Семейные ценности эстерната

      В обычный день – а точнее, в обычную ночь – за Эрастом никто не пришел. Прежде кто-то из эстерната неслышно возникал у него в комнате (неважно, в Москве было дело или в Петербурге, как сейчас) под покровом ночи и выводил из дома так, что никто не замечал. Они шли в подвал эстерната или куда-то еще, а потом так же тихо Фандорина отводили назад. Сегодня он, как обычно, сидел за столом в ожидании, но никто не явился, хотя с последних событий миновала почти целая неделя. На миг юноше показалось, что все прошлые ночи – не более, чем странные сны, но он слишком хорошо помнил, что в столе и шкафу лежат книги и прочие небезопасные подарки эстернатовцев.       Нет, ну это ни в какие ворота! Шеф назвал его «нашим», а теперь – все? Будто и не было ничего? Эрасту нравилось проводить с ними время – он узнал много нового, стал более ловким и внимательным – иначе с его веселыми знакомыми не выжить. В прошлый раз Фандорин снова убедился, сколь внимательным нужно быть в общении с ними. От воспоминаний бросило в краску, но слишком хорошо помнилось и то, что было после: улыбающийся шеф, который буквально источал заботу, блаженная прохлада, приятная истома, усталость и маячивший поблизости Каннингем, который без остановки бормотал что-то о правильных ритуалах.       Наконец, Эраст не выдержал и решил во что бы то ни стало проверить заветный подвал. Он чувствовал детскую обиду, точно с ним поиграли и бросили его, как надоевшую куклу. Могли бы и сказать… Фандорин мрачно сузил глаза и тихонько покинул дом. Но как добраться до места? Не коляску же искать, тем более, их и нет в такой поздний час. Раньше они просто шли, а потом здание бывшего эстерната само возникало перед ними. На этажи, занятые новыми хозяевами, они не ходили, никого на своем пути не встречали. Что же делать…       Юноша решительно пошел по улице. Дорога заняла действительно больше времени, чем обычно – наверное, ровно столько, сколько и должна была… В доме не горело ни единого окошка, и Эраст чувствовал себя воришкой, перелезая через ограду – калитка, против обыкновения, была закрыта. Дверь в подвал – тоже. Фандорин, раздраженно сопя, вскрыл замок, как его научил шеф, прокрался внутрь и разочарованно поджал губы – пусто…       Путь назад был еще дольше – юноша сделал небольшой крюк, погрузившись в свои мысли. Когда он снова очутился в своей комнате, было уже около двух ночи. Фандорин опустился на кровать и тупо уставился в стену. И как это называется? Что это такое? Ну нет, он так просто не сдастся. Он кое-чему успел научиться. Эраст схватил фолиант Каннингема и торопливо пролистал. Вот тот самый призыв. Он прочитал внимательно каждое слово: Джеральд действительно обвел его вокруг пальца, на самом деле слова просто призывали сущность и ставили условие, что пришедший уйдет, когда выполнит волю призвавшего. В прошлый раз все пошло не так, вероятно, потому что он говорил слишком быстро и что-то напутал. Сейчас же Фандорин читал медленно, вдумчиво, в конце совершенно осознанно произнеся имя шефа.       Несколько секунд ничего не происходило. Затем в комнате вдруг похолодало, и Эраст непроизвольно поежился и подошел к окну, чтобы закрыть его. Но окно было закрыто. Юноша с недоумением развернулся, собираясь вернуться к кровати, но замер на месте.       – Шеф?!       Бриллинг стоял посреди комнаты, небрежно поигрывая белым цилиндром – одет он был совсем как в их первую встречу. Фандорин завороженно смотрел на него, чувствуя, как у него коченеют кончики пальцев. Торопливо вскинув руки, он немного подышал на них и с удивлением увидел вырвавшееся изо рта облачко пара.       – Прошу прощения.       После этой фразы Бриллинга в комнате резко стало теплее. Эраст поднял на него голову и улыбнулся.       – Вы пришли, шеф!       – Но зачем вы меня позвали, Фандорин? – в глазах, вполне человеческих, сквозило удивление. Эраст возмущенно уставился в ответ.       – А почему вы не пришли сами? Никто не пришел! Я ходил к эстернату, там было пусто! Вы… вы… вы не хотите больше меня видеть? После того, что было?       Иван Францевич изумленно хлопал ресницами, а под конец и вовсе выронил цилиндр, всплеснув руками.       – Как такая ерунда могла прийти вам в голову? О Азазель, вы еще и в эстернат ходили! Вы же еще не получили благословение Ночи, сколько времени вы убили на дорогу? Вас кто-то мог увидеть!       – Но тогда почему сегодня никто не пришел? – упрямо повторил Фандорин, в голосе которого сквозила детская обида. Бриллинг ласково улыбнулся.       – Разумеется, чтобы вы отдохнули! Mon chér, вы столько пережили за одну ночь, потеряли столько сил… и вы правда ждали кого-то из нас?       – Как видите.       – И вы призвали меня. Я чувствую себя польщенным, Фандорин, – Иван Францевич усмехнулся. – А вы догадливы. Нашли способ докричаться.       – И теперь вы должны исполнить мое желание? – полюбопытствовал Эраст. Бывший следователь снова ухмыльнулся. Потянуло морозной свежестью.       – Вовсе нет, Фандорин. У вас действительно упадок сил – это раз. Для данного призыва недостаточно слов, нужны круг и свечи – это два. И у вас очень, просто колоссально не хватает опыта – это три. Не хочу вас расстраивать, mon chér, но вы целиком и полностью в моей власти. Это четыре.       Эраст в легкой панике уставился в книгу, которую продолжал сжимать в пальцах, и перечитал строчки. Шеф терпеливо ждал, а температура в помещении продолжала падать. Окоченевшими пальцами Фандорин пролистал несколько страниц назад и осознал, что в одном его точно не обманули: прочитанный призыв входил в раздел сопутствующих ритуалу заклятий. Так что, возможно, правдой являлось и все остальное.       – И… и что теперь? – осторожно спросил Эраст. Из его губ снова отделилось облачко пара. Бриллинг пожал плечами. – Но… но вы ведь не уйдет-те?       Зубы выстукивали дробь от холода, и юноша положил книгу на подоконник, стараясь не задеть ставшие хрупкими обледеневшие страницы. Освободив руки, он сунул их подмышки.       – Еще чего. Вы меня так любезно пригласили, грех упускать такую возможность.       – А п-почему вы выглядит-те как человек?       – Потому что я едва-едва услышал ваш зов. Вам действительно необходим отдых. Считайте, я как бы не совсем проснулся. Да что вы так дрожите?       – Холод-дно, – признался Эраст. Следователь нахмурился, и температура в комнате резко подскочила.       – Это что за «Морозко», Фандорин? Я тут вокруг вас круги с «Тепло ль тебе, девица» нарезать не собираюсь! Если холодно – так и говорите, а то совсем окоченеете. Я же сейчас не ощущаю температуру!       – Как это? – Эраст согнул и разогнул пальцы, к которым вернулась чувствительность, и с недоумением глянул на шефа. Тот развел руками.       – Не до конца пробудился. Пограничное состояние. Эта реальность еще не определилась, с кем имеет дело, и не пускает меня полностью. Фандорин, ну что за привычка лезть, куда не просят, не разобравшись? Как ребенок, право слово! Неужто вы ничему не научились? Хотя бы после меня? Хотя бы после Джерри?       Эраст обиженно засопел и принялся излишне внимательно рассматривать стол, а потому не засек момент, когда на него пахнуло морозным воздухом, и холодные пальцы шефа, сомкнувшись на подбородке, развернули его лицо.       – Ну и что мне с вами делать, Фандорин? – поинтересовался Бриллинг, заглядывая в большие растерянные глаза юноши. – Вам надо преподать урок. Чтобы на всю жизнь запомнили.       В груди Эраста что-то перевернулось от этих слов и оборвалось. Как… как в прошлый раз?       – Если бы я остался на прежней работе, я бы заставил вас писать отчеты, – посетовал Иван Францевич меж тем. – Но теперь у вас другой начальник, и пусть это будет его головная боль. Что бы такое придумать? Не буду же я откусывать вам нос, – он отпустил подбородок и легонько щелкнул Эраста по носу, возвращая к реальности. Тот судорожно втянул воздух.       – Не надо урок, я уже запомнил. Правда.       – Фандорин, это так не работает, – Бриллинг поморщился. – Вы же следователь, вы понимаете, что наказание необходимо, иначе преступление может повториться.       – Но я не совершал преступления!       – За каждой причиной идет следствие, вам надо научиться расхлебывать ту кашу, которую вы завариваете.       – Я только этим и занимаюсь.       – Вот видите? Снова и снова. Жизнь вас действительно ничему не учит. А раз так… – Иван Францевич вдруг нехорошо улыбнулся, и каждая его морщинка словно бы подсветилась изнутри голубоватым потусторонним светом, – может, научит смерть?       