Созвездия

      Воздух словно потяжелел в десять раз. Ева забыла, как дышать. Тело напрочь отказывалось подчиняться, а мозг не справлялся и перестал обрабатывать всякую информацию. А думать надо было, причем срочно. Там, внизу, был живой человек. Он тяжело дышал, волновался и явно был напуган. Боже, а как была напугана Ева!       — Эй, кто-нибудь! Помогите! — истошный, полный отчаяния мужской крик. Ева продолжала оставаться на месте, приросшая ногами к холодной земле. Мозг словно отключился. Она не помнит, сколько вот так вот простояла, сбитая с толку, но человек в лифте уже успел перейти к активным действиям и стал долбится в створки люка, пытаясь их выбить. Не получится, Ева их закрыла снаружи. Когда она сама оттуда впервые выбралась, закрыть проход вот так было некому.       — Меня кто-нибудь слышит?! — теперь крик был гораздо громче и ближе. Еву дернуло, Гав пробежал мимо нее и дернул хвостом, останавливаясь и с некой опаской смотря на виднеющиеся пальцы незнакомца. Тоже же мне, охранник.       — Зараза! Хоть кто-нибудь! Э-эй!       — Сейчас! — Ева опомнилась, бросившись незнакомцу на помощь. В происходящее не верилось от слова совсем. Куда делись ее инстинкты самосохранения? Неважно, пускай все катится к черту, лишь бы Ева наконец-то не была одна. Руки тряслись, Ева прильнула к люку и суетливо потянула на себя дверцы. Из темноты, освещаемой лишь неясным красным огнем, на нее смотрел напуганный до чертиков парень. Весь в холодном поту, дерганный, Ева уверена, она сейчас выглядела не лучше. Тот бросил на нее взгляд, полный чего-то непонятного: не то проблеска надежды, не то звериного ужаса, паники, удивления, а может всего и сразу. Она без раздумий потянулась к нему, и парень без колебаний принял руку помощи. Выполз он, издавая не очень хорошие кряхтения. Видать, приложился чем-то, или просто был на эмоциях. Ева его понимает, сама не так давно была в той же ситуации, и воспоминания все еще были свежими. Такое не забывается, как ни старайся.       Они оба свалились на землю. Парень лежал на спине, сжав веки и пытаясь отдышаться. Ева сидела в шаге от него, невольно пятившись назад и наблюдая, как за диковинным зверьком. Дура, что ты творишь, ты же сама его выпустила, а теперь обходить стороной думаешь? Смешная какая. Гав тоже сновался рядышком из стороны в сторону, так же удивленно и нерешительно. Что Ева, что этот — одно лицо.       Парень дернулся, встав на трясущиеся колени. Еве даже стало жаль его, со стороны точь в точь загнанный в угол олененок. Кудрявые русые волосы, вздыбленные вверх, светло-карие, почти кремовые глаза, бледная кожа. Зеленая футболка, обтягивающая крепкий подтянутый торс и широкие плечи, удобные спортивные штаны, ботинки, чем-то напоминающие ей собственные, но менее грубые. Бурые родинки на шее, пара подростковых прыщей у щетинистого подбородка. Ева впитывала всё, словно впервые в жизни видела живого человека. Да так, по сути, и было.       — Где я? — сейчас голос незнакомца был надорван и подавлен, — Почему я…я…       — Я не знаю, — честно ответила Ева, не дождавшись окончания вопроса. Она боялась пошевелиться и спугнуть его. Объяснения давались очень тяжело, ведь она и сама мало что понимала, — Я тут недавно. Меня зовут Ева.       Парниша заметно напрягся, в глазах читалось недоверие. У них произошел зрительный контакт, и Ева нутром почуяла, что сейчас надо действовать. Боже, она ведь буквально не помнит, когда в последний раз разговаривала с людьми.       — Спокойнее, — сказала девушка, поднимая руки в примирительном жесте, — Ты что-нибудь помнишь? Ну хоть что-то?       — Нет, — немного погодя, тихо ответил парень. Его вновь начинает трясти, взгляд начал бегло осматриваться, но всегда возвращался к Еве.       — А имя?       — Льюис, — после очередной паузы, но с легким облегчением выдавил новичок; повторил для закрепления, — Льюис.       — Отлично, Льюис, — очень вкрадчиво начала Ева, пробуя новое имя на вкус, — Я тоже не знаю, что здесь происходит. Тоже ничего не помню. Я здесь месяц. Тут есть все для жизни. Тут какая-то ловушка, но сейчас мы в безопасности. Знаешь, как аквариум. А там, — Ева не прерывая поток скомканных мыслей, ткнула пальцем в сторону стен, и сподкнулась на полуслове, — там…не знаю. Не знаю, может там выход отсюда. Но я не пошла, там опасно. Ты слушаешь, Льюис? Льюис?       Да нет, Льюис ни черта не слышал, хотя старался, очень старался, ведь ему нужны были ответы. Лицо его позеленело, а затем как-будто стало еще бледнее прежнего. Еще немного, и его вырвет.       — Эй, эй, — Ева дернулась в его сторону, сама от себя такого не ожидая, и хотела как-то поддержать, помочь, но своими действиями лишь напугала парня. Он отшатнулся от нее, как от чумной, — Прости, прости меня, я просто, — она начала впопыхах извиняться, накрыв лицо трясущимися ладонями, — Я была всё это время одна, я думала, так и останусь здесь, а тут ты, и просто…       Ладони стали сырыми от слез. Она тихонько плакала, прерывая отчаянный монолог тяжелыми вдохами. Лишь бы не перейти на рев. Рядом скулил от любопытства и непонимания Гав, притираясь к Еве сбоку.       Льюис молча поднялся и, обойдя хнычущую Еву, размашистым шагом двинулся в сторону стен. Ева подскочила и бросилась за ним, прося остановиться.       — Зачем?! — взревел парень. Он оказался под два метра ростом и был на голову выше Евы, если не больше, — Ты сама сказала, там выход! Я иду туда!       — Ты не понял? Там опасно, повторяю тебе! — девушка тоже сорвалась на крик, впервые за многие дни перейдя на крик. Она помнит, как стены безбожно закрываются каждый вечер, и, чего кривить душу, знает, что порой там, в лабиринте, ночью двигаются не только ворота, — Стой, слышишь? Кому говорю, стой, черт больной!       Льюис резко тормозит и оборачивает к девушке вполоборота, от чего Ева, спешившая за ним на всех парах, врезается тому в бок.       — Почему я должен тебя слушать, — со злостью бросает он, испепеляя Еву взглядом. Непонимание и страх переросли в ярость, как защитную реакцию. Конечно, не будь девушки рядом, он бы давным давно бросился за ворота, — Отвечай!       — Да потому что, — захлебываясь от злости и еще не высохших слез, начала Ева, — ты ничего не знаешь! Я здесь месяц провела! В одиночестве! Ты думаешь, я не хотела сбежать? Еще как хотела! Но то, что творится там, — она со злостью вскинула руку в сторону входа в лабиринт, — нельзя пережить в одиночку! Так что если хочешь понять, что здесь происходит, послушай меня и постарайся успокоится. В лабиринте ты умрешь.       Льюис уже успел отвернуться от нее и хотел было продолжить свой путь, пусть и с меньшей уверенностью. Но последней брошенная фраза девушки его пригвоздила к земле. Он вновь посмотрел на нее. На лбу проступила новая волна пота.       — Как ты сказала?       — Лабиринт, — тише, но не менее строго и раздосадованно, отвечает Ева, — И он постоянно разный. Я смотрела, и это слышно ночью, — и, торопясь, добавила, — Не иди туда один. Ты ведь ничего не знаешь. Мы можем попробовать вместе, понимаешь меня?       Кажется, это немного остудило пыл Льюиса. Он не дыша обвел своими блестящими от волнения глазами сперва Еву, затем вход в бесконечные коридоры. И только сейчас обратил внимание, что их было четыре. Черт.       — Пожалуйста, — надломленно добавила Ева, совсем уже тихо, будто и не рассчитывала, что новичок ее услышит. Взгляд был опущен вниз, — Я не хочу снова оставаться одна. Это невыносимо.       Они так стояли еще очень долго, молча. Но за стены Льюис так и не вышел.       