Руины

— Ну, падаван, что думаешь? — спрашивает Бен, усаживаясь рядом с ним на длинный диван, закреплённый в одном углу корабельной зоны отдыха. В его руках датапад, ещё четыре лежат рядом с Оби-Ваном, свернувшимся в углу дивана настолько сильно, насколько смог. — Я думаю, что представитель неймодианского сектора продолжает наблюдать за мной, — отвечает Оби-Ван, переводя взгляд на Арт Боде. Металлически-красные глаза существа смещаются, и юноша вскипает подозрением. — Это потому, что он знает, что лучше так, чем наблюдать за полноценным мастером-джедаем, и мы заставляем его нервничать, — отвечает Бен, и веселье течёт через их всё ещё мучительно слабую связь, — А теперь, что вы думаете об отчётах? Оби-Ван на мгновение прикусывает губу, постукивая пальцами по датападу. — Я думаю, что у нас много информации о ям’риях* и почти никакой информации об оккупантах с Кали. У нас так много отчетов и документов, но информация полностью односторонняя. Это предвзято. — И? Оби-Ван косится на своего учителя, задаваясь вопросом, чего ему не хватает. Шея зудит в том месте, где в неё, кажется, впиваются взгляды представителя Боде. Мозаика складывается, добавляя ещё одну странность в призыв ям’риев к Республике. Он исходил не от самих ям’риев. — И именно Торговая Федерация представляла дело в Сенате. Ям’рии даже не часть Республики, хотя у них явно есть связи, — добавляет Оби-Ван. — Да, и как же им повезло, что именно неймодианский представитель был одним из случайно выбранных наблюдателей для урегулирования конфликта, не так ли? — его мастер откидывается назад и выглядит спокойным и расслабленным, когда любезно улыбается Боде. Тот вздрагивает и отворачивается от них на другом конце комнаты. Оби-Ван смотрит в спину неймодианцу. — Вы говорите, что они это подстроили. У них не должно быть таких возможностей. Это нечестно. — Политики редко бывают честными, Оби-Ван, — слегка укоряет Бен. — Они политики. Но какой вывод можно сделать из их предприимчивости? — Это важно для них, — озвучивает очевидное Оби-Ван, — Они на что-то сделали ставку. — И? — как всегда подталкивает Бен. — И… это значит, что всё может быть не так, как кажется? — предполагает Оби-Ван, и вознаграждается ласковым подёргиванием за косичку падавана. — Именно. *** Кирст — столица Товарскл, ещё не подвергшаяся нападениям калишей** — сливается с окружающей местностью. Город полон природных образований, сводов, подъёмов, извилистых туннелей ярких зелёного и жёлтого цветов, что делает его незаметным с высоты. Ям’рии — насекомообразный высокий вид, и они возвышаются над делегатами, моргая своими выпуклыми глазами и покачивая головами на тонких узких шеях, а их предплечья с бритвенно-острыми лезвиями представляют собой пассивную угрозу при каждом движении. Лу Соорн***, представитель кел-дорцев, кажется единственной необеспокоенной из всех четырёх делегатов, хотя, возможно, из-за того, что сложно разобрать выражение лица любого кел-дорца за их масками. Последними двумя делегатами оказались младший сенатор от Чалакты Юдриш Седран и Поллум Вин, сенатор от Квермии. Находясь рядом с тремя представителями высоких видов Оби-Ван чувствует себя очень маленьким. Он вздрагивает, когда учитель кладёт руку ему на плечо, останавливая. Делегация уходит вперёд, и юноша оборачивается на Бена, указывающего в сторону. — Видишь это поле? — спрашивает Бен невозмутимо, и Оби-Ван оглядывает открывшийся с посадочной площадки вид. Деревья, джунгли, холмы, каменистое поле. — Кладбище? — предполагает он, прищуриваясь, пытаясь рассмотреть камни. Они слишком ровные для естественных образований. — Ям’рии не практикуют погребение, — напоминает ему Бен. Оби-Ван кивает на напоминание, гадая, что это за тест, — потому что он всегда, всегда чувствовал, как будто его учитель проверяет его, — и вдыхает. Задерживает дыхание. И. Выдыхает. Сосредотачивается на этом