Выражение его лица совершенно не понравилось Эрасту. Он попятился, торопливо прикидывая, подействует ли на шефа заклинание изгнания, и вспоминая нужные слова. Бриллинг задумчиво посмотрел на руку, на которой не спеша вытягивались когти – полупрозрачные, словно выточенные изо льда.       – Убьете меня?       – Ну что вы, так ведь неинтересно! – Иван Францевич всплеснул руками, и на пол осыпались несколько снежинок, тут же растаяв. – Мы поиграем. Вам должно это понравиться, вы же так удачливы в играх.       – А что за игра? – настороженно уточнил юноша, размышляя, насколько силен сейчас шеф и можно ли налететь на него и сбить с ног.       – О, одна из древнейших! Охота, – Бриллинг опять улыбнулся, и на сей раз зубы оказались слегка заостренными. – Ну, или, если вам так приятнее, догонялки. Вы бежите, я иду по следу. Если убегаете – поздравляю, вы заслужили жизнь.       – А если нет?       – А если нет, – коготь Ивана Францевича описал в воздухе круг и указал на сердце Фандорина, – то я выпью ваше тепло до последнего глотка и поставлю вашу застывшую ледяную статую у себя, чтобы любоваться вами вечно.       – Что-то мне это совсем не нравится, – пробормотал Эраст, в голове у которого заклинание изгнания ну совсем не складывалось.       – Mon chér, это и не должно нравиться.       – А если я откажусь?       – То вы лишите меня радости погони, а себя – шанса на спасение. Мне жаль. Мне очень жаль. Но вы сами виноваты, мой юный друг.        Эраст помолчал, прикидывая варианты. Затем осторожно спросил:       – А на каких условиях догонялки? Как понять, что я выиграл?       – Вот это деловой разговор, – Бриллинг кивнул. – У вас будет три часа. Если за три часа я до вас не доберусь, победа ваша. Бегите, прячьтесь, делайте, что пожелаете. Только в церкви не укрывайтесь, не поможет, достану и оттуда. Ваша задача – не дать мне поймать вас и поцеловать.       – Поцеловать?!       – Понимаете, mon chér, либо я вырву ваше горячее сердце, либо выпью тепло через губы. Не хотелось бы портить вашу прекрасную статую дырой в груди. Так вот. Разумеется, я дам вам фору. Думаю, полчаса – это честно. Ах, да… – бывший следователь подошел к подоконнику и положил ладонь на книгу. Та моментально покрылась толстым слоем льда, намертво сковавшем ее. – Чтобы у вас не было соблазна попытаться меня изгнать.       Где-то за окном колокола ударили дважды. Пока еще человеческие глаза Ивана Францевича сверкнули.       – Вы все еще здесь, Фандорин? Время пошло! Марш, марш!       В комнате вмиг похолодало так, что на стенах расцвели бутоны инея, и Эраст пулей выскочил за дверь.       Несколько минут он мчался по ночному Петербургу, не разбирая дороги, но после заставил себя замедлить шаг, чтобы немного подумать. Охота… доигрался, Фандорин. Этого и следовало ожидать, с кем он связался… так, сейчас не об этом. Куда бежать? Ночные улицы тихи и пустынны, да и вывести странное потустороннее существо к людям – идея не из лучших. В церковь бежать и самому не хотелось – не зря же шеф о них упомянул. Значит, уже продумал заранее. Выбрать открытое пространство? Парк? Как вообще будет искать его шеф?       Отдышавшись, Фандорин быстро пошел прочь, стоять на месте – определенно проигрышная тактика. А если спрятаться в подвале эстерната? Там его точно не будут искать! Или будут? Эраст свернул в переулок и вдруг вспомнил слова Каннингема: «я чую ваш страх». А если и шеф чует и пойдет по запаху? Так, нужно чем-то перебить запах или пройти через реку… юноша круто развернулся и побежал в другую сторону.       Бриллинг перемещался длинными прыжками. Он останавливался, запрокидывал голову и делал глубокий вдох, после чего совершал долгий прыжок, иногда даже длиной в пару кварталов. Главное – знать направление, а дальше великая Ночь поможет сократить путь. Но Эраст, паршивец, петлял по улицам, сбивая со следа и заставляя терять время. Он вообще оказался очень смышленым, что вызывало у Ивана Францевича широкую улыбку. Растет мальчик, растет! Жаль, что придется потушить этот огонек жизни.       Очередной прыжок привел Бриллинга к реке. Опять! Здесь, в Петербурге, столько воды… умный, щенок, сбивает со следа. Как бы не продрог, бредя по воде, не хочется упустить ни капли живого тепла… Иван Францевич перепрыгнул на другой берег и принялся кружить туда-сюда, ища знакомый запах. Нашел, еще несколько прыжков… в нос ударил острый запах страха и боли, так что Бриллинга поначалу повело в сторону. А затем он запрокинул голову и захохотал – похоже, хитрый мальчишка решил затеряться на скотобойне!       