***
Звонок в дверь громыхнул, словно гром, и Юлиан вздрогнул. Геральт был в душе, и парень был рад, потому что не знал, смог бы скрыть своё волнение. Он поднялся, отложив гитару, и медленно двинулся в сторону прихожей. Нетерпеливо тренькнули ещё раз, и музыкант от этого ещё сильнее замедлился. Он глянул в глазок, оглядел одетого в яркую форму курьера, прикидывая, может ли он оказаться кем-то другим, и под третий недовольный звонок, снял цепочку и повернул ключ. — Здравствуйте! Пожалуйста, ваш заказ. Юлиан кивнул, пристально вглядываясь в человека, забрал пакет, сунул наличные и закрыл дверь. И только тогда понял, что ни поздоровался, ни поблагодарил. Парень встряхнулся. Он и до того переживал, что мог проболтаться о чём-то под действием наркотиков, назвать адрес, при том, что ключи у него были в кармане, или назвать имена полицейских, а узнав, что с этими наркотиками связан убийца, совсем запаниковал. Он сменил замки, чтобы обезопасить себя и Геральта, и не переставал думать, что ещё мог для этого сделать.***
Юлиан переложил лапшу с курицей в тарелку для Геральта; тот любил есть из посуды, а себе оставил в коробке. На вопросительный взгляд мужчины музыкант только отмахнулся. — Не успел ничего сделать, были дела. Когда полицейский случайно уронил вилку, Юлиан вздрогнул и даже замер на мгновение. Геральт прищурился. Странности шли одна за другой и словно бусины нанизывались на нить. Геральт заметил, что Юлиан обеспокоен, но трактовал неверно, списав на события двух прошлых вечеров. — Так что у тебя были за дела? — полицейский использовал вопрос как предлог к началу разговора, Юлиан любил без остановки рассказывать обо всём, что случилось за день, умудряясь из самого заурядного события слепить историю, но с удивлением понял, что тот не собирается ничего рассказывать, а пытается придумать. Пытается соврать. — Надо было… кое-что решить. Перед концертом. — Интонация была пропитана неуверенностью, но искусно пряталась под защитной улыбкой. — Мотался туда-сюда по городу. Геральт даже неприятно удивился, ведь Юлиан долгое время был подпольным информатором. А через пять-семь быстрых уточняющих вопросов полицейский бы запросто уличил музыканта во лжи, как самого зелёного и неподготовленного преступника. Но мужчина молчал, слушая, как Юлиан неуклюже пытался подделать собственную непринуждённую манеру разговора. Геральт был не на работе, а Юлиан не был преступником на допросе. И мужчина знал, что самое главное во лжи — не уличить в ней, а понять, почему человек лжёт. С преступниками в большинстве случаев всё было кристально понятно, но ложь Юлиана удивляла. — У тебя были какие-то семейные дела? — предположил Геральт. Юлиан замер, понял, что мужчина не поверил ни единому слову, но предположил версию, далёкую от истины. Музыкант ухватился за неё, как за соломинку. Люди всегда верят в то, что предполагают сами. Правило работало безотказно, и опытный полицейский не был исключением. Парень не хотел лгать, но другого выхода не видел. — Я попался, — выдохнул он, чуть смущённо. И совершенно искренне добавил: — Прости. Геральт долго смотрел ему в глаза, и музыкант испугался, что и здесь прокололся. — В следующий раз скажи, что не хочешь говорить, — золотой взгляд был тёплым и нежным. — Не обманывай только. Любви и заботы Геральта порой было так много, что она скручивала всё нутро парня до пронзительного хруста. И весь переломанный до последней кости Юлиан тонул в безграничном, безотчётном доверии мужчины. Музыкант не двинулся с места, только виновато опустил глаза, не в силах выдерживать тёплое золото родных глаз. Юлиан никогда не думал, что сам захочет рассказать Геральту о своей семье. Но ему хотелось отдать ему хоть что-то кроме лжи. — Я должен был стать политиком, — вдруг сказал Юлиан. И заметив удивление Геральта пополам с улыбкой, тоже усмехнулся. — Да, смешно, я знаю. — И почему не стал? — Да как сказать… — глаза парня на миг заволокла дымка, и Геральту показалось, что он где-то далеко. — Мой отец умер, когда я учился в старшей школе. Мы с мамой по-своему это переживали. Она ударилась в работу, а я – в музыку. Геральт хотел сказать, что ему жаль. Но, как и всегда, его останавливало то, что он не знает этой боли. Не понимает, а только представляет её, потому что своих родителей он не знал, ему была знакома лишь боль от незнания, необладания. Боль потери кого-то была для него непознанной, и от того ещё более пугающей. Он протянул свою тяжёлую крупную ладонь