ощущении и усиливает своё зрение с помощью Силы. — Руины? — спрашивает он, когда наконец может лучше разглядеть форму камней, удивляясь, что его учитель увидел это обычным зрением. — Да. Руины, — соглашается Бен и проходит мимо падавана внутрь. Остальные не стали их дожидаться. Оби-Ван хмурится, потирает ноющие глаза и догоняет его. Ям’рии выбрали одного представителя, спикера Седека, для взаимодействия с делегатами, но было понятно, что даже он не стремится к этому взаимодействию. Остальные же, хоть и обращают на них внимание, стараются держаться в стороне. Это черта ксеноцентрических видов, Оби-Ван знает. Они просят Республику о помощи, да, но на самом деле они не хотят их присутствия здесь. Спикер Седек понимает Основной очень ограниченно, и большая часть первой встречи уходит на перевод протокольного дроида. Как бы то ни было, самым убедительным аргументом Седека о тяжелом положении его людей являются голо-кадры. Горящие деревни, беженцы, разбивающие лагеря на краю города, мёртвые на улицах и короткий кадр с самими калишами, страшными и смертоносными, разрубающими и пронзающими ям’риев острым копьями шони и лиг-мечами**** или стреляющими из пулевиков в толпу паникующих ям’рии. — Этому нужно положить конец! — гремит Боде, ударяя рукой по столу.— Совершенно ясно, что они действуют бесчеловечно! Некоторые из этих ям’риев были подростками. — Они не берут пленных, не выставляют условий или требований сдачи? — спрашивает Лу Соорн, спокойная внешне, но беспокойная в Силе. — Нет. — Они вообще общались? — Нет, — повторяет Седек. Оби-Ван молчит. Он здесь наблюдатель и не играет никакой роли. Его учитель молчит тоже, наблюдая за повторяющимися голо, слушая дебаты о жертвах, ресурсах и усилиях по оказанию помощи, о движении, численности и тактике врагов, о необходимых силах для подавления. — В чём причина? — наконец спрашивает Бен, и делегаты удивляются, позабыв, что он был там, впав в привычное для всех сенаторов состояние возбуждённых дебатов. — Причина? — повторяет Лу Соорн в замешательстве. — С исторической точки зрения во всей галактике настоящий геноцид существует по очень конкретным причинам. Первая — это религиозная нетерпимость. Вторая — видовая дискриминация. Третья — возмездие за причинённый ущерб, — излагает Бен со всем спокойствием и серьёзностью, ожидаемыми от джедаев. — Так что же спровоцировало этот геноцид? Лезвия Седека щёлкают, когда он смещается, разговаривая с дроидом-переводчиком. — Они напали на наши колонии и отогнали наших людей от ценных ресурсов, и теперь они пришли за нами. — Жадность, — выплёвывает Боде, — Заявка на территорию без оспаривания прав законных владельцев! — Это возможно, — кивает Наасаде. По его голосу и лицу ничего невозможно понять, но Оби-Ван чувствует сомнение в его словах. — Вы не ответили мне, спикер Седек. Каковы были отношения между вашими народами до этой кампании? — Это имеет значение? — спрашивает Поллум Вин. — Очевидно, что ям’рии подвергаются вторжению и их люди гибнут. Мы можем расследовать причины геноцида, но после того, как прекратим насилие. — Каким образом? — интересуется Наасаде. — Было выдвинуто предложение направить пятьдесят джедаев и корпус судебных приставов для подавления насилия, — отвечает Вин. — Это не необоснованное требование, учитывая… это, — квермианец склоняет голову к кадрам, появляющимся на голо-экране с поверженными подростками на улице, толпой ям’риев перед вооружённым отрядом. Его печаль и обеспокоенность насилием ясны, и заставляют его действовать. — Калишцы не остановятся, — говорит Седек. — Они должны быть остановлены. — Республика здесь не для того, чтобы отомстить за вас, спикер Седек. Мы здесь только для того, чтобы предложить нашу помощь в обеспечении безопасности ваших людей, — предостерегает Лу Соорн. Лезвия на предплечьях ям’рия щёлкают, но он не отвечает. — Если мы зашли в