***
— Парень поехавший, — уже в машине рассуждал вслух Эскель по дороге в участок. — Экспертиза подтвердит. —А если он сообщник? — возразил Геральт, чуть открыв окно. Духота его не отпускала. Эскель бросил внимательный взгляд на коллегу. — Совпадает только записка, — он перестроился в правый ряд. — Даже не она, а просто факт её наличия. По такой логике, любой, кто посмотрел новости, может стать сообщником. — Если верить психологическому портрету предполагаемого убийцы… — начал было Койон и тут же запнулся, встретившись с недовольным взглядом наставника в зеркале заднего вида. — Простите, сэр… — Продолжай, — буркнул он. — Если верить портрету, то он одиночка, педантичен и осторожен. Вряд ли бы такой человек решил взять к себе в сообщники сегодняшнего парня. Геральт кивнул. Всё выглядело так, что это неумелый свихнувшийся подражатель. Мужчина отвернулся к окну, ловя свежий воздух и прикрыл глаза.***
— Никакой связи, — Ламберт бросил на стол папку с бумагами, и в этом жесте было больше отчаяния, чем раздражения. Вся группа, кроме Весемира, сидела на припозднившемся из-за утреннего отъезда полицейских совещании. — Девочка училась в дорогой частной школе, занималась балетом, готовилась к поступлению. Жертвы друг друга не знали. Круги знакомых тоже не пересекались. Ничего, кроме того, что все они – брюнетки и были убиты этим ублюдком. — И старые фабрики, — уточнил Эскель. — Он предпочитает старые фабрики. — Говорили с кем-нибудь из её друзей? — спросил Геральт, просматривая бумаги. — Нет, все они ещё несовершеннолетние, нужно ехать на встречу в присутствии родителей. — Чёрт, — выругалась Йеннифэр. — У всех девочек их возраста есть секреты, которыми они не будут делиться с полицией в присутствии родителей. — Не суди по себе, — ухмыльнулся Эскель. Йеннифэр взглянула на коллегу взглядом полным фальшивого сочувствия и искреннего снисхождения. — Эскель, — улыбнулась она, — позволь узнать, как ты получил звание детектива, будучи настолько узколобым? Мужчина оскалился в ответ. — И, тем не менее, — сказал светловолосый полицейский, не обращая внимание на перепалку, — мы едем к её подруге. Ламберт в школу, а Эскель и Койон в балетную студию.***
Богато украшенный фасад дома подруги жертвы слепил своим великолепием. — Как думаешь, когда я смогу купить себе такой? — спросила Йеннифэр прежде, чем позвонить в ворота. Геральт оглядел здание и сочувственно посмотрел на девушку. — Ясно, — буркнула она, — ты зануда. — Я просто реалист. — Да? — усмехнулась она. — Ты поэтому бросился сдавать экзамен на сержанта, когда Лютик заговорил о путешествии по Европе? Геральт весь подобрался, возмущённо глядя на коллегу и не находя, что ответить. Девушка была права. Йеннифэр улыбнулась. — Меня бы не перевели к вам, если бы я не видела таких простых взаимосвязей. От продолжения разговора Геральта спас хозяин дома, ответивший на звонок. — Чем могу помочь? — проговорил мужской голос из динамика. — Мистер Сеймен, добрый день, — голос Йеннифэр изменился, став мягче. Геральт всегда удивлялся тому, как она из язвы со стервозным характером превращалась в миловидную девушку. Люди доверялись ей практически мгновенно и открывались. — Мы из полиции, звонили вам сегодня утром. Можем поговорить с вашей дочерью? — Входите, — после паузы сказал мужчина. — Офицер Йеннифэр Венгер, — представилась девушка, зайдя в дом, и показала значок. Геральт повторил процедуру и пожал протянутую руку хозяина. — Пожалуйста, будьте… деликатны. Для неё это большой стресс. — Конечно, — заверила девушка. Мужчина кивнул и жестом пригласил их в гостиную, где на светлом кожаном диванчике сидела хрупкая светловолосая девушка. Ей ещё