Эраст остановился и привалился к стене, чтобы отдышался. Он был мокрым с ног до головы, и от одежды откровенно воняло – вода в реках не была образцом чистоты, да и запах сырого мяса и крови не отпускал, преследуя не хуже шефа. Идея спрятаться на скотобойне была неплохой, но долго оставаться там Фандорин не мог – запах с непривычки сбивал с ног. Тогда он перебрался подальше и от туш, и от живой скотины – в административную часть, надеясь, что характерный запах витает над всем зданием. Как ему удалось пробраться в Скотопригонный двор – для него самого до сих пор оставалось загадкой, но он перемахнул через забор и привычно вскрыл дверь. Три часа были на исходе, и юноша потратил их с пользой: пересекал реки, путал следы, кружил и возвращался на то же место, чтобы сбить с толку преследователя. Иногда Фандорин чувствовал, как его настигает холод. Иногда, обернувшись, ему мерещились серые льдинки глаз, сияющие в темноте. Иногда ему слышался вкрадчивый шепот на самом краю сознания. Иногда казалось, что еще мгновенье – и холодные когти вонзятся в спину. Но пока удавалось ускользнуть.       Сейчас Эраст крался по коридору, пытаясь унять бешеный стук сердца. Он ужасно вымотался, бежать сил больше не было – он и шел-то, опираясь о стену. И вдруг потянуло холодом. Фандорин замер и медленно обернулся: дальний край коридора обледенел, и этот лед полз по стенам и полу вперед, догоняя жертву. Юноша, закусив губу, из последних сил побежал, но лед оказался быстрее – и вот уже Эраст, поскользнувшись, полетел на пол, проехав пару метров на животе. Попытался встать, чуть не разбил нос, с трудом сел и как раз успел увидеть, как из-за угла появляется Бриллинг. Он заметно преобразился: вместо глаз – серые льдинки, в глубине которых сиял голубой холодный огонь; метель, играющая за спиной – то ли плащ, то ли крылья; бледная, заиндевевшая кожа, сквозь которую просвечивала голубая сетка вен, и этот переливающийся свет причудливо играл на лице; полупрозрачные изогнутые когти с опадающими с них снежинками. Когда Иван Францевич касался стены, под его пальцами расцветали морозные узоры. Шаги эхом разносились по пустому коридору – неспешный, но неотвратимый хруст каблуков по тонкому льду. Эраст зачарованно уставился на него, приоткрыв рот от немого удивления – и восхищения. Поймав его взгляд, шеф улыбнулся и обнажил заостренные клыки:       – Кажется, я догнал вас, Фандорин? Мне даже жаль – вы чертовски удачно прятались и путали следы. Пожалуй, днем бы вам даже удалось уйти, но я слишком хорошо знаю ваш запах, чтобы потерять в спящем городе. Вы очень талантливы, но слишком недальновидны, ничего нового.       Эраст сглотнул, ощутив, что мягкий, обманчиво ласковый голос сковывает его не хуже мороза. Бриллинг, словно в насмешку, остановился, наблюдая за ним, а затем приблизился и присел на корточки рядом. Фандорина начала бить дрожь – со стороны шефа его окатило мощной волной холода. И второй волной – темного, первобытного ужаса, проникающего в каждую клеточку тела.       Когтистые пальцы крепко сжали плечи юноши, и Иван Францевич наклонился к самому его лицу:       – Ну что ж, вы проиграли. Да не тряситесь так, проигрывать тоже надо уметь. Я получил колоссальное удовольствие от нашей охоты… – Бриллинг вдруг сморщился и подался назад, одной рукой аристократически прикрывая нос. – О Азазель, ну и пасет же от вас! Вы бы только знали…       Фандорин ничего не ответил – он уже не чувствовал ни рук, ни ног, перед глазами темнело. Словно сквозь подушку он услышал пять ударов колокола с ближайшей церквушки. А потом его приняла Ночь.       – Ай!       Эраст вскочил, протирая глаза и тряся головой – его что, окатили водой? Фандорин огляделся и с удивлением уставился на стоящего напротив Бриллинга, который сжимал в руках деревянную бадью. Из одежды на нем было только полотенце, обернутое вокруг пояса, и это сподвигло Фандорина опустить голову и осмотреть себя. Иван Францевич с невозмутимым видом протянул ему второе полотенце и дождался, когда он прикроется.       – Шеф, вы… я…       – Да что я там не видел? – резонно поинтересовался Бриллинг. Сейчас он выглядел вполне обычно, только в глубине глаз мерцало что-то голубовато-ледяное. – Я же Джерри помогал вас выхаживать.       – А где мы? – вдруг сообразил Эраст. Они стояли в небольшой комнатке в каком-то бревенчатом сооружении, где было восхитительно тепло. От воспоминаний о ночном забеге Фандорина затрясло, и Иван Францевич, отбросив бадью, бросился к нему.       – Спокойно, все в порядке, – повелительно произнес он, сжимая плечи юноши и заглядывая в глаза. – Все нормально. Вы выиграли. Я не успел до пяти часов. Сейчас мы в предбаннике, вам лучше как следует пропариться, согреться и отмыться… – он повел носом и поморщился. – От вас все еще пасет этой гадостью. Марш, марш, я не могу находиться с вами рядом!       Эраст послушно нырнул за дверь, откуда его обдало горячим, но не обжигающим паром. Где находится баня и сколько сейчас времени, он решил уточнить потом. Бриллинг, задумчиво посмотрев на ногти, из которых сочилась влага, пошел следом.       Обратно Фандорин вышел уже совершенно счастливым человеком, раскрасневшимся и чистым. Он обернулся, чтобы поблагодарить шефа, и застыл, наблюдая, как тот задумчиво зачесывает мокрые волосы. Поймав взгляд Эраста, вопросительно изогнул бровь:       – Ну что, Фандорин, хотите домой?       – Домой, – юноша поспешно взял себя в руки и кивнул. – А куда? В смысле, откуда? Где мы?       – Ммм… – шеф потер подбородок, вспоминая. – Да в деревеньке какой-то на пути к Туле. Я немного не рассчитал, да и не хотелось, чтобы вас могли узнать. Я прыгнул подальше, пока совсем не рассвело.       – И обратно так же?       – Уже утро, – Бриллинг мотнул головой, – так же не получится. У вас сегодня выходной? Отдохнете на природе, а вечером я вас домой отправлю.       – А днем вы не можете? – полюбопытствовал Эраст. О семье хотелось узнать как можно больше, но шеф лишь лукаво подмигнул.       – Вам определенно не помешает свежий воздух, чтобы в следующий раз вы правильно прочитали призыв.       День прошел вполне мирно – Иван Францевич остановился у какой-то старушки на краю деревни, и на завтрак Фандорин получил большую кружку молока со свежим хлебом. Потом шеф прогнал его гулять в лес, и юноша со злорадством убедился, что Бриллинг, несмотря на свою хтоническую сущность, – исключительно городской житель. Он постоянно отряхивал свой костюм, брезгливо поджимал губы на каждом шагу, а когда Эраст отправился купаться в реке, остался на берегу, с недовольным лицом разглядывая снующих у кромки воды рыбешек. В качестве маленькой мести шеф всячески избегал разговоров о семье и уводил тему в сторону.       Когда сумерки начали опускаться на деревню и в небе появились первые звезды, Иван Францевич замер и запрокинул голову, что-то выискивая. Затем повернулся к Фандорину и весело улыбнулся. Зубы его были самую малость заострены, а серые глаза блестели кристалликами льда.       – Что ж, mon chér, нам пора. Или хотите продлить каникулы на денек?       Эраст помотал головой и торопливо вскочил с земли, где сидел прежде.       – Что нужно делать?       – Не подглядывать, – палец Бриллинга замер на уровне глаз юноши, – иначе я вас сброшу где-то по дороге.       – Только не подглядывать? И все?       – Mon chér, вы так любопытны, попробуйте справиться хотя бы с этим.       Иван Францевич положил ему руку на плечо и выжидательно посмотрел. Фандорин, помедлив какое-то время, решил, что терять уже нечего, и зажмурился. Через несколько секунд его щелкнули по носу.       – Что стоите столбом? Открывайте глаза.       Эраст захлопал ресницами и огляделся. Они стояли посреди его петербургской квартиры, шеф невозмутимо поправлял манжеты, стряхивая с них снежинки.       – Шеф, а почему вы все еще… – он сделал неопределенный жест, – ну… не совсем человек?       – Так вышло, – Бриллинг неопределенно пожал плечами, – я не получил добычу. Но не переживайте, я вас уже не трону. В этот раз. И я почти уснул. Но в следующий раз пусть с вами Джерри сидит и вбивает в вашу легкомысленную голову прописные истины по общению с потусторонними сущностями. И вообще весь ближайший месяц. Ух, как вы меня довели, проклятый щенок! – в глубине его глаз сверкнул лед, и когти на миг удлинились.       – То есть, весь месяц я буду только с мистером Каннингемом?       – И кучей книг, смею надеяться, – отрезал Иван Францевич. – Ну и, наверное, парой-тройкой хтонических порождений, кого там призовете, попроще.       