тупик, возможно, нам стоит сделать перерыв и немного отдохнуть, — предлагает Наасаде присутствующим. Боде пригвождает его взглядом, но Соорн и Седран согласно кивают, хотя Седран выглядит глубоко обеспокоенной. Это одни из первых внереспубликанских переговоров молодой чалактианки, и вне зависимости от их действий, вероятно, случится кровопролитие, прежде чем всё закончится. — Спикер Седрек, мы присоединимся к вам за ужином? В таких переговорах нормально для хозяев устраивать рауты, — Бен улыбается, и Оби-Вану не нравится его улыбка. Она доброжелательная, она идёт его учителю, но, так или иначе, это всё ещё насмешка. Оби-Ван не понимает, как никто этого не видит, но его учитель явно настроен против ям’риев. Он просто не знает, почему. — Ям’рии — хищный вид, мастер Наасаде, — щебечет протокольный дроид, — их диета может быть неприятной для вашего вида. — Я всеядный, — отвечает Бен непреклонно, — При условии, что еда не токсична для моей пищеварительной системы, я бы с радостью попробовал то, что предлагают ям’рии, хотя я не могу говорить за моих коллег-делегатов. Спикер Седрек колеблется, не слишком отличаясь в этом от сенатора-квермиарца. — Пока что будут составляться соглашения, — сообщает дроид. — Вы можете отдохнуть в ваших комнатах, если хотите. Ям’рии надеются, что вы сможете разрешить этот конфликт как можно скорее, чтобы их люди больше не страдали. Это довольно ужасно. — Да, — соглашается Бен невозмутимо, но его глаза блестят. — Это так. *** — Учитель? — спрашивает Оби-Ван, когда они остаются одни в отведённых им комнатах. У них открытая планировка, и они совершенно не приспособлены для размещения людей. — Почему вы вызвались на эту миссию? Сенат не просил сопровождения джедаев. — Нет, — кивает Бен своему ученику, усаживаясь на широкую изогнутую и слегка слишком высокую скамью. — И всё же предложение о развёртывании пятидесяти джедаев уже было внесено, если комитет согласился с таким курсом действий. Они хотят, чтобы мы вмешались, но не предоставили нам никакого контроля над этим решением. — Но они согласились с вашим назначением. — У них не было большого выбора в этом вопросе, — объясняет ему Бен, лениво поглаживая бусинку в косе, — Если бы они отказали нам, мы могли бы отказать им. — Вот почему представитель Боде продолжает наблюдать за нами, да? — Он не хочет, чтобы мы были здесь, — снова кивает Бен. Его руки опускаются, и он наклоняется вперёд, опираясь на колени. — То есть, что-то действительно не так, — делает вывод Оби-Ван, скрещивая руки, — Они не говорят нам правду. Бен улыбается. — Нет, не говорят. Оби-Ван колеблется, следующий вопрос вертится на языке, и пристальный взгляд его учителя побуждает его задать. — Как вы узнали? О кризисе ям’риев, о предложении, и о том, что со всем этим что-то не так? У вас было видение? Его учитель молчит некоторое время, всё ещё пристально наблюдая за ним. — С определённой точки зрения, — он вздыхает, отряхивает несуществующую пыль с колен и садится ровно, — Ты когда-нибудь слышал о Галидраане? Оби-Ван хмурится, в названии есть что-то знакомое, но в голову ничего не приходит. Он качает головой. — Галидраан был… — Бен останавливается, сжимая губы, трясёт головой и пробует снова. Гнев поднимается и рассеивается так же быстро, как и появляется. Оби-Ван начинает нервничать. — Всё началось очень похоже на это. Джедаев вызвал на планету губернатор, утверждая, что Истинные Мандалорцы убивают его людей. — А они убивали? — спрашивает Оби-Ван, внутренне вздрагивая, потому что технически, или, по крайней мере, насколько кому-либо известно, его учитель был мандалорцем. — Нет, но другая фракция, которой был лоялен губернатор, Дозор Смерти, позаботилась, чтобы джедаи нашли тела и свидетельства убийств. Я не буду сейчас объяснять разницу в их идеологиях, но достаточно сказать, что в тот день джедаи… совершили большую ошибку. — Что