не исполнилось шестнадцати, и она выглядела значительно младше жертвы. Глаза её были красные и опухшие, она затравленно посмотрела на вошедших и едва сдержалась, чтобы не заплакать снова. — Привет, — мягко произнесла брюнетка, — я – Йеннифэр, а это – Геральт. — Лора, — пискнула девушка, хлюпнув носом. Йеннифэр села рядом с ней на диван, а Геральт и мистер Сеймен сели в кресла напротив. — Я понимаю, тебе сейчас очень трудно, Лора, но нам нужно задать тебе несколько вопросов, чтобы как можно скорее поймать того, кто это сделал. Ты поможешь нам? Лора осторожно кивнула. — Хорошо, — Йеннифэр улыбнулась. — Скажи, когда ты видела Бетенни в последний раз? — В прошлый четверг. Мы вместе были на факультативе по английскому, готовились к экзаменам, — Лора бросила быстрый взгляд на отца. Его можно было воспринять как жест, ищущий поддержки, но Йеннифэр так не думала. — Она не вела себя необычно? Может, говорила, что хочет куда-то пойти или с кем-то встретиться? — Нет, — её голос дрогнул. — Вы были близки? Как думаешь, она бы рассказала тебе, если бы собралась сделать что-то рискованное? — Думаю, да… Она… — девочка вдруг заплакала. — Извините, я… — Ну всё, — бросил отец, — достаточно. — Сэр, — вмешался молчавший до этого момента Геральт, — мы расследуем серийные убийства. — Расследуйте, — бросил раздражённый хозяин, — но подальше от моей дочери. — Ничего, — мягко сказала Йеннифэр, — всё в порядке. Вот, возьмите, — она протянула мужчине свою визитку. — Позвоните, если вспомните что-нибудь. Мужчина кивнул, и поспешил выпроводить полицейских за дверь. — Мы ничего не узнали, — буркнул Геральт, садясь на пассажирское сиденье служебной машины. — Девочка что-то скрывает, как я и думала, — Йеннифэр выехала. — Надеюсь, она позвонит. Если они и правда были близкими подругами, она захочет нам помочь. — Мы не сможем использовать эти показания. — Не сможем, — согласилась Йеннифэр. — Но они скажут, где искать двойное дно у остальных жертв. — Двойное дно? — Геральт бросил на неё удивлённый взгляд. — Если их ничего не связывает на поверхности, их связывает что-то, чего они не хотели афишировать. О чём не говорили своим друзьям. Ты видел этот дом? Балетная школа, курсы подготовки. У них строгие родители. Двойное дно должно быть. — Может и так, — согласился полицейский. — Но у других? — У всех есть двойное дно, Геральт. У всех. — Ты не туда свернула, — спокойно произнёс седовласый. — Нужно заехать на почту.***
Уговаривать Геральта остаться в машине не пришлось. Он весь день был на удивление уступчивым. Почти не спорил и мало двигался, словно пытался сохранить силы. Девушка списала это на бессонницу полицейского, и восприняла скорее как удачу. В обычное время она бы нашла время заехать за образцом сама, но отдел по борьбе с наркотиками нащупал крупную артерию серьёзного дельца, и действовать нужно было быстро. Уже бывшее начальство из наркоотдела настаивало, чтобы Йеннифэр передала контакты информатора и окончательно отошла от дел. Но девушка по натуре своей мало кому доверяла, тем более, когда речь шла о безопасности и жизни музыканта. Поэтому хоть это и отнимало у неё время и силы, всю информацию она предоставляла в бывший отдел сама. Когда Йеннифэр показала своё водительское удостоверение на почте, полноватая сотрудница укоризненно на неё посмотрела, и, протягивая конверт, наклонилась и тихо произнесла: — Изменять нехорошо! Ошеломлённая Йеннифэр даже проверила, не вскрыла ли сотрудница конверт и не попробовала косяк, но тот был цел.***
