Сад падающих звёзд

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       — Мой повелитель, мы можем вычислить их иначе, не стоит так рисковать собой.        — Уён, я хочу посмотреть в их лица до того, как на них отразится ужас понимания. Я хочу видеть, как они себя ощущают хозяевами жизни. Я возьму Чонхо и его лучших цепных псов, но не тебя. Не в этот раз. Твоё лицо, советник, слишком известно.        — А твоё, государь, нет?        — Для этого я воспользуюсь услугами цирюльника, он, конечно, не такой великолепный, как Сонхва, но он с помощью грима немного подправит мою внешность.        — Так в чём сложность подправить и мне?        — Я хочу, чтобы ты был здесь с самыми дорогими мне омегами. Ты понял?        — Да, повелитель, — нехотя соглашается Уён, закусывая губу до синевы и бросая короткий взгляд на дверь, за которой под присмотром Ёсана находятся Сонхва и Юнхо, чьи гиперфазы совпали и которых по приказу султана увели в отдельные покои.        Если вдуматься, именно внеочередная гиперфаза мучающегося больше, чем обычные омеги, Юнхо побуждает Сана выйти в люди. Потому что все облавы, которые они проводили, разбились как волны о скалы. То ли кто-то из дворца их предупреждал, то ли и впрямь эта сеть скрывалась под покровом всевидящего солнца, чьим наместником на земле считался султан.        Невольничий рынок становится для Сана не самым приятным открытием: сальные взгляды альф-покупателей на полуодетых клеймённых омег, изнурённые альфы, покрытые синяками, заплаканные дети. Всё, что нужно для покупки раба на любой вкус и не за большую цену. Альфы проходят торговцев под открытым небом спешно, Чонхо едва поспевает за ускорившимся Саном, сжавшим кулаки.        Дав на лапу несколько монет, они проходят в крытые ряды, где нет такого галдежа, и солнечные лучи не выжигают кожу невольников в прямом смысле слова, делая их бронзовокожими, как жители дальнего юга.        Здесь товар на порядок лучше, рабы-альфы не выглядят как избитые до полусмерти скелеты, клейма на омегах более аккуратные, да и омеги одеты в чистое и сами чистые, есть подростки, но растерянных малышей с потухшими глазами нет. Но и это не их цель, Чонхо ужом просачивается в закоулок и отстукивает какой-то ритм по окованной медными пластинами двери, в которой на стук появляется щёлочка, в прорези сверкают глаза.        — Кто?        Сан молча показывает опознавательное кольцо избранного покупателя, которое заполучили при разговоре с одним из вельмож, падким на юных омег, едва вошедших в пору. Альфа был замечен в растрате порученной ему казны, а узнав, что у нескольких омег его гарема есть солнце на шее, султан решил сам посетить его и поговорить с омегами. Особого разговора не получилось, совсем юные омеги, одурманенные травами и благовониями, жаждали лишь одного.        Трясущийся альфа рассказал о специальном стуке, о месторасположении торга с уникальным товаром и даже без пыток выдал имена тех, кто покупает меченных солнцем омег, с трудом стянул кольцо с толстого пальца и протянул султану, падая ниц и умоляя оставить ему жизнь. Но решение было не в его пользу.        Владения присоединили к землям султана, лишив наследников вельможи любых прав, все богатства ушли в счёт государства, значительно пополнив казну, а омеги попали в топазовый двор гарема, где Ёсан занялся омегами, но покачал головой.        — Их опаивали слишком долгое время, они никогда не восстановятся. И… повелитель, они вряд ли понимают человеческую речь.        — Есть какой-то способ помочь? — вместо ответа Ёсан покачал головой, а у Сана забурлила кровь. — Найди самый безболезненный способ для несчастных.        Кольцо хочется снять, оно склизкой мерзостью обвивает палец, но Сан сжимает зубы и входит в помещение. Ноздри, даже после приёма специального настоя, на время приглушающего обоняние, широко раздуваются, втягивая запах пребывающих в гиперфазе омег. На стенах как и на одеждах альф-прислужников аспидно-чёрное солнце с извилистыми лучами, и, значит, они пришли туда, куда нужно.        