alterations

Ты даже не представляешь, как сильно я тебя ненавижу. Ты таскаешься за мной, как побитая жизнью собачонка, только потому, что тебе скучно. Не ради меня. Не ради тех, кто умер, хотя и наплевать на них, они лишь повод подумать. Я отчётливо узнаю в тебе себя. С той лишь разницей, что скучно нам обоим, а думать умею только я. Ты, по-моему, можешь только раздражать. Я не шучу. Ты даже не представляешь, как меня раздражает каждое твоё действие. Каждое слово не вовремя. Каждое тупое предложение или предположение — доктор ты или кто, но как можно быть таким тупым? Джон, мать твою, Ватсон, светило в Бартсе, абсолютный олух во всём, что не касается медицины. А, может, даже и в том, что касается. Смотри, ты же, блять, даже об отравлении догадаться не можешь, хотя все признаки налицо. Буквально. Скаламбурил, блять. Короче, знаешь — я не смогу сказать тебе об этом в лицо, но почти каждую минуту думаю, что век бы тебя не видел, честное слово. Поэтому и съёбываю сейчас, прикрываясь отговорками о том, что мне нужно подумать в тишине. Это даже и не отговорки, по сути. Мне нужно подумать где-то, где нет таких тупарей в радиусе квартала. Но потом, когда дело кончится, я вернусь в единственное место, которое считаю своим домом, и там снова будет то одно, что я готов принимать без инстинкта ищейки, целиком и полностью, не пытаясь изменить — будешь ты. Ты даже не представляешь, как сильно я к тебе привязан — крепко-накрепко, по рукам и ногам, и в этом-то, пожалуй, и кроется главная проблема.