Alex Vargas — More
Если кто из нас с Эдди и был псом, то точно я, потому что побои зажили на мне как на собаке. В самых страшных снах меня еще долго преследовали воспоминания о том концерте, который я отыграл под сильными обезболивающими. Я надеялся, что смогу хотя бы просто стоять и держать гитару в пальцах… Пальцы… Они заживали слишком долго, и я боялся, что ребра срастутся неправильно, но в целом, мои физические увечья волновали меня не так уж сильно, как могли бы. Я был готов стерпеть любую физическую боль, лишь бы с Эдди все было хорошо. Мне было так стыдно и страшно признаться ему в том, что он оказался прав в своих догадках насчет мистера Спроуса. Я плакал и просил у него прощения за то, что не послушал, а он плакал и просил прощения в ответ у меня, клялся, что завяжет с наркотиками… Вся наша жизнь стала похожа на нескончаемый круг Ада, где все было по одному и тому же сценарию. Один длинный, ужасный день, наполненный болью… Я стал питаться болеутоляющим, и понемногу синяки и побои прошли, но рана на сердце была слишком глубока. Денег у нас теперь не было. Мне пришлось согласиться играть концерты бесплатно, потому что это был единственный выход. Даже в самых страшных своих мыслях я не мог допустить того варианта развития событий, где я бы согласился на предложение мистера Спроуса. Теперь от одного его имени у меня начинал дергаться глаз, а пальцы и ребра начинали болеть фантомной болью. А он продолжал настаивать. — Молодцы, парни, вот ваш гонорар, — говорил он парням при мне и вручал им толстые конверты денег, — а с Ричи я рассчитаюсь отдельно. У себя в кабинете. Пойдем, Ричи. И я шел за ним, просто потому что не мог отказать. Я понимал, что если он бы полез ко мне силой, я бы бился до последнего, но не отдался ему. Я был готов выступать бесплатно, выступать в переходах в метро, делать что угодно, но только не соглашаться на его сделку. — Итак, Ричи, смотрю, ты уже пришел в себя. Похвально, молодец, — мистер Спроус садился с этими словами за стол, складывал руки на груди, — но смотрю, ты что-то похудел? Или мне кажется?.. Тебе что, не хватает денег не еду? — Мне хватает, — резко выплюнул я. Я с ужасом думал о том моменте, когда денег действительно бы стало не хватать на продукты. Пока мы еще держались… тех денег, что я скопил, нам хватило на переезд в маленькую, совсем убогую квартиру, но мне было все равно. Мебели в ней почти не было — продавленная кровать, кресло, грязные обои, в углах — паутина и мох, но это единственное, на что нам хватило денег. О реабилитационном центре нам пришлось забыть. Эдди плакал, валялся у меня в ногах и клялся, что бросит. Что снова найдет работу… Но с каждым днем он выглядел и чувствовал себя все хуже. У него порой не было физических сил, чтобы выходить на улицу, не говоря уже о работе. Я тоже хотел найти вторую работу, но не мог. Все утро и день я проводил с Эдди, потому что не мог оставить его одного, просто боялся. Я был рядом с ним в моменты его прихода, держал за руку, когда он трясся, и слушал удары в дверь ванной, которую он готов был выбить в моменты агрессии. Я убеждал себя, что мы справимся. Немного надо продержаться. Сократить расходы… Все наладится. Мы живы и почти здоровы… — Ну, ты смотри, я ведь могу и помочь, — мистер Спроус указывал взглядом на кожный диван и меня передергивало, — сделаю так, что тебе даже понравится. — Засуньте себе свое предложение в задницу, — говорил я, — я лучше подохну от голода, чем соглашусь на это. — Благородно, но глупо, Ричи. Но раз так — то пошел вон. И не забудь, завтра у тебя опять концерт. Можно сказать, благотворительный.***