Сан прохаживается туда-сюда, делая вид, что присматривается к омегам, хотя на них тоже смотрит, закипая изнутри от мысли, что многим из них придётся встретиться с праотцами, чтобы больше не находиться в полуживотном состоянии с утраченным разумом. В большинстве своём омеги совсем юны, единицам больше восемнадцати.        Владельца заведения первым замечает Чонхо, взглядом указывая на крупного альфу, гораздо крупнее и выше Минки. Хозяин прохаживается между покупателями, расхваливая товар, а у Сана чешутся зубы и руки. Он готов вцепиться зубами во врага. Но он пока не касается меча усилием воли, чтобы не вызвать подозрений, пока покупателей прибывает.        Желание полностью запретить невольничьи рынки растёт, но он прекрасно понимает, что если запретит, подпольную торговлю будет вычислить сложнее. Но вот ужесточить наказания по многим поводам — будет вполне по силам. Провести пару публичных наказаний, и желающих забавляться с товаром значительно поубавится.        Чонхо коротко кивает Сану, давая понять, что среди покупателей, жадно смотрящих на томно извивающихся и жаждущих омег, их людей больше, и можно приступать. Схватка оказывается недолгой, многие богатые посетители пытаются сбежать, но снаружи здания их ждут стражники, хватающие всех, без разбору.        Охрана владельца оказывает сопротивление, но у цепных псов султана потерь всё равно немного — один убитый и четверо ранены. Охранники почти все поголовно в лужах крови на каменном полу. До последнего отбивавшийся владелец сдаётся, предлагая богатый откуп, но натыкается на немую стену.        Сан молча смотрит на него как на мерзкий зловонный полуразложившийся труп врага, на который даже плюнуть не хочется — своей слюны жалко. Омеги даже крика не поднимают, смотрят затуманенным взором на альф, протягивая руки, и лишь цепи на щиколотках не дают броситься на шеи.        Чонхо снова кивает стражникам, и они уводят пленников, тем временем в помещение с тяжёлым запахом омег входит казначей и его помощники, которым предстоит описать сокровища, на которые наткнулись люди Чонхо, обыскивая здание. Скопцы же выводят полубессознательных омег, которыми предстоит заняться Ёсану.        — Сегодня мне потребуется не просто купель, мне хочется вымыться изнутри. Попроси Ёсана приготовить мне настой.        Чонхо молча кивает и следует за султаном по городу вплоть до дверей, у которых дежурит подозрительно бледный Уён. Его смуглый товарищ и советник, который бросается в бой и не бледнеет от ходящей рядом смерти, бледен как гипсовый барельеф в зале славы. Сан кладёт руку ему на плечо, и тот вздрагивает, облизывая губы.        — Всё в порядке? — но ответа не нужно — сладкие стоны по ту сторону двери лучше всяких слов отвечают на зависший в воздухе вопрос.        — Ёсан сказал, что омеги в гареме так делают, когда становится совсем невмоготу, — голос Уёна сиплый, срывается то в фальцет, то в хрип. — Я разогнал охрану, они даже под подавителями обоняния едва на стену не полезли.        — Да ты и сам не лучшим образом выглядишь, — Сан тяжело сглатывает на громком протяжном стоне, ощущая, как поднимаются волоски на теле, становясь дыбом, а соски твердеют, когда он понимает, ЧЕЙ это стон. — Пора налаживать воспитание омег-воителей, чтобы в такие дни хранили альф от седых волос.        — Ха, — Уён давится воздухом и трёт с усилием лицо. — Пока омеги находились в пределах гарема в специальных комнатах, я знать не знал… господи, это пытка, знаешь… сидеть вот так… слушать и сдерживать себя и других.        — Топазовый двор для тебя всегда открыт, выбирай любого.        — Ха, — снова выдыхает Уён и поворачивается к Сану с выступившими капельками пота на висках.        