог представить себе, неужели Эдди делал это так же, как в фильме «Волк с Уолл-стрит»? Все эти купюры, дорожки??? Да как он вообще до этого додумался?! Что вообще толкает людей принимать наркотики, зная, что от этого можно умереть в два счета?! Да, я тоже имел вредные привычки — я курил, выпивал. Но это… Это как бы убивает тебя медленно. И от курения человек может избавиться сам. Можно перейти на электронные сигареты, какие-нибудь пластыри и прочее…. Можно даже курить всю жизнь, испортить легкие, но не умереть… Если повезет не подхватить рак легких, но наркотики…. Эдди, Эдди, что мне теперь делать?.. Концерт был назначен на семь вечера. В половину шестого мы должны были встретиться с ребятами на саундчек, настроить инструменты. Я был на таком взводе, что пронесся сразу в зал, где Генри уже подключал аппаратуру, даже забыв подойти к мистеру Спроусу, чтобы отдать ему телефон. Он так и остался лежать у меня в кармане куртки, я даже забыл, что я оставил его у себя. Я коротко кивнул ребятам и стал подключать гитару, путаясь в проводах. Все мои мысли были только об Эдди, что он сейчас делает? Господи, хоть бы он не принимал ничего сегодня… Вечером же начну искать адреса клиник, потому что ему больше не на кого положиться, а смотреть, как он будет медленно умирать, я не собирался. — Рич, все нормально? — спросил Генри, осторожно кладя руку мне на плечо. Виктор и Крис в стороне от нас спорили о том, кто с какого края сцены сегодня будет стоять, и не обращали на нас внимания, — пока мы тебя ждали, мистер Спроус сказал, что сегодня среди зрителей будет какой-то важный мужик, типа директора какого-то концертного зала… Ну, прям концертного зала, где всякие звезды выступают, туда Шон Мендес в том году приезжал, помнишь? Вот, и Спроус сказал, что, если мы классно выступим, и ему понравимся, то этот мужик устроит нам потом концерт у себя… — Ага, здорово, — сказал я, чувствуя, что провод никак не хочет вставляться в разъем гитары, потому что руки у меня тряслись как у алкоголика. Я устало потер глаза тыльной стороной ладони. — Рич, все нормально? Ты… Херово выглядишь. — Все нормально. Просто немного устал, — я пожал плечами, пробуя звучание гитары, — все нормально, я отыграю концерт. Не переживайте. — Как скажешь, чувак. Я никуда не лезу, — Генри выставил вперед руки, и отошел от меня, разминая пальцы. Я еще раз пробежался пальцами по струнам. Пальцы дрожали, но аккорды выходили не фальшивыми, что уже радовало. Мне хотелось хотя бы немного отвлечься. Мысль о возможном концерте в классном зале давала надежду на то, что нам там много заплатят, ведь на реабилитацию тоже нужны деньги. Нам очень нужны деньги… И я готов был браться за любую возможность, чтобы их заработать. Мы потратили где-то сорок минут на репетицию наших песен. Мистер Спроус пока так и не появился. Генри уверенно стучал по барабанам, что-то тихо подпевал. Оказалось, у него неплохой голос. Я так увлекся игрой на гитаре, отключая голову, как не заметил, что в кармане толстовки что-то начало вибрировать. Телефон. — Одну секунду, — я спустился со сцены и отошел к бару, вытащил телефон. На экране было имя «Эдди». — Да? — я обернулся на парней, которые с вопросом смотрели на меня, ожидая, что я вернусь на сцену. — Ричи?.. — я услышал такой слабый голос Эдди, что у меня внутри все обмерло, — мне… Мне очень плохо. Я… У меня кровь пошла носом, и я… Мне очень страшно. Ричи, пожалуйста, пожалуйста, приезжай… И с этими словами он отключился. Страх липкой волной начал покрывать меня с головы до ног. До начала концерта оставалось чуть меньше часа. Если я доеду на такси до дома за десять минут… Десять минут обратно… Я не могу оставить Эдди одного. С ним что-то случилось… — Ричи, ты куда? — спросил Виктор, глядя, как я, будто в тумане, снимаю через голову гитару и осторожно прислоняю ее к колонкам. — Мне… Мне надо отлучиться. Буквально на пять минут. Я скоро. Я не опоздаю к концерту, клянусь! — Но Спроус… — Не говорите ему, где я! Постарайтесь меня прикрыть, прошу! И с этими словами я выскочил на улицу. Я уже не думал о концерте, я думал только об Эдди. Я вызвал такси, выгребая последнюю мелочь из рюкзака. Нам катастрофически не хватало денег… Но об этом я тоже тогда не думал. Я летел к Эдди, а сердце стучало в груди, будто кто-то наступал на него тяжелыми сапогами. Когда