Деньги все уходили и уходили. Мы покупали только самые дешевые продукты. Я порой по несколько минут стоял перед прилавками, выбирая то, что было бы дешевле. Мне было стыдно, но я ничего не мог с собой поделать. В какой-то момент я хотел попросить Эдди продать что-то из его техники. Полез в его вещи… и ничего не обнаружил. Ни айпада, ни электронных часов, ни наушников. — Эдди? — я обернулся к нему. Он лежал на постели, в одежде, натянув мою толстовку до самых пальцев и смотрел в потолок, — где… где все? — Мне пришлось продать это, — бессвязно сказал Эдди, закрывая глаза. Подойдя к нему ближе, я заметил, что по щекам у него текут слезы, — прости меня, прости… Это был еще один удар. Но я готов был выдержать еще многое, мне так казалось… Но я ошибался. Следующим ударом было известие о том, что Эдди уже давно и очень плотно сидит на кокаине… Я нашел шприцы в ванной, когда заметил, что ножка у раковины шатается. Я собирался ее поправить, когда оттуда выпал пакет с дозой кокаина и шприцы. Я стал тупо смотреть на это, мне захотелось заорать, пробить себе голову об стену, растоптать все это дерьмо, но я просто осторожно это поднял и разрыдался. Второй удар оказался еще болезненнее, но я все еще держался. Я стал искать адреса бесплатных клиник, где могли бы помочь Эдди. Я перестал спать, нормально есть. Я больше не писал песни, потому что в моей голове теперь жили только две мысли — где найти деньги и как помочь Эдди. Я кое-как стал распродавать свои вещи — книги, коллекционные издания Кафки и Гюго, мне было безумно больно расставаться с ними, но за Эдди я бы продал все… Единственное, что я так и не смог продать — себя… Хотя, возможно, и стоило бы. — Ричи, клянись… Поклянись, что ты не согласишься… Уж лучше я пойду на панель, чем… — начинал плакать Эдди, каждый раз, когда я уходил на репетицию. Он будто на войну меня отправлял, подолгу обнимал, целовал и умолял остаться дома, но я просто не мог… Я знал, что когда-нибудь я отыграю все эти вшивые концерты, расторгну контракт и я был уверен, что с музыкой я больше никогда не свяжусь… Я нашел несколько адресов бюджетных клиник и пока Эдди спал, отправился туда. Я решил обратиться за помощью, хотя когда на стойке регистрации я задавал вопросы, медсестра так посмотрела на меня, вероятно решая, будто помощи я прошу для себя. Я не употреблял наркотики, но выглядел так, будто сидел на чем-то вместе с Эдди. Я боялся лишний раз поесть, потому что Эдди нужно было питаться лучше, чем мне, чтобы восстанавливать силы после приходов. Мне даже пришлось бросить сигареты, потому что на них тоже были нужны деньги. В моменты, когда мне дико хотелось курить, я сжимал зубы и начинал грызть ногти почти под корень, почти до крови. Но я держался. Я держался ради Эдди. Если бы в тот момент я был один, я бы забил на себя. Не знаю, я бы что-нибудь с собой сделал, но я держался. Держался ради Эдди. Я научился даже беззвучно плакать и убеждать его, что все хорошо… Но убедить себя в этом у меня так и не получилось. В коридоре бесплатной клиники, куда меня провели для разговора с главным врачом, я вдруг увидел одного человека. Двое санитаров под руки тащили молодого еще мужчину, а он что-то кричал и пытался вырваться из их хватки. На нем была смирительная рубашка… Когда мы поравнялись, один из санитаров со всего размаху ударил мужчину с криком: «Да заткнись ты!». Я обернулся к медсестре. — Почему … Он в таком виде? — спросил я, оглядываясь на мужчину с полубезумным, полупустым взглядом. — Это же наркоманы, — пожала она плечами, — опустившиеся люди. Пока у них ломка, мы связываем их, чтобы он не напали на персонал, угрожая нам тем, что убьют санитаров, если мы не достанем им дозу. В прошлом месяце у нас уже был такой случай… Но я не дослушал