случилось? — задаёт вопрос Оби-Ван, чувствуя, что, возможно, он не хочет этого знать. Но Сила подсказывала ему, что ему нужно это знать. — При аресте Истинные Мандалорцы оказали сопротивление, зная, что для них заготовлена ловушка. Произошла стычка, вспыхнул бой, и джедаи… уничтожили Истинных Мандалорцев, пока Дозор Смерти смеялся, наблюдая, как мы выполняем за них грязную работу. Мандалор до сих пор раздирают противоречия, и они до сих пор не получили никаких компенсаций за наши действия. -… все они? — спрашивает Оби-Ван, не веря, что джедаи могли… могли… — Все, кроме одного, — шепчет Бен, отворачиваясь. — Джанго Фетта, последнего Манд’алора. Оби-Ван сглатывает от боли в горле, злой и напуганный, неуверенный и несбалансированный. Учитель смотрит на него и протягивает руку. Оби-Ван заставляет пальцы разжаться, осознавая, что сжал их до боли, и делает шаг, позволяя Бену притянуть его. Они стоят, практически соприкасаясь носами, Бен наклоняется, утыкаясь Оби-Вану в лоб, и закрывает глаза. Оби-Ван повторяет, чувствуя, как присутствие его учителя в Силе оборачивается вокруг него, укрывающее, успокаивающее, направляющее. Мастер не наказывает Оби-Вана за его эмоции, не говорит ему отпустить их. Оби-Ван делает несколько глубоких вдохов и говорит себе, что это уже случилось, что он ничего не может исправить, что, если он знает, — а сейчас он знает, — он может убедиться, что это больше не повторится. — Вот почему мы здесь, — говорит он, отступая, чтобы не дышать учителю в лицо, — Чтобы убедиться, что то, что произошло в Галидраане, не повторится опять. Он ощущает, как клокочущие под кожей чувства отступают, и эмоции успокаиваются. Они всё ещё там, но больше не кричат в нём, и он может разобраться с ними позже. Через их хрупкую связь Оби-Ван может чувствовать, как расцветает гордость его учителя за него. — Да, падаван, вот почему мы здесь. *** Бен знает, что его падаван обеспокоен не только их миссией и тем, что скрыто в её тенях, но и им самим. Он пытается сохранить напряжение в мышцах, оставить его под кожей, пытается сохранить обострённое яростное восприятие генерала ВАР в безвыходной ситуации, но это сложнее, чем он помнит. Всё кажется знакомым. Он будто сошёл с корабля, и всё в его крови и в его инстинктах говорит: я знаю это место. Бен никогда не был в Товарскл. Он даже никогда не был на Кали. Но это не имеет значения, потому что Товарскл походил на все другие миры, залитые кровью и предательством. Товарскл был Мелида/Даан и Мандалор, и Набу, и Христофсис. Умбара, Утапау, Мустафар и сотни других полей сражений. И здесь, как и везде, был налёт цивилизации на руинах ушедшего, наполненный волнами гнева-отчаяния-ненависти-страха, пульсирующих в Силе как от ям’риев, так и от калишей, и под всем этим… простиралась невидимая рука, коварная и затаившаяся, шаг за шагом ведущая их всех, бессознательных, к краху. Бен собирался убедиться, что они сошли с этого пути. Довольно очевидно, что ям’рии не привыкли принимать гостей, но протокольный дроид, по крайней мере, кажется, гарантирует, что никто не будет непреднамеренно отравлен за столом. Для большинства делегатов стулья слишком высоки, и им приходится найти подходящие, но и тогда они довольно разные. Во главе стола садится лидер ям’риев, три места по обе стороны от него занимают вожди и спикер Седек, а затем гости. Противоположный край стола остаётся пустым, поскольку никто не должен быть равным лидеру. Именно туда, разумеется, Бен усаживает своего падавана. Ям’рии трещат и щёлкают в беспокойстве, но дроид их не переводит. Делегаты смотрят на Бена, тот просто невозмутимо улыбается им и занимает свое место. Стол ломится от жареного мяса, ярких бархатистых фруктов, мягкого сливочного сыра с дырками и яиц. Они все разные: совсем мелкие, размером с рыбью икру, лежат в пиалах. Рядом более крупные нежно-жёлтые яйца тушёные с