Ева отвела его к лачуге, аккуратно рассказывая о том немногом, что знала сама, хотя получалось из рук вон плохо. Все такие же скомканные формулировки, пара проглоченных букв. Пробовать себя в речевых жанрах после жизни вне социума и нескольких предпосылок к суициду — задачка не из простых. Приходилось терпеть лавину поступающих вопросов. Отсутствие ответов вновь начинало злить Льюиса.       — Да мне-то почем знать, почему не помним, — раздражительно шипела Ева, порядком начиная уставать, — У меня было не так много времени поднимать восстание. Я хотела выжить. Не помереть с голоду или в бреду от лихорадки. Ночами холодно.       Льюис периодически замолкал после таких замечаний, проглатывал упреки и колкости, хотя угрызений совести не чувствовал. А вот Еве было стыдно. Наверное, выглядит она как поехавшая бабка, бомжевавшая в лесу по меньшей мере год. Не ее хотелось бы видеть первым и единственным человеком, когда попадаешь в подобную ситуацию.       — Можешь принять душ, — предложила Ева, — Это тяжело, знаю. Я долго привыкала. Наверное. Или до сих пор не привыкла. Но может остудишься и станет полегче. Я пока вытащу всё из ящика…       — Ящика? — переспросил Льюис. Ева спохватилась.       — То есть, лифта. Прости, — неловко поправила себя девушка. Кажется, она немного покраснела. Вот уж впрямь, говорить она разучилась.       — Да нет, — натянуто ухмыльнулся парень, — Действительно, тот еще Ящик.       Ева не знала, шутит он так или нет, так что решила не продолжать разговор, который явно ни к чему, кроме неловкости, не привел бы. Девушка пальцем указала в сторону лианы и висящего на ней полотенца, прямо перед входом в душевую. Сделанная наспех сушилка. А двери в душевой, кстати, так и не было; только криво разрубленный и более-менее выструганный по краям проход, который был явно не под стать высокому Льюису. Еве как будто бы даже стыдно стало. Явились гости, а у нее кавардак.       Пока девушка вытаскивала на поверхность поступившие вещи, невольно удивилась необычайной щедрости Создателей всего этого дерьма. С новым соседом ей доставили зрелый саженец яблони — это она определенно сможет вытащить только с помощью Льюиса. Два полноценных спальных мешка, так что теперь ее самодельный горе-матрас можно использовать в чем-то другом. Еще больше досок, должно быть, для расширения построек и дальнейших разработок; еще стройматериалы в виде гвоздей и дополнительных двух ножей с молотком, и. Картонная коробка с одеждой — вот что-что, а этого девушке по-настоящему не хватало! Определенно должен пойти снег; да сегодня, должно быть, Рождество!       Было действительно очень много всего нового и полезного, у Евы глаза буквально разбегались от изобилия. Нашлось место даже лампочкам. Возможно, теперь получится использовать те самые светильники, что она находила в лачуге, и дело было в перегоревших диодах. Внутри разливалось какое-то дикое удовлетворение, будто Ева вмиг перевозбудилась. Соль. В одном из мешочков с провизией она нашла соль, и чуть не одурела.       — Льюис! — ободрившись, она возвращалась к душевым, но не услышала напор воды. Значит, уже закончил, — Помоги мне, пожалуйста! Там в Ящике, — Ева вновь непроизвольно назвала лифт другим словом, — еще остались…вещи.       Девушка притормозила, прислушалась. Поблизости никого не было. Даже Гав слонялся вокруг новых вещей рядом с Ящиком, обнюхивая все, что ни попадя. Льюиса здесь не было.       — Чертовня! — под нос взвыла Ева, а затем что есть мочи закричала, — Льюис! Льюис, где ты?       Не мог же он сбежать в лабиринт? Не мог ведь? Вот же зараза! Нельзя было его оставлять одного, нельзя! Ну почему он не мог остаться на месте, Ева же просила. Она ему все объясняла. Объясняла то, что в свое время никто не мог ей объяснить! Мог бы быть хоть чуточку благодарнее! Почему, когда она наконец-то обрела какую-то надежду на жизнь, а не смерть в одиночестве, все оборачивается против.       — Льюис! — все не унималась Ева, направляясь в сторону ближайших ворот. Но остановилась, стоило взгляду зацепиться за сгорбленную фигуру у края леса. Льюис сидел, согнув колени, и закрыв лицо ладонями. Еве хорошо была знакома эта поза. Невыносимая усталость. А еще — надежда, что все это просто плохой сон. Подходила девушка аккуратно, стараясь не потревожить Льюиса. Он громко и глубоко дышал, но больше никаких звуков не издавал. Словно пытался вытерпеть невыносимую боль в ране, даже не пискнув. Шатенка аккуратно подсела к нему сбоку, сохранив дистанцию в три метра. Наверное, подсознательно боялась спугнуть его еще сильнее. Спустя некоторое время она все же решила, что надолго оставлять парня наедине со своими перепутанными, полными отчаяния мыслями, была не самая хорошая идея. Нужно было что-то сказать. Только вот что? Ева помнила слова, их было огромное множество. Но какие могут помочь в такой ситуации? Девушка прикинула, какие мысли заставляли ее оставаться в рассудке. Наверное, стоило говорить то, что хотелось бы месяц назад услышать самой.       — Слушай, — начала она неуверенно, нарушая тишину, — Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Это полный отстой. Мои слова вряд ли помогут тебе успокоиться, знаешь. Но ты не должен вариться в этом один. Поверь опыту, плохая идея. Нас двое, и мы обязательно найдем способ выбраться. Всё выясним. Зачем да почему. Меня недавно собака спасла от, — девушка запнулась, выдержала паузу, затем выдохнула, — Неважно. В общем, если не хочешь сойти с ума, надо держаться вместе. У нас есть шанс. Я в это верю.       Льюис поднял на нее взгляд. Потемневший, поникший, но еще не потухший. На мгновение в них блеснула уверенность. Льюис тоже сильный, Ева в этом не сомневается. И всё они это переживут. Парень дернул губами, твердо и тихо: «Спасибо». Ева кивнула.       — Пойдем достанем яблоню.       К этой теме они больше не возвращались до следующего утра. Размышлять над ее словами Льюис не стал, и так волнений хватало. Он обдумает обрушившуюся на него гору информации потом, когда ляжет спать. И пока что Ева была единственным кусочком пазла, который укладывался в его голове. Доверия не внушало, но нужно было с этим как-то справиться. А вот Ева понятия не имела, как с этим миром бороться. Ей просто хотелось плакать. Она за себя-то не могла толком постоять и разобраться в происходящем, а теперь на нее словно взвалили груз ответственности. За что? За эгоистичные мысли, что теперь девушка торчит здесь не одна? Что страдать теперь придется не только ей? Она ведь неплохой человек. Так ведь?

***

      Они все вытащили и перетащили в хижину. Ева наконец-то переоделась в новый, свежий комплект одежды, восстановив свою человечность. Если не думать о чудовищности их положения, девушка была на седьмом небе от счастья. Было уже время обеда, но никто, кроме Гава, не изъявил желания сесть за стол. Оно и понятно, что кусок в горло не лез. Вместо этого Ева провела экскурсию по территории, показала всё самое примечательное и подозрительное, и, понимая, куда по-прежнему тянуло Льюиса, конечно же, отвела его к воротам.       — Это северные, — отметил Льюис, сложив руки на груди. Видно, что ему некомфортно, но держится молодцом.       — Как ты это понял? — поинтересовалась Ева, на мгновение опешив.       — По мху, — ответил парень и мотнул в головой в сторону леса, продолжая пристально смотреть в открытый коридор, — Меняется, говоришь?       — Я проверяла один раз, больше не рисковала. Еще по ночам слышно, как что-то двигается.       — И сами ворота закрываются на ночь? — еще раз уточнил Льюис, сдвинув брови к переносице.       — Да.       — Как думаешь, для чего?       Ева опустила взгляд вниз. Она тоже билась над этим вопросом, и предположения были одно страшнее другого. Кто-то мог их запирать, чтобы не давать исследовать лабиринт сутками напролет. Или, может быть, чтобы во время движения стен их не расплющило к чертовой матери. А может и вовсе, самое худшее из догадок.       — Кроме движения по ночам есть что-то еще, — тихо пробормотала Ева, — Я верю, что это только глюки и кошмары. Но если нет, значит, ночью там появляется еще что-то. И, судя по звукам, оно страшное.       — Ловушки? — серьезно дополнил Льюис догадку девушки.       — Надеюсь, что только они. Пойдем, сейчас день, они не должны закрыться. Но только недалеко.       И они прошли буквально пару поворотов, чтобы убедить светловолосого в реальности происходящего, и что их положение действительно плачевно. Ева рассказала, что именно в Лабиринте она впервые увидела красный огонек. Еще дважды они попадались ей во время работы, но каждый раз ускользали. Льюис согласился, что, скорее всего, это были камеры. И раз их пребывание в этом месте было четко спланировано, то это только подтверждает наличие слежки. Ева очень нервничала, находясь в Лабиринте, хоть и понимала, что они в двух поворотах от дома; черт, да она уже домом это место называет! Нехорошо.       Льюис еще какое-то время задавал вопросы, обмусоливая информацию молча, и как бы невзначай бросал на Еву мимолетные взгляды. Видел, что ей не по себе, как семенит с ноги на ногу на одном месте и хочет уйти. Но одна — не свалит. Благородство или трусость? Делать выводы рано. Понять можно, она здесь давненько. Не удивительно, что из них двоих в компании нуждалась больше именно Ева.       — Двинули, — скомандовал Льюис, и они вернулись обратно на поляну. Приближаясь к хижине, заговорил, — Всё-таки стоит проверить лабиринт. Не боись, тебе не придется. Сама ведь понимаешь, он там не просто так стоит. Больные ублюдки, да я их, — Льюис перешел на змеиный шепот. Даже зрачки по-хищному сузились, насколько его всё это злило. Но заканчивать мысль не стал, лишь добавил, — Стали бы заморачиваться, если хотели просто нас запереть?       — Да, я понимаю, — понуро согласилась Ева. Она все это и без него знала, у нее было достаточно времени всё обдумать, — Надо аккуратно.       — Разумеется, — кивнул парень и, почесав голову, резко перевел тему, — Так что, говоришь, ты хотела провернуть?       Приободрившись, девушка отвела Льюиса к хижине.       — Ну и Берлога, как ни посмотри, — едко вбросил мальчишка. Ева не обиделась. Даже в глубине души согласилась. Не так уж и много она здесь привела в порядок, чтобы заявлять об уюте или хотя бы безопасности постройки. Шатенка полными надежд глазами посмотрела на Льюиса, показав ему проводку, и напомнила, что в Ящике были лампочки. Льюис удивился, представив, как все это время девушка справлялась без электричества. Та пожала плечами, мол, не самое страшное. Вооружившись изолентой, молотком и свежими лампочками, ребятам удалось найти блок питания в стене дальней комнаты. Молотком они выдернули гвозди и сняли доски, которые скрывали за собой пыльный щиток, проверили рубильники. Перебрали провода, обмотали изолентой те, что имели надрывы в защитном слое. Поменяли лампочки в целых светильниках, вынесли их в просторный холл. Льюис прошел к щитку.       — Да будет свет! — громко огласил парень и дернул рубильники.       В доме загорелась дюжина огней. Теплый приятный свет озарил всё вокруг — стены, пол, чуть прогнувшийся потолок. И Еву. Уже вечерело. Она даже не представляла, что когда-нибудь это место засияет ярче солнца. Но еще ярче горели ее глаза. Льюис зашел к ней в комнату. От дурных мыслей он отвлекся на очень странную картину: куча старых светильников в центре комнаты, паутина проводов, и сидящая во всем этом дешевом безобразии Ева, застывшая, сидя на полу; у нее была ссутулена спина, приоткрыт рот и блестящие глаза, увидевшие чудо. Мимолетную идиллию прервал Гав, влетевший в комнату. Уткнув трусливый нос в колено девушки, выпрашивал ласки.       — Да будет свет, — повторила она тихонько, мысленно прощаясь с тьмой. Рука нежно гладила пса за ухом.