и накрыл ею ладонь Юлиана. Тот мягко улыбнулся в ответ. — Сейчас уже лучше, — заверил парень. — И тогда стало лучше, — продолжил он. — Бросать занятия я не захотел. Но мама настояла, я тогда боялся ей перечить, она… умеет находить аргументы. Геральт не перебивал, рисуя в голове образ властной женщины. Ему искренне захотелось посмотреть на неё, если ей удалось запретить Юлиану заниматься музыкой. Пусть даже на время. — У тебя иногда все мысли на лице написаны, — усмехнулся парень. — Хм. — Так что, — продолжил Юлиан, — целый год я прилежно изучал политологию и прочие сопутствующие вещи. А потом… — Музыкант замолчал. В его глазах на миг поселилась темнота, с которой он боролся несколько мгновений. — Потом бросил, — добавил он. Пауза в рассказе явно содержала в себе историю, и Геральт хотел бы знать, но видел, что Юлиан не готов рассказывать. — И где ты учился? — Это не имело значения, полицейский хотел перевести тему. — В Колумбийском, — в голосе звучала спрятанная гордость. Геральт вовремя отставил кружку, иначе бы подавился. — Что? — недовольно спросил музыкант, наблюдая за неприкрытым удивлением Геральта. — Сам поступил. Ты же не думал, что я совсем дурак? — с опаской спросил парень. — Юлиан, даже если бы ты завалил самый простой экзамен в мире, я бы не считал тебя дураком, — Геральт улыбнулся. — Колумбийский — это… сильно. Парень тоже довольно заулыбался, как кот, наевшийся сметаны. Он легко поднялся, и Геральт отметил, что к парню возвращается его обычная игривость. Юлиан не касался его с той ночи, избегал даже объятий и поцелуев. Это начинало напрягать, и Геральт внутренне ликовал, увидев прежнюю искру в глазах музыканта. Но подойдя почти вплотную, тот замер в нерешительности. Геральт осторожно положил руки парню на талию, внимательно наблюдая за его реакцией, и медленно потянул на себя, усадив на колени как можно ближе. Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза, а затем Юлиан опасливо положил руки мужчине на плечи. Геральт едва сдержал облегчённый выдох. — Чувствую себя мудаком, — признался музыкант, имея в виду не только события той ночи, и сжал пальцами крепкие напряжённые мышцы полицейского. — Я тоже. — Что? — удивился Юлиан. — Почему? Геральт наклонил голову вправо и потёрся щекой о ладонь парня на своём плече. — Два дня не мог тебя обнять, — руки Геральта поднялись выше, по спине музыканта, — всё из-за того чёртового приступа. Напугал тебя. Юлиан ошарашенно смотрел в золотые глаза, наполненные тоской. Иногда он ловил такой взгляд Геральта, но лишь теперь, узнав часть его прошлого, смог истолковать этот взгляд правильно и ужаснулся. Страх одиночества, отвержения и холода так явно читался, словно кто-то действительно выжег всё это словами в глазах мужчины. — Боже… Геральт, это не твоя вина, — уверял его парень, обхватив ладонями лицо, — совершенно не твоя. Полицейский не шевелился, и Юлиан не мог вспомнить момент, когда тот выглядел таким уязвимым. Парень погладил острую скулу большим пальцем и, наклонившись, поцеловал, медленно сминая губы полицейского. Мужчина ответил не сразу, как будто каждую секунду ждал, что сейчас всё закончится. Музыкант почти физически ощущал чёрную леденящую пустоту внутри Геральта и недоумевал, как не замечал её всё это время. Эту холодную дыру хотелось залечить, закрыть, наполнить до краёв всем, что Юлиан только мог отдать. — Пойдём, — хрипло позвал парень, поднимаясь. Он был возбужден, но руководила им не страсть. Голос его был полон заботы. Геральт поднялся следом и пошёл за парнем, как за Сиреной, не отрывая взгляда. Но даже в полуоцепенении, он, едва осознавая, вскинул руку и выключил на кухне свет. И этот жест, и вся хозяйственность Геральта теперь виделись Юлиану иначе. Не просто набором привычек и предпочтений, а вынуждённостью, результатом отсутствия заботы. Необходимостью. Юлиан нашёл в темноте руку мужчины и не выпускал её до самой спальни. Он не хотел, чтобы тот шёл в темноте один. Музыкант аккуратно усадил Геральта на кровать, стянул резинку с пепельных волос, запуская в них пальцы, массируя и лаская. Мужчина вопросительно промычал, прикрывая глаза от удовольствия. Он едва ли понимал, что происходит. Геральт привык к другим касаниям Юлиана. Тот любил оставлять следы укусов и борозды от ногтей. Был темпераментным и частенько от его крепкой хватки на коже проступали синяки. Руки музыканта потянули футболку Геральта вверх, и тот позволил медленно себя раздевать. Они всё время