травами, и, наконец, самые крупные, похожие на глобус, розовые яица. Каждое из них лежит в отдельной чаше, с небольшим соусником и ложкой для выскабливания сырых внутренностей. — Этого достаточно для соблюдения ваших обычаев? — спрашивает спикер Седек через дроида. — Это именно то, что нужно, — отвечает Бен, наблюдая, как обслуживающий дроид ставит одну из чаш перед Оби-Ваном. Поскольку тот сидит напротив лидера, протокол диктует подавать ему лучшее из лучшего. Падаван Бена и до обеда выглядел испуганным, но сейчас он смотрит на этот предполагаемый деликатес в ужасе. — Что… это… — заикается Оби-Ван, а затем прикусывает губу, бросая нервный взгляд на делегатов, стол, полный ям’риев, и учителя. Выражение его лица выравнивается, и он разворачивает чашу в руках, обхватив её за донышко. — Могу я спросить, что это? — спрашивает он внятнее и выглядит менее потрясённым. — Первый официальный обед вашего падавана? — шепчет Седран с весельем. — Он должен быть рад, что это не празднование Дня Убезианского Духа. Я никогда не соглашусь на это снова. — Всё было бы предпочтительнее того, что они только что поставили перед нами, — отвечает Бен непринуждённо. Седран удивлённо моргает и полностью разворачивается к нему. — Это ху’рама, молодой джедай, — отвечает протокольный дроид, — Деликатес. — Что такое ху’рама? — настаивает Оби-Ван, и Бен посылает одобрение и решимость к своему падавану. Тот излучает мрачную решимость, отвращение и струйку жёстко контролируемого страха. — Не оскорбляй наших хозяев, падаван Кеноби! — предостерегает представитель Боде, бросая непонятные взгляды между гостями и хозяевами. — Свежее яйцо, подается с сиропом или соусом, — продолжает отвечать дроид. — Яйцо какого вида? — давит Оби-Ван дальше, и ям’рии трещат, спикер Седек склоняет голову под гневным шипением лидера. Протокольный дроид смотрит на яйцо, а затем снова на падавана. — Это яйцо калиш, молодой джедай, — отвечает протокольный дроид, и все делегаты замирают на своих местах, каждый из них смотрит на чаши на столе, ужас поднимается, как туман. Оби-Ван кивает и наконец делает то, что хотел с того момента как сел: он выхватывает из чаши живое яйцо и прячет его под защитой своего тела. Свет внутри яйца тусклый в Силе, но он ещё не погас совсем. — Мы не станем это поощрять! — грохочет Лу Соорн, её голос исходит из глубины груди, руки прижимаются к столу, — Республика никогда не потворствовала каннибализму одного разумного вида над другим, независимо от того, как этот вид отомстил. Спикер Седек, скажите вашему лидеру, что мы серьёзно пересмотрим наше положение здесь, и, хотя мы ещё можем надеяться остановить насилие, вопрос не будет решён в вашу пользу. — Вы не можете осуждать всю планету из-за культурных обычаев — никогда в истории Республики мы не отказывали в помощи, по крайней мере, не сделав попытки… — протестует Боде, задыхаясь, что является его видовым аналогом испарины. — Культурные практики! — восклицает Седран, гнев пробирает её до костей. — Делегат Боде! Пока они спорят, преодолевая своё потрясение, Бен собирает оставшиеся на столе яйца с помощью Силы, и забирает их вместе с падаваном. Ям’рии не вмешиваются, но внимательно наблюдают за ними своими фасеточными глазами, в которых отчётливо заметен расчёт. Они шипят и трещат, и у Бена очень плохое предчувствие. — Оби-Ван, мы должны вернуть эти яйца обратно калишам, — Бен поспешно выводит своего падавана из зала, но не уходит далеко: он всё ещё должен защищать делегатов, и Сила поёт ему: опасность-опасность-опасность. Бен рад, что Оби-Ван в мантии, и он складываяет в неё яйца как можно осторожнее, проверяя каждую маленькую жизнь импульсом Живой Силы, чтобы придать им сил. Два из них едва помещаются в самые большие карманы мантии, ещё два Бен кладёт в капюшон, и ещё одно остаётся в руке Оби-Вана. Другая его рука сжимает рукоять светового меча. — Ты