The Syntax of Things

      Поттер не собирался рассказывать о произошедшем, и, как ни странно, Северус был этому рад.       Избавившись от страха возможного непростого разговора и избежав необходимости иметь дело с эмоциями мальчишки, мужчина расслабился на своём диване. Сейчас его голову занимали мысли о маленьких подарках судьбы — например, о скором сообщении от Дамблдора, в котором он уведомит Северуса о снятии его с должности преподавателя Хоггвартса.       Поттер обосновался на другом конце дивана, закинув одну ногу на подушки, а другую вытянув на ковре. Северус одновременно раздумывал о том, какое же заклятие сможет навсегда скрепить ноги Поттера вместе, и о том, когда же до его слуха донесётся мямленье парня.       Долгое время они сидели в тишине. Северус с тоской на душе представил свои недопитые бутылки, оставленные дома. С ужасом он осознал, что был зависим от выпивки так же, как и Тобиас.       По крайней мере — только летом.       — Ты собираешься завтра показаться в Большом Зале с опухшим глазом?       — Я замаскирую его заклинанием.       По правде говоря, в этой комнате всё же имелся алкоголь. Поттер первым заметил тёмно-красную бутылку, стоящую на полке между пыльных книг. Северус обругал себя за то, что не вспомнил о ней раньше. Конечно — вино тоже можно отнести к спиртному. Конкретно эта бутылка хранилась в этом шкафу так долго, что мужчина уже перестал к ней относится иначе, нежели как к предмету декора.       Такой она и останется. Останется только предметом декора.       — Перестаньте. Если хотите выпить — пейте.       Северус слишком явно разглядывал бутылку. Замечательно. Он напомнил себе, что Поттер и алкоголь — неудачное сочетание.       — Зачем вы привели меня сюда?       Потому, что несмотря на безграничный оптимизм Дамблдора…       — …с тобой что-то творится.       Поттер раздражённо повёл плечами.       — Со мной всё нормально.       — Блуждаешь по коридорам, почти не спишь, твои оценки продолжают скатываться по наклонной. Как это объяснишь?       — Всё нормально.       Профессионализм подсказывал Северусу, что теперь ему следует прочитать долгую нотацию. Он пытался понять, как лучше донести свою мысль, но не смог. В итоге, гнев взял над Поттером верх.       — Вообще, знаете что? Все вокруг всё спрашивают и спрашивают меня как я себя чувствую, при этом я отчётливо ощущаю их уверенность в том, что я сумасшедший. Мне не нужна ничья жалость, я в своём уме, меня не нужно постоянно защищать. Зачем я вообще здесь сижу?       — Никто тебя здесь не запирает, ты волен уйти в любое время.       — Хорошо, — ответил Поттер и продолжил сидеть на месте.       — Я не позволю тебе держать меня за простака, который поверит в твоё «нормально», поэтому прекрати. Мне также неприятно наблюдать за тем, как твоё желание помучить себя за свои слабости тянет тебя в бездну. Да, ты концентрируешься именно на слабостях вместо того, чтобы обратить внимание на свои сильные стороны.       Поттер активно затряс головой.       — Не нужно пытаться рассказать мне о моих же чувствах. Я не жалею себя, я не мучаю себя, не упиваюсь своей грустью. От чего бы, по вашему мнению, я ни страдал последнюю неделю, за мной не нужно приглядывать круглые сутки. Со мной ничего такого особенного не произойдёт.       Поттер был прав. Почти. Он лишь забыл о том, что с ним постоянно происходит что-то особенное. Приглядывать круглые сутки? Можно было оставить Поттера посреди четырёх бетонных стен, и что-то из ряда вон выходящее все-равно нашло бы его.       — Если ты позволишь жизни управлять тобой, она тебя сломает, — произнёс Северус, — Сейчас ты, должно быть, думаешь, что если переборешь свои желания в угоду долга, то станешь настолько закалённым, что уже ничто не сможет выбить почву из-под твоих ног, — Северус расправил спину, — Однако, как только у тебя получится сломать себя самого, ты больше не будешь знать, что делать дальше. У тебя больше не будет личных стремлений и желаний.       Поттер облизнул губу, уже открывая рот, чтобы возразить. Всегда готовый возразить, ещё не дослушав чужие доводы до конца.       — Нормальной жизни не существует, и ты её не найдешь. Она нереальна. Твоё дело, если ты захочешь разыгрывать спектакль «обычной жизни», мне-то что. Вот только не будь потом удивлён, когда тебя захлестнёт настоящие безумие.       Вот сейчас подходящий момент замолчать. Поттер закрыл глаза, а Северус какое-то время ещё оставался под впечатлением того, как правильно смог подобрать нужные и верные слова. Неожиданно для себя он понял — лишь потому, что его самого гложили подобные сомнения, он сумел выразить их вслух.       И вправду.       — И что же мне тогда делать? Просто вечно находиться в путанице собственных чувств? Продолжать думать о том, что приносит лишь боль? Я считал, что вы хотите, чтобы я избавился от своих эмоций.       Если бы в их общении не было никаких рамок, и он мог говорить открыто, то сказал бы Поттеру, что эмоции — это то, от чего люди никогда не смогут избавиться. Безусловно, можно попытаться с ними бороться, тогда они подстроятся под иную версию тебя — но не более. Конечно же, этого он не сказал.       — Я просил избавиться от эмоций на время занятий Окклюменцией, а не на всю жизнь.       Поттер улыбнулся. Он ещё смеет улыбаться, глядя на Северуса.       — Вы хотели сказать не это, — идиотский ребёнок, — Что тогда скажете о себе? Вы никогда не показываете эмоций, продолжая жить как все.       «Да, я никогда не показываю эмоций потому, что у меня их нет», хотелось ответить Северусу. Взгляд Поттера потяжелел. Будь это кто-нибудь другой, Северус мог бы предположить, что его мысли пытаются прочесть. Рефлекторно он поставил барьер. Тихий смешок сбоку от него сбил с толку.       — А, знаете, я даже готов поспорить, что вы не умеете показывать эмоции в принципе.       Северус сглотнул ком. Он был оскорблён. Потрясён. Поттер его провоцировал. Северус был зол на себя за то, что впустил Поттера в свои покои, и возмущён его поведением, ведь мальчишка воспользовался искренностью мужчины, чтобы нанести ответный удар.       Нет, ему точно не было обидно.       Северус подавил тревожный порыв прервать их разговор едким замечанием. Вместо этого он кивнул, что, как он надеялся, будет воспринято как серьезное согласие со словами мальчишки.       «Неправда», хотелось сказать Северусу.       «Но ты очень к ней близок».       — Тебя не должны заботить мои методы. Сейчас мы говорим о тебе.       Поттер состроил недовольное лицо.       — Спасибо. Мне же недостаточно того, что я чувствую, словно весь мир изучает меня под микроскопом, — Северус хотел возразить, но не успел, — Слушайте, Профессор. Это одно — получать помощь, и совсем другое — быть предметом особенного наблюдения. Я не нуждаюсь в сотрудничестве. Вы правы, когда говорите, что все восхищаются мной без причины. Понимаете, порой, всё, чего я хочу — это быть шестнадцатилетним.       Поттер открыто смотрел на него обоими глазами. Точнее, одним глазом с половиной. Проклятье. Этот чёртов синяк вызывал беспокойство.       — Ты не можешь, ты Избранный. Выбери что-нибудь другое.       — В одиночестве скрыться ото всех?       С Дамблдором, дёргающим за ниточки своих людей-марионеток? Не выйдет. Нитки превратятся в петлю, стоит мальчишке только подумать о побеге.       — Очень сомневаюсь, что одиночество придётся тебе по душе.       — Ага, — Поттер фыркнул, — Вы правы.