— Что-нибудь не пережаренное и не сырое, — буркнул Юлиан, нарезая овощи. Парень редко готовил что-то сложнее яичницы до того, как встретил Геральта. И несмотря на то, что теперь готовил достаточно часто, рукам не хватало сноровки. Конечный результат любого рецепта выходил у музыканта не таким, как ожидалось, с переменным успехом съедобным, и с практикой не улучшался. Даже простая нарезка выходила у него кривоватой. Поначалу Юлиан вообще был очень плох в быту. В первый месяц после того, как переехал, он испортил все белые рубашки Геральта, постирав их с одеждой других цветов, залил немногочисленные цветы и сжёг вафельницу. Если полицейский и пожалел о том, что впустил его в свою квартиру, то виду не подал. Терпеливо объяснял принципы стирки и ухода за растениями, а когда, увидев сожжённую вафельницу, Геральт только спросил: «ты не обжёгся?» Юлиан разрыдался, и не мог объяснить не только мужчине, но и себе, почему. Юлиан искренне восхищался, как Геральт со всем управлялся. Он был педантичным и экономным. Знал, что с чем смешать, как отстирать любое пятно, как что приготовить. Но больше всего музыканта поражало, что Геральт не настаивал ни на чём. Юлиан мог забыть поставить стирку или вынести мусор, но полицейский ни разу его не упрекнул, ничего не потребовал. От этого парень старался ещё больше, и постепенно непознанный мир быта стал для него привычным. Не давалась только готовка. Вопреки всем стараниям парня, запечённая картошка получилась сырой в середине и подгоревшей с краёв. — Давай, — почти отчаянно сказал он Геральту, который никак не комментировал блюдо и молча ел, чем нервировал парня ещё больше, — можешь сказать. Шутки принимаются. Я знаю, ты хочешь. Давай. Геральт за весь день уже почти успел забыть о том, что сказал утром и, вспомнив сейчас, пожалел о сказанном, зная, как Юлиан старается и как близко к сердцу воспринимает свои поражения на кухне. — Ничего не хочу, — осторожно сказал Геральт. — Это… — он подбирал слова, — не классический рецепт, но мне нравится, — мужчина не солгал, но музыкант ему не поверил, ещё больше расстроившись. Геральт хорошо готовил, и Юлиан был уверен, что ему не может нравиться то, что приготовлено значительно хуже. От попытки утешить и успокоить в словесной форме, что всегда давалось полицейскому с трудом, его спас зазвонивший телефон парня. Юлиан, увидев, кто звонит, сбросил вызов и ушёл в гостиную, надеясь, что не выглядел подозрительно, и набрал «доставке пиццы» сообщение: «Ты с ума сошла? Геральт мог увидеть. Что за срочность?» Ответ пришёл практически мгновенно. Девушка прислала ему адрес и короткую приписку: «Будь там завтра и выясни всё, что сможешь». По адресу, ожидаемо, оказался клуб, в котором Юлиан уже не раз бывал. — Что там? — голос Геральта раздался за спиной внезапно, и Юлиан от неожиданности чуть не подпрыгнул. — Концерт, — сказал он, откладывая телефон, — завтра. — Хм… Геральт приблизился, уронив голову Юлиану на плечо и крепко обнимая. Мужчина думал об этом весь день и, наконец, ощутив родного человека в объятиях, расслабился. Такого контакта хватило, чтобы музыкант завёлся. Он прижался плотнее, одновременно завозившись, потянулся за поцелуем и, поймав губы полицейского, начал шарить руками по телу. Геральт чувствовал, как твёрдый член парня упирался ему в бедро, и поймал себя на мысли, что не хочет близости. Это часто бывало в последние дни, во многом из-за тяжёлого расследования у него не оставалось сил. Юлиан не настаивал, но заводился всё быстрее и, как голодный зверь, набрасывался на мужчину, стоило тому дать повод. И Геральт, несмотря на усталость, захотел уступить. Он потянул домашнюю футболку парня вверх, и Юлиан заскулил от радости. Его руки лихорадочно забегали по желанному телу, принявшись скорее его раздевать. До кровати они добрались