должен, — исправляется Бен, проклиная себя за представление, но зная, что у него не было другого выбора, кроме как публично разоблачить обман. Он чувствовал, что это было правильно, и оно было, оно позволило избежать путаницы среди делегатов, но теперь все они были в большой опасности. — Отправляйся к калишам. Сейчас же. Я должен оставаться с делегатами и попытаться связаться с Советом. — Учитель!.. — протестует Оби-Ван, в Силе поднимается вихрь эмоций и сомнений, и Бен старается успокоить его лёгкими импульсами веры. Он дёргает Оби-Вана за косичку. — Будь осторожен, Оби-Ван, верь в себя и в Силу, — напутствует он, подталкивая юношу, и возвращается в обеденный зал, слыша, как Оби-Ван торопливо бросается прочь. *** Оби-Ван не собирался паниковать, не собирался. Его учитель был ужасающим и умным, и всегда таким уверенным. Он будет в порядке. С другой стороны, Оби-Ван… Казалось, что джунгли шептались и двигались вокруг него. Его усиленные Силой шаги едва касались поверхности почвы, когда он мчался на восток, где согласно отчётам, находились основные силы калишей. Он чувствовал жестокость оттуда, волна гнева-отчаяния-ненависти-страха ключом била из этого источника войны. Ночь ещё не наступила, но под густым куполом крон казалось именно так. Оби-Вана вела Сила, указывая ему путь сквозь стволы, лозы и корявые корни, которые он едва видел. Сквозь вспышки живых существ, бредущих мимо него. Сила вела его сквозь джунгли как рыбу, плывущую по течению, позволяя пути вести его, а не ему выбирать путь. Он больше никогда не будет жаловаться на тренировки до полусмерти с мастером, независимо от количества синяков, унизительных знакомств со стенами и колоннами, неожиданных ударов по лодыжкам или беспорядочного подметания собой пола. Чувствовать бластерный выстрел с закрытыми глазами учили пятилетних детей, но даже тренировочный, он ощущался в Силе опасностью-угрозой. Здесь, в безмолвном окружении лесов чувствовать опасность оказалось гораздо сложнее. «Если миралуки могут видеть в абсолютной темноте, падаван, то и ты сможешь», — сказал ему учитель, — «Все мы связаны с одной и той же Силой». Что всё ещё не объясняло, как они это делали. Учитывая, что миралуки рождались слепыми, их способность приходила к ним естественным образом, но мастер Оби-Вана никогда не сомневался в его способностях, даже когда Оби-Ван сам хотел, чтобы он это делал. Бен никогда этого не делал, как и Оби-Ван. Чем дальше он углубляется в джунгли, тем меньше боится обнаружения ям’риями, и тише становится предупреждение в Силе. Страх растворяется, давая его чувствам расшириться. Джунгли окружают его, и они не похожи на храмовые сады. Здесь корни уходят глубже сквозь слои плодородной почвы и пластов песка. Вода течёт спокойно и неторопливо, и он не чувствует концов реки, так, как чувствует круговорот воды в Зале Тысячи Фонтанов, когда один канал ниспадает сверху вниз и возвращается обратно. Что-то большое и живое движется в воде. Маленькие, припадающие на передние лапы, существа ступают среди ветвей и настороженно наблюдают за ним. Кроны ширятся и ширятся, каждое растение находит свой путь к свету, слои густой листвы нависают над слоями. Он может чувствовать это всё в глубине своего разума, выжженное на сетчатке негативом, и когда он закрывает глаза, гул в Силе становится ярче. Он чувствует свет, окружающий его даже во взвешенных в воздухе спорах; утопленную в корнях тьму, разлагающую плоть, кость и гниющую листву до основных элементов, и снова превращающуюся в свет, подпитывающий деревья. Пять яиц, которые он несёт, сияют всё ещё ярко. Они слегка напряжены, хотя он старался трясти их как можно меньше, пытаясь избежать расколов или трещин раковин. В одном, том, что прижат к его животу, он чувствует шевеление. Волна защитной ярости поднимается в нём при мысли, что могли бы сделать ям'рии, и это ведёт его вперёд.