Фандорин задумчиво кивнул, а затем, когда Бриллинг попрощался и развернулся, собираясь уходить, быстро и четко выпалил заученный призыв с именем шефа. Тот буквально окаменел. Потом медленно обернулся и удивленно уставился на Эраста серыми ледяными провалами, лишенными зрачков или какого бы то ни было тепла.       – Но… но зачем?       Юноша нервно сглотнул, но пути назад не было. На щеках шефа быстро расцветали узоры инея.       – Затем, – Фандорин поджал губы и вдруг покраснел. И Иван Францевич все понял. Тоже вдруг. Вспомнил лихорадочный шепот в последнюю встречу.       – О, Азазель… я с вами в догонялки, а вы, похоже, рассчитывали на другое? – Бриллинг стремительно приблизился к Эрасту и ухватил за подбородок ледяными полупрозрачными когтями, чтобы заглянуть в глаза. На его коже то белым вспыхивали морозные узоры, то голубоватым искрилась сетка вен. Фандорин робко поднял руку, а потом с отчаянной решимостью коснулся щеки шефа. Пальцы обожгло холодом, и Иван Францевич быстро перехватил его запястье. Его кольнуло морозом, который с угрожающей неторопливостью пополз выше, к предплечью. – А вы не боитесь, что закоченеете прежде, чем случится хоть что-то, чего вы ожидаете?       – Я видел, как горит кожа мистера Каннингема, как пылают его следы. Его волосы иногда становились чистым огнем. Но ожогов у меня не осталось. Так почему же с вами должно быть иначе? – холод уже медленно окутал плечо, и что-то подсказывало Эрасту, что, если он доберется до сердца, то оно перестанет стучать. Кисть онемела и не слушалась, юноша уже даже не чувствовал пальцев Бриллинга на запястье.       – А почему со мной должно быть так же? – резонно уточнил шеф, глаза которого равнодушно блестели льдом. Температура в комнате падала, на стеклах выступила изморозь.       – Потому что… потому что… – Фандорин сглотнул, когда холод потек вниз по ноге, и выпалил. – Шеф, неужели вы меня совсем не любите?       Серовато-голубой лед глаз мигнул. Наступила тишина, и Эраст только слышал, как гулко стучит кровь в ушах, дублируя стук сердца. С каждым ударом мороз подбирался к нему все ближе и ближе.       Вторая рука Ивана Францевича легла на щеку Фандорина, отчего у юноши свело зубы.       – Нет. Скорее… скорее наоборот.       Эраст хотел ответить, но холод затопил горло, а язык не слушался. Бриллинг покачал головой, поглаживая его когтями по почти потерявшей чувствительность коже.       – Вы совершенно невозможны, Фандорин. И что мне с вами делать? Молчите, – он усмехнулся, – я уже понял, что вы от меня хотите. Я принимаю ваше желание. Dictum est factum. Ne varietur.       И, подавшись вперед, он поцеловал Эраста.       Губы сначала защипало, как на морозе, а потом холод резко схлынул, точно Бриллинг выпивал его, втягивал обратно. Руку с щеки он опустил на пояс Фандорина, обнимая, и тот вздрогнул – а затем ему стало восхитительно тепло и приятно.       Свет мигнул и погас, ночь проникла в комнату, скрадывая очертания предметов и окутывая две фигуры мягким покрывалом. Иван Францевич отстранился, и Эраст с восхищением уставился на опадающую снежинками метель у него за спиной, на ярко загоревшиеся голубые огни в глубине серых кристалликов глаз, на мерцающий в темноте иней на коже. Фандорин снова протянул руку и провел пальцами по щеке шефа – на этот раз ему было просто прохладно, только подушечки пальцев приятно покалывало. Юноша даже засмеялся.       – Надо было вас все-таки заморозить, – вздохнул Бриллинг, хотя его льдинки-глаза блестели скорее насмешливо. – Чувствую, вы еще доставите нам проблем. Особенно мне. Ну и зачем я к вам так привязался? – он легонько щелкнул Эраста когтем по носу, и тот счастливо улыбнулся. – Может, еще не поздно?       – Поздно, шеф, поздно!       – И что мне с вами делать? – повторил Иван Францевич, усмехнувшись, потянулся к уху Фандорина и прикусил мочку, обдавая свежим прохладным дыханием. Юноша, порозовев, зажмурился.       – Договоры должны соблюдаться, разве не так, шеф? – он прижался к Бриллингу, обнимая за пояс. Бывший следователь, не возражая, привлек его ближе.       – И вы даже не спросите, что я решил взять в качестве платы? Вы все так же безрассудны… – шеф скользнул носом по щеке юноши, – и мне все сильнее хочется вырвать ваше горячее сердце и напиться его теплом, чтобы вам неповадно было… неплохая оплата, не находите?       