абсолютно голые. Юлиан толкнул Геральта на постель и забрался сверху, провёл языком влажную дорожку от уха до основания шеи, слегка прикусив. Мужчина зарычал, откинул голову назад, нежно оглаживая бока и спину парня. Руки Юлиана дрожали, сам он в каком-то почти безумном восторге трогал, мял, кусал и царапал всё, до чего доставал; пока мог, пока мужчина не забрал всё в свои руки, погружая парня в бесконечные качели на грани. Музыкант прихватил зубами сосок, и Геральт, втянув воздух, перевернул разошедшегося парня, поменявшись местами. Юлиан проскулил, когда Геральт нежно огладил руками его грудь, и осторожно втянул губами затвердевший сосок, массируя языком. Его кинуло в жар. Рука Геральта коснулась изнывающей плоти парня, большой палец медленно очерчивал круг, и Юлиан скулил, пытаясь ускорить темп, и метался, как пойманная птичка. — Геральт, — голос прозвучал умоляюще. Мужчина переместился чуть ближе, не выпуская член и не ускоряя медленно-мучительного темпа. — Геральт… — Юлиан проваливался в ощущения, и знал, что если не скажет сейчас, то ещё не скоро наберется смелости. — Свяжи меня… пожалуйста. Геральт остановился, удивлённо смотря на парня. Юлиан вновь зашарил по телу, оцарапывая плечи и бока. — Пожалуйста, Геральт… Верёвка в тумбочке, — и притянул мужчину, укусив за шею. — Ты правда?.. — Да, — перебил его Юлиан, — пожалуйста… прошу тебя, — и он дёрнулся, толкнувшись в руку, которая всё ещё обхватывала его член. Геральт выпустил парня, и неуверенно потянулся к тумбочке. Внутри лежали несколько бежевых верёвок примерно по сантиметру в диаметре. Взяв их в руки, мужчина мелко задрожал. — Пожалуйста, — хныкнул Юлиан. Геральт медленно обвил верёвку вокруг правого запястья парня и привязал к спинке кровати. Юлиан тут же натянул верёвку, проверяя на прочность, и довольно застонал, закрывая глаза. Возбуждение прострелило его от всех конечностей, концентрируясь в паху. Но Геральт не услышал стон. Он смотрел на связанную руку и видел тёмные синяки от верёвки убитой девушки, которую осматривал утром. Он встряхнул головой, беря вторую руку парня и ещё медленнее обвивая верёвкой. — Да… будь грубым, — протянул Юлиан, — пожалуйста, будь грубым. Геральт пытался отвлечься от видений истерзанных тел, возникавших в голове, но чем сильнее он их гнал, тем ярче они становились. «Мы давно друг друга любим, она хорошенькая… Мы играли с верёвками. И я стучал, вот так…» Мужчина поднёс руку парня к спинке кровати, и его забило крупной дрожью. Дышать стало трудно. «Она сама предложила… Я не смог остановиться. Мне так понравилось быть сильным…» Юлиан, почувствовав неладное, открыл глаза. — Геральт? Мужчина словно обжёгся, выпустил недосвязанную руку и отпрянул от любовника. — Не могу! — прохрипел он. Воздух выходил из легких с пугающим свистом. — Не хочу делать больно… Грудь стянул тугой невидимый обруч, лишая возможности дышать. Геральт уставился в пол страшным немигающим взглядом, пытаясь сделать вдох. — Геральт?! — Юлиан ринулся к нему, с такой силой, что едва не вырвал себе привязанную руку. — Блять! — он потянул за конец узла, в панике только затянув крепче. Он за мгновение вспотел, лихорадочно перебирая пальцами. — Боже, давай же! Верёвка поддалась и, высвободившись, парень кинулся к бледному мужчине. — Геральт! Геральт, посмотри на меня! — руки обхватили лицо, Юлиан заглянул в глаза, из-за чёрных зрачков почти не было видно золотой радужки, воздух всё ещё хрипел в горле. — Дыши, слышишь! Боже! Ну же, Геральт! Взгляд мужчины, даже когда тот смотрел на Юлиана, был диким, не узнающим и неосознанным. — Не могу… — снова прохрипел он, — не могу… — Не нужно! — голос парня, пропитанный