ее. Нет, такая помощь Эдди не нужна. Я бы никогда в жизни не отдал его в такие условия… Я бы не смог сделать ему хуже, после того, что он пережил… родители, зависимость… Я развернулся и выбежал из клиники, поклявшись себе, что найду деньги хоть из-под земли, но Эдди получит нужное и нормально лечение. Родители… Вдруг я вспомнил о них. Точнее я о них и не забывал, но мне было стыдно, и я не мог признаться им в том, до какой степени я опустился. До той, что денег у нас почти не осталось. Я уже несколько раз брал гитару по ночам и шел играть в метро, но меня оттуда прогнали полицейские. Оказаться в участке не хотелось и пришлось прекратить. Я не спал нормально уже несколько недель, постоянно думал, где взять деньги, пугался Эдди, плакал из-за него, не ел нормально, и выступал на концертах бесплатно. Парни и Катрина заметили, что что-то произошло, но в какой-то момент я понял, что Генри, Виктор и Крис перестали со мной даже здороваться… А один раз, после концерта, зачехляя гитару пальцами, которые не слушались после длительного концерта, я услышал голос Криса за своей спиной: — Вы, блять, только посмотрите на него. Он что, тратит все деньги Спроуса на наркоту? Выглядит отвратительно. А еще и о нас что-то говорил… Я вдруг резко замер и обернулся на парней. — Крис? — Не думал, что ты так быстро зазвездишься. Мог бы хотя бы сказать, что играешь еще на стороне для Спроуса. Ты такая двуличная дрянь, Ричи. Конечно, куда уж нам до тебя…***
От меня отвернулись парни, а Катрина при них никогда не заговаривала со мной, лишь после закрытия клуба тихо подсовала мне еду из бара. Мне было стыдно, но я брал. Не для себя — для Эдди. Ему становилось хуже с каждым днем. Порой бывали дни, когда он даже не вставал с постели, и я ложился рядом с ним, готовый отгонять от него тараканов, которые приползали из кухни, и пауков, которые уже давно поселились в углу нашей убогой комнаты. Из всех вещей в квартире у нас остались только мои гитары. Гитары… Я обнимал Эдди, прижимаясь к нему всем телом, плакал, но клялся себе, что быстрее сдохну, но сделаю все, для того, чтобы вытащить его… В какой-то момент я все же не выдержал и решил позвонить родителям. Денег оставалось совсем ничего — пара долларов, а на кухне из еды был только хлеб. Я нервно кусал кожу на большом пальце, слушая гудки. Я звонил матери, потому что знал, с ней легче будет поговорить об этом, но… Но трубку, на удивление, взял отец. — Пап? — Ричи? — Пап, я… — я нервно сглотнул, видя почти физически перед собой лицо отца, — ты… — Ричи, я узнал, что ты бросил университет, — голос отца отдавал холодом. Я поежился, прикрыл за собой дверь в ванную, чтобы Эдди не слышал, как я готов просить и умолять отца выслать мне немного денег. Я бы отдал… правда. — Пап, у меня… У меня возникли некоторые проблемы… — я перевел дыхание, — мне нужны деньги. В долг, — сразу же добавил я. Отец помолчал какое-то время. — И что же случилось? — Я… Один мой друг попал в беду… — Друг? — переспросил отец, — Ричи, скажи мне правду, что случилось. — Я… — я вдруг почувствовал, что у меня просто уже не осталось сил, — пап, я… — Ричи, я нашел твой инстаграм и нашел фото с парнем. С твоим парнем, — выплюнул отец и я резко замер. Я знал отношение отца к этому… Но как… Как они нашли… — Пап, я… — И сейчас ты звонишь мне, чтобы попросить денег для своего парня? Ричи, парня?! Как ты… как ты мог?! Ричи, и ты еще бросил учебу… я… я знать тебя не хочу. Мне противно, что у меня такой сын. Для матери это будет удар. — Пап, я… — Ричи, я отказываюсь от тебя, как от сына. Я просто поверить не могу… — и с этими словами отец бросил трубку. Это был последний удар, и я не выдержал. Я опустился на пол в