я ворвался в дом, я увидел Эдди, лежащим на полу, и еле подавил в себе немой крик. Он потерял сознание! Он умер! У него передозировка!!! Но как только я подлетел к нему, склонившись над телом (тело…), я услышал его дыхание. Жив, жив, жив… На губах у него запеклась кровь, вытекшая густыми струями из носа. Он даже не переоделся из вчерашней одежды. Несвежая рубашка была вся мятая. Я принялся бить его по щекам. — Эдди! Эдс! Очнись! Очнись, мать твою, приди в себя! От страха даже не помню, как я действовал. Я тряс его за плечи, звал по имени, кажется, даже вылил на него стакан воды. Он пришел в себя через пять минут, которые показались мне вечностью. Я облегченно выдохнул, обнимая его так, что аж кости в руках захрустели. — Эдди… — Ричи… — Что… Что случилось?! — я склонился над ним, почти припадая к его бледному лицу. Сердце стучало у меня прямо в ушах. — Я… я перенервничал… — Эдди обнял меня робко, словно боялся. Я чувствовал его руки на своей спине, — у меня пошла носом кровь… И мне было так страшно…. Меня всего трясло… Просто… Просто места себе не находил, в голову лезли страшные мысли, и я просто… Кажется, я потерял сознание… — Эдди, милый мой… Я здесь, все хорошо… Эдди, Эдди, как ты меня напугал… — Я боялся, что ты не приедешь… — Эдди шептал это почти со слезами, выдыхая мне в шею теплый воздух. Но разве я мог не приехать?! Я боролся со слезами как мог, обнимая его маленькое тело, ощущая, как его сердце чрезмерно сильно бьется об грудную клетку, готовое выпрыгнуть. Господи, да я готов сдохнуть за него! — Эдди… Прости, прости, что накричал с утра… Правда, прости, но я места вчера себе не находил, когда увидел тебя там… Там… А перед этим понял, что тебя нет дома… Эдди, милый мой… — бормотал я, покрывая поцелуями его лицо, не обращая внимания на засохшую кровь, — милый мой, я так испугался, я места себе не мог найти… Но я не злюсь. Правда, не злюсь… Но я так переживаю за тебя, обещай, нет, поклянись мне, что ты больше не будешь принимать! Эдди, клянись! — я схватил его за лицо обеими руками, заставляя посмотреть на меня. Я заметил, какие у него красные глаза с лопнувшими капиллярами, какая тонкая, почти синяя кожа под глазами… Какие бледные, бескровные губы… Господи, как я мог быть таким слепым!!! — Эдди, клянись! Поклянись мне! — Ричи… я … Прости меня… Я клянусь, я брошу… Я просто… мне так страшно, когда тебя нет рядом… — Эдди всхлипывал и плакал у меня на руках. — Я рядом, я здесь… — Ричи, прошу… Не оставляй меня… У меня больше никого не осталось… — выдохнул Эдди, опуская глаза. Я осторожно погладил его лицо пальцами. — Никогда не оставлю. Ты помнишь? До дна. Вместе. — До дна…***
Я забыл о времени. Это как в «Грозовом перевале» — когда Кэтрин умирала, и Линтон был уже на подходе, Хитклиф не мог ее оставить, даже под страхом собственной смерти. Вот так и я, вцепившись в Эдди (или он в меня?), я сидел с ним на полу, обнимая и укачивая как ребенка. Думал, что еще вот минуту… И поеду на концерт… Это ведь так важно… Но когда я смотрел на Эдди, который как ребенок, свернулся у меня на коленях и в какой-то момент задремал… Я понял, что нет ничего важнее этого человека, и я не мог встать. Просто не мог встать и оставить его одного… Ведь я так сильно его любил…***
Я слышал, как вибрирует телефон, но не отвечал. Я бы умер возле Эдди, но не оставил его. Ему было плохо. Очень плохо… Он говорил, что ему холодно, а через пять минут, когда я приносил ему одеяло (да, прямо на пол, Эдди отказался вставать), что ему душно и нужно открыть все окна… — Эдди, прошу тебя… — я осторожно присел с ним рядом на пол, взял его руку, — мы должны обратиться в больницу… — Ричи, я завяжу… Это был последний раз, клянусь тебе… — шептал Эдди, прикрывая глаза… Я кое-как, как смог, намочил в ванной носовой платок и попытался оттереть с его лица кровь. Эдди продолжал лежать на полу, укрывшись одеялом и трястись. Через какое-то время он заснул. Когда я посмотрел на часы, я понял, что концерт уже закончился.***