Султан тоже не камень. Если бы не заперший изнутри дверь Ёсан, если бы не понимание, что омеги принадлежат господину, Уён бы даже под подавителями вломился бы в комнату, чтобы облегчить лихорадочное желание жаждущих внимания омег. Хорошо, что гон у альф всего раз в год и всего один день. Будь бы он омегой, давно бы укоротил свой век, не выдержав. Уён кусает губу и решается:        — Ты так и собираешься игнорировать их обоих? Мог бы помочь, твои омеги, между прочим.        — Спокойной ночи, Уён.        Сан с трудом отлипает от стены и удаляется в свои покои, не ответив на вопрос. Хотя Уёну ответ не так и нужен, но вопрос следовало задать. Возвращается Чонхо со сменой, состоящей из скопцов, и стучит в двери. Щёлкает замок, слышна возня с запором, дверь открывается, и из комнаты показывается взмокший тяжело дышащий Сонхва, за ним уставший и вряд ли спавший несколько дней Ёсан, поддерживающий Сонхва под локоть.        — Уён, ты на смерть похож.        — И как всегда великолепен, — смех похож на вороний грай. Уён машет ему рукой и на негнущихся ногах уходит в сторону своей комнаты.        — Сопроводи, — Чонхо кивает одному из охранников, и тот, с трудом оторвав взгляд от разметавшегося на постели Юнхо, следует за омегами, а потом возвращается из гарема с Ёсаном. — Повелитель хотел твоего настоя, только скажи, где взять и ляг поспи хоть немного, — Чонхо убирает упавшие на лоб пряди волос, выбившиеся из-под головного украшения, но Ёсан устало улыбается и перехватывает пальцы, прикладывая к щеке.        — Настой готов, занесу господину, а потом… у меня есть около часа, твоя смена закончилась, а я очень соскучился.        Чонхо вообще крайне устойчив, всегда спокоен и уравновешен, в бою и с врагами жесток и опасен. Никто не мог сладить с ним, кроме юного принца, в скором времени превратившегося в султана. Ему прочили смерть ещё до прихода на престол Сана, но он никогда не разбрасывался стоящими людьми, а Чонхо, несмотря на свою славу ему таким и казался.        И пусть Чонхо называли цепным псом, пусть ненавидели и распускали слухи о том, что он снимает кожу с омег и ест на завтрак младенцев, лишь бы султан, которому он так верен, был жив. И Чонхо для этого делает всё возможное и невозможное. Сан даже вряд ли знает, насколько его решение спасти Чонхо от казни привязало к султану.         Неистовый Чонхо, Непробиваемый Чонхо, Кровожадный Чонхо, как только его ни называли. Даже Чёрной Смертью. Его боялись буквально все. Не робели только юный принц и его друг Уён. Чонхо никогда не думал, что у него появится омега, потому что при его виде нежные сердца трепетали не от восхищения, а от ужаса.        Но ступив с молодым султаном во дворец как военачальник, выучив все закоулки как свои пять пальцев, а потом и получив первый шрам, уже будучи не просто телохранителем юного принца, Чонхо попал под чуткие пальцы не военного врача, а омеги-лекаря, который не побоялся не только посмотреть в глаза и врачевать, но и не отшатнулся от прикосновения к щеке.        Кто бы сказал, Чонхо бы не поверил, что найдётся "управа" в виде тонкокостного, но ладно сложенного уже не юного омеги, которому стоит просто поманить пальцем или глянуть на него, как у Чонхо сладко ноет внутри. Потому когда Ёсан многозначительно улыбается, закусывая губу, Чонхо глотает все слова просьб отдохнуть и поспать.        Потому что устоять перед Ёсаном не смогут и мертвецы. Чонхо идёт в спальню и зажигает любимые омегой ароматические палочки, раздеваясь и укладываясь на постель, чтобы не тратить время в пустую. А когда Ёсан проскальзывает в дверь и оказывается в его руках, мир попросту перестаёт существовать.        Сан крутится на постели, силясь уснуть. Но сна нет, зато море мыслей рвётся в голову словно селевый поток, молниеносно сходящий на селение и стирающий его с лица земли. Сан устало трёт лицо и откидывается на подушки. В голове зреет план, который он и решает воплотить к вечеру следующего дня. За планированием незаметно приходит сон.        