Фандорин не находил, но дыхание перехватило, а сердце сладко сжалось от чужого дыхания на коже и вкрадчиво-нежного голоса. Бриллинг наступал на него, слегка подталкивая, и Эраст шаг за шагом отходил назад, пока не уперся в кровать, с негромким возгласом упав на нее. Иван Францевич, не давая прийти в себя, уселся ему на колени и заскользил когтями по рубашке, расстегивая пуговицы и оглаживая бледную кожу прохладными ладонями.       – Черт побери, mon chér, знали бы вы, как пьянит ваше тепло… – губы Бриллинга прижались к груди Эраста, прямо напротив сердца, ловя каждый его удар, а билось оно часто, куда чаще, чем положено. Юноша почувствовал, как шеф улыбается. – После Охоты так сладко слышать биение пульса, ощущать жар человеческого сердца… если я не получил его одним способом, то можно и так…       – Вам не хватает тепла? – спросил Фандорин, и Иван Францевич поднял лицо, заглядывая ему в глаза мерцающими льдинками. Затем выпрямился, снова поудобнее оседлал колени Эраста и, наклонившись, выдохнул в губы:       – Всем нам немного не хватает тепла, mon chér. И все мы ищем его всеми доступными нам способами… – с этими словами он припал к губам юноши, скользя языком внутрь. Эраст жадно прильнул к нему, думая, что ради такого можно было и побегать прошлой ночью. Ему стало жарко, и сейчас он готов был делиться этим жаром с шефом, поскольку чувствовал, что в противном случае попросту сгорит дотла. Пальцы Бриллинга восхитительно холодили кожу, как мороженое в летний день, и порхали по плечам и спине, оглаживая и лаская. Он оторвался от губ и начал осыпать лицо и шею Фандорина поцелуями, словно изголодавший, который никак не мог насытиться, и Эраст не мог понять, какой это голод – влюбленного человека, который дорвался, наконец, до объекта вожделения, или потустороннего порождения тьмы и ужаса, стремящегося поглотить человеческое тепло вместе с человеком. Иногда на него накатывала знакомая острая волна страха, но тут же трусливо спадала, а по губам Бриллинга проскальзывала виноватая улыбка. Это заставляло сердце Фандорина трепетать сильнее – кажется, шеф не может контролировать себя в его присутствии! Хотя, судя по собственным стонам, кто бы говорил…       Бриллинг мягко подтолкнул его, роняя на кровать, и Эраст вскрикнул, когда разгоряченная спина коснулась ледяной простыни – та успела покрыться инеем, и тело буквально прострелило от резкого контраста температур. Нависший над ним шеф целовал его шею, шепча извинения вперемешку с комплиментами на французском, и ощущение холода растаяло, словно снег по весне. Фандорин пытался вслепую, на ощупь – перед глазами плясали голубоватые морозные искорки – расстегнуть рубашку шефа, но его руки перехватывали, сжимая ледяными тисками, и это на миг отрезвляло, а потом заводило еще сильнее. Какое-то время они продолжали так бороться, одновременно горячо целуясь, а потом Иван Францевич, отстранившись, насмешливо щелкнул Эраста по носу.       – Смотрите, как надо, mon chér. Это раз! – он щелкнул пальцами, и белая рубашка рассыпалась тысячей снежинок, которые жалили горячую кожу и моментально таяли. – Это два! – еще щелчок – и по вмиг обледеневшим брюкам прошла сеть трещин, а после они исчезли без следа. – Это три! – и Бриллинг увлек Эраста в очередной поцелуй, только на сей раз тот имел возможность сам водить пальцами по коже шефа, прохладное тело которого прижималось теперь к его горячему телу. Казалось, будто оно впитывает чужое тепло, наполняясь им, но Фандорина сейчас это вполне устраивало – в нем жара сейчас было на пятерых, и он готов был отдать шефу все, до последней капли. Однако Иван Францевич не жадничал, он наслаждался этим подарком, нежными поцелуями и ласкающими касаниями распаляя Эраста еще сильнее, так что для того отдать немного тепла было настоящим блаженством. Словно этого было мало, Бриллинг с лукавой улыбкой решил немного поиграть, водя ледяными когтями по груди Фандорина, и тот едва ли не всхлипывал от удовольствия, чувствуя, как легкие царапины заполняет подтаявшая вода, обжигая на мгновение холодом и тут же испаряясь, будто у него под кожей была печка. Шеф мурлыкал что-то бархатисто-чувственное, вырисовывал узоры и знаки, которые Фандорин ощущал, но разобрать не