страхом, был едва узнаваем. — Геральт, боже… Юлиан обхватил мужчину в крепкие объятия, прижимая к себе, ощущая, как того колотит крупной дрожью. Геральт откликнулся, смяв Юлиана в ответ, едва не до хруста костей. Тот судорожно выдохнул. — Всё хорошо, Геральт, всё хорошо… Дыши, пожалуйста, слышишь меня? Дыши! — как заведённый затараторил Юлиан, поглаживая того по спине. Геральт закашлялся, ошалело оглядываясь и моргая. — Геральт? — позвал Юлиан, и тот вскинул голову, осознанно посмотрев в голубые глаза. Геральт выглядел растерянным, но снова мог нормально дышать, дрожь утихла. — Слава Богу..! Геральт… Прости меня… Прости, пожалуйста. Юлиан успокаивающими движениями оглаживал спину, плечи и руки Геральта, и, заметив мурашки на коже, изловчился, подтянул одеяло и закутал обоих, как смог. Мужчина всё ещё растерянно озирался. — Как ты? — Юлиан тоже успокаивался, сердце больше не колотилось как сумасшедшее. — Давай вызовем врача? — Нет, не нужно, просто… дай мне минуту. Всё нормально. Юлиан был не согласен, но спорить не стал. Он переместил свою руку на лицо мужчины, зачёсывая растрёпанные волосы за ухо. Геральт подался вперёд, уткнувшись лбом в плечо парня. Они посидели так какое-то время, пока окружающий их мир не стал возвращаться в привычное состояние. Звуки ночного города, проникающие через окно, лёгкий холодок на обнажённой коже. — Юлиан, — позвал Геральт, — можешь принести воды? Парень угукнул, аккуратно высвобождаясь, и одновременно укутывая Геральта в одеяло, словно боясь его оставить одного, без защиты. Он прошёл на кухню, слегка озябнув, всё ещё будучи полностью обнажённым. И набрав воды, вернулся, застав Геральта за разглядыванием верёвки, которая всё ещё была привязана вторым концом к спинке кровати. Всучив Геральту стакан, парень остервенело, но на этот раз быстро и точно, отвязал верёвку, схватил ту, что осталась лежать с другой стороны, и, вытянув оставшиеся из тумбочки, открыл окно и вышвырнул их на улицу. Теперь, когда первый испуг прошёл, Юлиану было стыдно смотреть мужчине в глаза. Он казался самому себе извращенцем, злым и жестоким. Закрыв окно, парень принялся собирать разбросанные вещи, затем достал свежее бельё, себе и Геральту, и ему всё же пришлось посмотреть на него. — Прости, — выдохнул он. Геральт покачал головой. — Ты не виноват. — Виноват, — припечатал парень, одеваясь. Геральт последовал его примеру. — Должен был поговорить, спросить, что ты думаешь, а не вот так… Юлиан завис над кроватью, словно спрашивая разрешения лечь рядом. Геральт протянул руку, переплетая пальцы и утягивая парня к себе. — Всё, хватит, — твёрдо сказал Геральт. — Ничего страшного не случилось. Давай… — Не случилось?! — перебил его Юлиан. — Ты вдохнуть не мог, Геральт! А у меня чуть сердце не остановилось! Музыкант потянул на себя державшую его руку мужчины, и поцеловал выпирающие костяшки. — С тобой такое бывало раньше? Геральт не ответил, задумавшись. И Юлиан знал этот взгляд. Тот решал, рассказывать или нет. — Так, — сказал парень, сел, опираясь на спинку кровати, и развёл ноги, — время для этого трюка. Давай, Геральт. Мужчина недоверчиво покосился, но потом решил, что Юлиан прав. Геральт лег спиной на его грудь, расслабляясь. Они нашли этот способ разговоров случайно, но работал он безотказно. Геральт, обычно будучи скупым на детали, в подробностях рассказал ему про новое тело, про сдавшегося преступника, про верёвки, про приступ и духоту. Юлиан не перебивал, только нежно перебирал седые волосы, так что конец рассказа был ленивым и сонным. В конце концов, Геральт уснул, вымотанный и разморенный. А Юлиан ещё долго перебирал пряди и терзался чувством вины.