План прост и в то же время хитёр, отчего Сан усмехается весь день и чувствует себя наконец-то коварным султаном. Не всё же только в книгах о коварстве читать. В комнате царит приятная прохлада, за окном переливаются трели вечерних птиц, ещё чуть — и запоёт соловей. Сан отстукивает по столешнице пальцами, ожидая прихода Уёна с минуты на минуту. Его приближение он чувствует задолго до того, как открывается дверь.        — Я пришёл, — говорит Уён из-за кипы книг.        — Вот и молодец, — говорит Сан, и Уён слышит, как закрывается дверь на замок, а из угла слышит судорожный вздох, принадлежащий кому угодно, но только не султану.        — Повелитель, ты не можешь со мной так поступить!        — Я уже так поступил, — говорит Сан, его голос приглушён деревом двери, но Уён слышит смешливые нотки. — Развлекайтесь.        Уён не разжимает пальцы только усилием воли, он медленно разворачивается к столу и складывает всю кипу книг, которые искал в библиотеке, ощущая, как на загривке становятся дыбом волосы, когда к нему со спины прижимается гибкое тело омеги, а ноздри улавливают, с кем именно его закрыл султан.        Коварный, хотя таким и не кажется султан. Кровь бурлит и в то же время стынет. Уён сглатывает и разворачивается, стараясь не касаться омеги. Сонхва смотрит на него, как Уёну кажется, немного насмешливо и жаждуще:        — Чего изволит господин?        — Ничего, — голос Уёна не подчиняется ему. Единственный день в году и его угораздило попасть в ловушку.        — Мне нужно умолять взять меня или же господин сам догадается, что нужно делать?        Уён тяжело сглатывает и окидывает быстрым взглядом комнату. Не глядя, он хватает горячие и шарящие по его телу руки омеги, с ужасом понимая, что у Сонхва гиперфаза ещё не закончилась, хотя вчера ночью он думал, что в гарем его повели только потому, что цикл завершился.        Провалиться под землю хочется ещё сильнее, он на грани, сходит с ума, и в голове ни одной приличной мысли, кроме одной крохотной, почти утонувшей в волне животного желания: «нельзя». Уён ужом выкручивается из рук омеги и начинает тактическое отступление к окну, в которое и выпрыгивает, отходя на приличное расстояние и выставляя перед собой руки:        — Нет, Сонхва, нет. Прости. Мне нужно кое с кем переговорить.        Сонхва с непониманием смотрит на него некоторое время, а потом молча закрывает окно, щёлкая задвижкой. Уён смотрит на окно с пониманием, что только что упустил возможность, когда омега сам шёл в руки, и гон, от которого в голове мутится и дурнеет, вот-вот сыграет злую шутку. Потому он спешно разворачивается и уходит. В покои султана он, конечно, не врывается, даже на ногах держится с трудом.        — Нам нужно поговорить, — тяжело выдыхает Уён, придерживаясь за притолоку двери. — Что ты устроил?        — Свидание. Ты же всегда его желал. А тут такой шанс.        — То есть ты знал о том, что… ты знал всё это время?        — Нужно быть слепцом, чтобы не заметить. Не понимаю, почему ты не воспользовался шансом?        — Я не беру омег султана. Даже когда он сам предлагает.        — Это не мешает тебе по нему вздыхать, — резонно замечает Сан, откладывая перо и прямо смотря на дрожащего советника. — Повторюсь, не вижу причин отказывать такому роскошному омеге.        — Сонхва по-прежнему принадлежит сапфировому двору.       — Это условности. Я не хочу, чтобы в топазовом его решили отравить. И я хочу, чтобы мой друг и товарищ получил то, о чём мечтает.        — Ты бы свои сердечные дела уладил, государь, а не чужие. Оставь нас в покое.        — Вас? — Сан изгибает бровь и холодно усмехается. — Каких таких вас, если ты только что сбежал от желающего тебя омеги?        — Сан, — Уён тяжело вздыхает и прикрывает глаза. Ещё немного, и он перестанет себя контролировать, — отбросим все формальности и особенности положений, просто подумай, если бы ты был на моём месте, а Юнхо на месте Сонхва, ты бы смог так поступить? Если же ты считаешь, что я отказался от царского подарка и не заслуживаю жизни, можешь отправлять меня на плаху хоть сейчас. Но если сам не смог бы так поступить, то почему ты думаешь, что я хочу получить желаемое вот так?        — Прости. Я просто устал видеть твой собачий взгляд.        — Свой не видел, значит, — усмехается Уён и пожимает протянутую руку султана. — Ты тоже прости, я едва держусь.        — Тогда нам срочно нужен другой омега. Или два, судя по твоему состоянию.        — Катись в задницу, — тяжело выдыхает Уён, когда его обнимают три будто из воздуха соткавшихся омеги, увлекая в соседние пустующие покои. От смерти его спасает лишь то, что Сан это Сан, и они с ним выросли вместе, как братья и товарищи, иначе болтаться на виселице за дерзости.        Гиперфазу Юнхо Сан переносит тяжело. Он уходит в другое крыло дворца, отвлекается на омег топазового двора, но перед глазами лишь Юнхо, которого хочется до судорог в мышцах. Тренировки сменяют конные прогулки, их сменяют государственные дела, а дела омеги, но успокоения султан не находит.        Дядя до сих пор не даёт о себе знать, шпионы Чонхо молчат, никаких сборов или волнений, визирь затаился, и Сан решается на поездку в бывший дворец визиря, а теперь свою резиденцию. Уён возмущённо сопит на слова султана, но он не глуп и всё понимает.        — Уён, остаёшься во дворце. Мне нужен надёжный человек здесь. Чонхо, Ёсана и Юнхо я беру с собой. Позаботься о Сонхва, пока меня не будет. Не хочу, чтобы он заскучал.        — Повелитель? Почему ты не возьмёшь его с собой? — Уён крайне удивлён, Сану даже на мгновение кажется, что возмущён, что вызывает улыбку.        — Хочу о многом подумать.        — Но Юнхо ты берёшь с собой.        — Хочу попытаться узнать что-нибудь ещё. Из первых уст. Будь осторожен, друг мой.        — Ты тоже, повелитель. Прошлый раз ты едва выжил.        — Но не в первый раз же, — усмехается Сан, зачёсывая волосы назад и склоняя голову к плечу. — Такова жизнь правителя, не так ли?        — Он попытается тебя уничтожить.        — Но я ведь никогда не бежал от боя, не сбегу и сейчас. Если придёт мой смертный час, то никто и ничто не убережёт меня. Если предки призовут меня к себе, то так тому и быть. Но я очень не хотел бы потерять дорогих моему сердцу людей. Потому я поступаю так, как… Уён, ты же и сам всё понимаешь…        — Да, повелитель. Но я хочу быть рядом.        — Я понимаю. Но ты мне нужен здесь.        После ужина Сан направляется в гарем. В сапфировом дворе слышны песни и смех, которые смолкают, когда золотые двери распахиваются, и входит султан. Сан улыбается бросившему на него взгляд Сонхва, но взглядом ищет Юнхо. Сонхва поджимает губы и тяжело вздыхает, кивая в сторону фонтана. Сан выходит в сад, и оглядывается, вычисляя местоположение хитроумно спрятавшегося омеги, и найдя, просит:        — Оставь всё и подойди.        Юнхо замирает, удивлённый, что его местоположение нашли так легко и просто, а он не услышал шагов, и подходит, склонив голову. Даже в покорной позе он выше Сана на полголовы, что вряд ли устраивало предыдущего хозяина, самоутверждавшегося за его счёт. Но Сану нравится и ему плевать с высокой башни, что омега выше и крупнее. Омеги бывают разные и всем давным-давно пора принять это как факт. Но многих альф ущемляет то, что омеги могут быть разными или способнее в чём-то.        — Играешь на музыкальных инструментах?        — Да, господин, — Сан впервые слышит голос Юнхо, если не считать стонов в лазарете, то омега раньше не издавал и звука. Его голос ласкает слух и мягко звучит.        — На чём?        — На лютне, мой господин.        — Захвати её с собой, когда будешь собираться. Завтра мы едем в резиденцию на некоторое время.        — Как прикажете, повелитель.        — И у меня большая просьба, — на этих словах Юнхо напрягается и, кажется, вот-вот готов сбежать. — Перестань смотреть на меня так, словно я тебя ударю или верну прежнему хозяину. Его больше нет, и он никогда не обидит больше ни одного омегу, — Юнхо бледнеет, а потом идёт пятнами, и Сан подлетает к нему, удерживая под локоть, когда ноги омеги подкашиваются, и его ведёт. — Знай, что тебя не обидит никто. Тем более я.