Когда я приехал обратно в клуб, ноги у меня тряслись не только от страха, но и от чувства вины. Я уже видел, как парни обрушивают на меня весь свой гнев, а вдобавок — ломают инструменты мне об голову. Но я был готов к этому. Я был готов к тому, что меня выставят из группы за дверь, потому что я был виноват. Только от одного Генри я получил семнадцать пропущенных звонков. Пятнадцать от Криса и десять от Виктора. И ни одного от мистера Спроуса. Когда я вошел в клуб, людей там уже не было. Но стулья все были сдвинуты с мест, а значит, концерт все же состоялся… Я еще чувствовал смесь разных духов людей, запах сигарет и даже ощущал эту наполненность зала. Инструменты стояли на сцене, еще подключенные. Я осторожно притронулся к барабанам Генри — они еще были горячими… Хотя, конечно, мне это показалось. — Ричи? Я обернулся на голос мистера Спросуса. Он стоял, сложив руки на груди, и смотрел на меня прямым, ничего не выражающим взглядом. Я опустил голову. — Простите. Я подвел Вас. — Тебе надо просить прощения у парней, а не у меня. — Я… — слова не шли на язык. Он говорил со мной так спокойно, уж лучше бы он кричал на меня! Я опустил голову, рассматривая свои старые кроссовки. Скоро зима, мне нужные новые, в этих холодно, а я не могу замерзнуть и заболеть… Но где взять на все деньги??? Я почувствовал, как слезы начинают жечь глаза. Ну, уж нет, блять, перед ним я не буду плакать. — Ричи? Ричи, господи, что с тобой случилось? — мистер Спроус сделал ко мне пару шагов и остановился почти прямо напротив меня. Я не мог поднять на него глаз. — Я… — я откашлялся, чувствуя, как слезы уже проступают на ресницах, — у меня проблемы. Огромные проблемы… Я понимаю, что я не должен был сбегать с концерта… Не предупредив… Простите, правда… Но я… — Что у тебя случилось? Эй, Ричи? Мне ты можешь сказать, — с этими словами мистер Спроус осторожно положил руку мне на плечо. И тут меня прорвало. Я поднял глаза к потолку, пытаясь сморгнуть слезы и заговорил, быстро-быстро, задыхаясь будто после пробежки, стараясь хоть так облегчить немного боли в груди… — Я… Я… Я один в этом городе. Мой парень… Мой парень подсел на наркотики. Вчера я забирал его с какой-то… Сомнительной вечеринки, я так испугался, я думал, что… Что он просто умрет там от разрыва сердца… Он позвонил мне сегодня… И я сорвался к нему. Я боялся, что он умрет, понимаете?.. И у нас долги. Огромные долги… После смерти его родителей… Я не знаю, где мне взять столько денег, я боюсь за него, за нас… Я… Простите, — я тут же принялся утирать лицо рукавами толстовками, — простите, правда, я не должен был всего этого Вам говорить, я… Я все пойму, если Вы выгоните меня из группы… — Ричи… Успокойся. Все хорошо… Мистер Спроус вдруг сделал неожиданное — обнял меня, по-отцовски, и похлопал по спине. Если до этого я еще держался из последних сил, тот тут меня прорвало, и я расплакался. — Простите, я… Я подвел… Парни… Что как… — Они сыграли ваши песни. Генри спел парочку, хотя его голос и звучал так, будто это скрипит колесо на телеге, — мистер Спроус усмехнулся, я в ответ тоже. Он по-прежнему обнимал меня, — я сказал директору зала, что фронт-мэн группы очень неожиданно заболел, но ему очень понравились твои песни, Ричи, так что он готов прийти и послушать вас еще раз. Он сказал, что ребята хорошо играют, но твоя гитара, одиноко стоящая в углу, не давала ему покоя. — Вы… Вы… Правда… — Да, Ричи. Я же говорил тебе, что за своих музыкантов я готов биться до последнего, до конца, — мистер Спроус разомкнул руки, сделал шаг назад. Я все еще боялся смотреть ему в глаза. Я принялся тереть веки руками, будто что-то попало под ресницы, — Ричи, у всех у нас бывают сложные периоды в жизни. Главное знать, что ты не один, ведь так? — Да, наверное… — неуверенно протянул я. Мне было стыдно и неловко, что я расплакался перед ним, как ребенок. — Все будет хорошо. Мне тоже можешь доверять. Так ты готов завтра выступить для моей жены? — Да, да, конечно! Огромное спасибо Вам… — Можешь называть меня просто Грегори, — мистер Спроус улыбнулся такой улыбкой, будто бы вся эта ситуация, произошедшая сегодня, была для него одним большим пустяком, и полез во внутренний карман пиджака. Затем он вытащил конверт и протянул мне, — это тебе за сегодняшний концерт. — Но ведь я… Я не… — я не успел договорить, что я даже не выступил сегодня и почти подвел всю группу. Я нервно сглотнул, увидев каким объемистым был конверт… — Не стоит благодарностей. Сочтемся позже, Ричи. И надеюсь, с твоим молодым человеком все будет хорошо, — и мистер Спроус развернувшись, покинул зал, оставив после себя терпкий запах одеколона и абсолютно растерянного меня…