ванной, закрывая лицо руками и давясь в немых рыданиях. Потому что плакать в голос было нельзя — в комнате за картонной дверью спал Эдди. Последняя надежда на самых близких людей была разрушена. Я умылся холодной водой, вышел в комнату. Эдди спал на кровати, тяжело дышал под двумя одеялами, потому что ему вечно было холодно. Толстовка задралась, и я увидел у него шрамы на руке от порезов и следы от уколов… я знал, что Эдди чаще и чаще стал видеть то, чего нет… Личинки, пиявки… Я нервно сглотнул, подошел к нему, осторожно поцеловал в поврежденную руку. Потом оглянулся в комнате еще раз. Мой взгляд упал на гитары. В моей коллекции было шесть электрических гитар и одна акустическая, самая первая, которая досталась мне еще от деда… Я почувствовал, что слезы снова начали жечь глаза, но я кое-как сморгнул их. Я взял одну из гитар, синюю, с белыми звездами, коллекционную, которую подарил мне отец на пятнадцать лет. Отец… Я потряс головой. Я должен справиться сам. Я справлюсь… Я протер с гитары пыль, наполировал ее до блеска, зачехлил и тихо вышел из дома.***
— Ричи? Какой сюрприз, — мистер Спроус даже поднял голову от бумаг, завидев меня, — что, решил принять мое предложение? — Нет, — резко сказал я, — я… пришел кое-что продать Вам. Вот. С этими словами я снял с плеча чехол с гитарой. Мистер Спроус снова уставился в бумаги. — Твои игрушечные гитары меня не интересуют. Дверь вон там. — Послушайте, это очень дорогая вещь… Она коллекционная, — я еле сдерживался, чтобы голос не сорвался на писк, — пожалуйста… — мне было противно просить этого человека хотя бы о чем-то. Единственное, что он заслужил, так это быть избитым до полусмерти, — возьмите ее. Она стоит несколько тысяч. — Ричи, я что, похож на ломбард? Рынок? Магазин? Мне не нужна гитара, — мистер Спроус помахал рукой, как бы прогоняя меня. — Но мне нужны деньги. Возьмите гитару, прошу Вас, мне… — Почему ты решил предложить ее мне? — мистер Спроус посмотрел на меня через приспущенные очки, — что, тебе отказали в других музыкальных магазинах? Да. Это было правдой. Никто не хотел брать уже потрепанную, б/ушную гитару, но я промолчал. Просто опустил голову вниз. — Ричи? — Неважно. Возьмите гитару. — И сколько же ты за нее хочешь? — мистер Спросус сложил руки на груди. — Десять тысяч. — Три. — Она стоит намного больше! — вскрикнул я. Я почти кусок от сердца отрывал. — Почему же тогда никто не купил ее у тебя за такую сумму?.. Я прикусил язык. — Три тысячи или нисколько. Соглашайся, — мистер Спроус подошел, взял гитару в руки, стал ее рассматривать, — так уж и быть, порадую сына. — Хорошо, давайте три. Я рассчитывал на бОльшую сумму, но и три тысячи были мне очень нужны. Я бы смог оплатить счета за воду и свет, а еще купить еды… Хотя бы на первое время, пока я бы снова не придумал, что мне делать… — Так уж и быть. По старой дружбе, — с этими словами мистер Спроус достал смятые купюры из кошелька и бросил их на пол. Я был готов стерпеть любое унижение, лишь бы получить деньги. Недолго думая, я опустился на колени перед мистером Спроусом, собирая деньги дрожащими руками. — Смотри, вот ты уже и на коленях… — я поднял голову и вдруг мистер Спроус ударил меня в бок, несильно, но я все же вскрикнул, потому что только недавно зажившие ребра как будто снова рассыпались на мелкие кусочки. Я кое-как собрал деньги и запихнул себе в карман потрепанных джинсов. — Вы будете гореть в Аду. — Ну, это мы еще посмотрим, — мистер Спроус кивком указал мне на дверь, продолжая на вытянутых руках рассматривать мою гитару. Мою гитару. Не оглядываясь, я вышел из кабинета. Тогда я еще не знал, насколько сильно я был еще готов унизиться перед ним, лишь бы… Лишь бы спасти Эдди.