мог – лишь надеялся, что это не очередной призыв кого-то из семьи. Сейчас ему хотелось быть только с шефом. А тот дразнился, водил языком по коже, чередовал обычные поцелуи с укусами и жалящими морозными метками, от которых Эраст вздрагивал всем телом и стонал в голос, забыв о смущении или стыде. Он не сразу сообразил, что Иван Францевич уже стянул с него брюки – только когда тот спустился ниже и принялся легко, пока еле ощутимо целовать внутреннюю сторону бедра. Фандорин вспыхнул, закусив губу, но сказать ничего не смог – у него вырвался только новый стон. А Бриллинг выпрямился, подмигнул и показал ему руку – когти на ней вдруг изменили цвет на более мутный и начали стремительно таять, покрывая пальцы талой водой – точнее, чем-то более густым, Фандорин не знал, чем именно, но вскоре сполна ощутил это внутри. Он опять застонал за что тут же получил очередную порцию успокаивающих поцелуев, на этот раз – в районе живота, где еще оставался шрам от удара ножом. Хотя ни черта они не успокаивали – от них жар только крепнул, собираясь в низу живота и в области паха. Спасала только живительная прохлада внутри, которая проникала все глубже, растягивая и раззадоривая.       – Шеф, я… я сейчас сгорю! – хрипло взвыл Эраст, жмурясь и выгибаясь дугой на кровати. Ответом ему был новый поцелуй, от которого стало еще жарче – юноше показалось, что над ним просто издеваются. Так жарко не было даже с пылающим Каннингемом.       А потом наступила волшебная, чудодейственная прохлада – Бриллинг внял его мольбе, медленно войдя. Жар в груди и животе боролся с этим холодом, и эти ощущения сводили Фандорина с ума. Он чувствовал, что шеф двигается, продолжая распалять его поцелуями, но голова кружилась, и он бы не смог сказать, сколько прошло времени с начала этой пляски льда и пламени. Хотелось еще, еще, еще – лишь бы избавиться от этого жара, лишь бы Бриллинг выпил его до дна, лишь бы он не останавливался, осыпая поцелуями и ускоряясь. Эраст метался, всхлипывал от избытка чувств, сорвал голос от стонов и, кажется, исцарапал шефу все плечи, прежде чем ощутил, что ему осталось совсем немного до конца. А затем его пронзило холодом, и Фандорин каким-то шестым чувством осознал, что это кончил Бриллинг, своим экстазом вбирая лишний жар, от которого юноша уже обессилел. Это помогло и Эрасту, который со стоном выгнулся в последний раз и рухнул на кровать, жадно глотая ртом воздух. Его губы накрыл поцелуй, выпивая остатки жара, пока Иван Францевич не решил, что хватит, проявив неожиданные чуткость и понимание, сколько тепла нужно оставить. Он улегся рядом и бережно обнял Фандорина, уткнувшись теплым носом ему в шею. Когда Эраст через некоторое время, наконец, смог открыть глаза и повернуться к шефу, то встретился взглядом с привычными серыми, вполне человеческими глазами. Бриллинг погладил его по щеке и натянул на него одеяло. Фандорин сонно похлопал ресницами и улыбнулся, получив еще порцию ласки – на этот раз его поцеловали в лоб, после чего шеф каким-то непонятным, мистическим образом оказался на ногах, а еще через миг был полностью одет.       – А теперь – спать, – велел Бриллинг, поплотнее укутывая разнеженного Эраста в одеяло и напоследок невесомо проводя ладонью по волосам. Юноша с неудовольствием почувствовал, как глаза закрываются против его воли. Хотя он действительно сильно устал…       – А как же плата? – сонно напомнил он, пытаясь удержать сознание наплаву. Иван Францевич хмыкнул.       – Куда без этого… – он наклонился и мягко коснулся губами виска Фандорина. Вопреки ожиданиям, голову словно прострелило холодом, и Эраст распахнул глаза от неожиданности, а шеф уже поцеловал его в другой висок с тем же успехом.       – Что вы сделали, шеф?!       – Всего лишь поставил метку, – пояснил Бриллинг с усмешкой и пальцами – совершенно обычными пальцами – убрал прядку волос со лба юноши. – Теперь я везде вас найду, мой юный друг. Вы будете для меня как маяк среди людей. Это чтобы у вас больше не было соблазна совершать глупости. Слышите? Учите призывы, осваивайте круги и заклятья, потому что Охота вам больше не поможет. Сладких снов, mon chér.       И Фандорин провалился в сон, даже не услышав, как шеф уходит.       А когда поутру он, умываясь, заглянул в зеркало, то обнаружил, что волосы на его висках стали абсолютно седыми.