смотрели друг другу в глаза, пока не остались обнажёнными, и оба ловили себя на ощущении, словно всё происходило впервые. «Какой же он хрупкий, — подумал Юлиан, — Боже, как я не видел?» Юлиан, поддерживая мужчину со спины, осторожно уложил того на кровать. Коснулся его губ, невесомо, мягко, и руками принялся оглаживать плечи и мускулистые руки. Геральт млел и терялся, путался в собственных чувствах и ощущениях. Удовольствие мешалось с безотчётным страхом, с беспомощностью, с чем-то, чего он не мог до конца осознать. И мужчина начал шарить руками, пытаясь касаться тела парня, стараясь заглушить эти мысли. Но Юлиан мягко перехватил его руки своими и переплёл пальцы. Прошёлся дорожкой едва уловимых поцелуев сначала по правой руке, затем по левой, развёл их в стороны и, оказавшись близко у лица мужчины, нежно поцеловал. Юлиан не хотел ничего брать, он хотел отдавать, отдавать как можно больше, пока мог, и уничтожить страх одиночества в золотых глазах. Мужчина застонал от одних поцелуев, не справляясь с лавиной нежности от Юлиана. Всё было так ново и непривычно. Остро. Слишком много. — Что ты… делаешь? — спросил Геральт, не узнавая своего надломленного голоса. — Я люблю тебя, — ответил Юлиан, невесомо касаясь губами левого уха мужчины. В груди последнего начала зарождаться мелкая приятная дрожь. Он запрокинул голову, подставляя шею, и парень с охотностью принялся зацеловывать её. — Я, — начал Юлиан, словно Геральт своим вопросом разрешил ему говорить, — так сильно, — он поцеловал прикрытые веки, переместился на скулы, и опять на шею, — люблю тебя. — Затем спустился ниже, чувствуя руками и губами, как мужчина под ним трепетно дрожит. — Люблю тебя, Геральт. — Язык Юлиана обвёл кругом сосок мужчины, оставил влажную дорожку до другого и снова сделал круг. — Люблю. Геральт простонал, смущаясь, не привыкший так выражать чувства. Мысли в голове рассыпались, не успевая формироваться. Член отчаянно требовал ласки, любого, хоть мимолётного касания. Мужчина нетерпеливо дёрнулся и случайно дотронулся головкой до живота Юлиана. Геральт сжал простыни и стиснул зубы, удерживая стон в горле. Но Юлиан не торопился, прокладывая к паху мужчины дорожку из поцелуев, ни разу не укусив и даже не прихватив кожу. Геральт ощущал каждый из них, как жгучую метку, и от каждого касания он всё сильнее начинал дрожать. Парень осторожно развёл ноги мужчины, оглаживая их, припадая губами к внутренней стороне бёдер. Геральт протяжно и несдержанно застонал, когда Юлиан вобрал его член в рот. Тёплая приятная тяжесть разливалась по телу мужчины в такт движениям парня. Полицейский закрыл рот рукой, впившись в неё, не в силах сдерживать рвущиеся наружу звуки. Удовольствие переплеталось с безотчётным ужасом чего-то, и вскоре страх стал сильнее стыда. Геральт переместил свою ладонь выше, закрывая глаза, прячась в темноте, надеясь, что всё это сон и в то же время надеясь на обратное. Юлиан, не отрываясь от ласки, протянул вперёд свою руку, нашёл ладонь Геральта, которая комкала простынь, и мягко разжал его хватку, переплетая пальцы. Геральт хныкнул, сжимая ладонь парня. Мужчину повело от смеси незнакомых ему ощущений, от приятной ломоты в груди, страха и нежности, от движений Юлиана в паху. Он сделал два вдоха и всё, что он чувствовал, разом смешалось в одну вспышку, выгнув его дугой, потопив в ощущениях. Юлиан отстранился, взглянул на распластанного на кровати мужчину и улыбнулся. Геральт так редко позволял себе терять контроль. Мужчина требовательно потянул музыканта на себя, и тот поддался импульсу. Геральт поцеловал его исступлённо и растерянно. Но Юлиан хотел отдать ему больше, и потому, мягко направляя, перевернул наполовину отошедшего мужчину на колени, спиной к себе. Тот повиновался, плохо соображая, что его любовник собирался делать. Язык Юлиана осторожно коснулся сжатого сфинктера, очертил круг и отстранился. Геральт стиснул подушку, утыкаясь в неё, мгновенно покраснев. — Можно? — прохрипел Юлиан, наглаживая ладонью снова наливающийся член Геральта. — Да… — отозвался мужчина, не раздумывая. — Можно. Юлиан припал губами к сжатому отверстию, вылизывая, протискивая язык, ускоряясь и замедляясь, пока любовник окончательно не сдался, сорвавшись на ритмичные краткие стоны. — Ну же, — почти рыкнул Геральт, не выдержав, и сразу кротко добавил: — пожалуйста. Парня повело от его голоса. Он моментально отстранился, метнувшись к тумбочке за тюбиком, щедро смазал палец и медленно ввёл. Нутро, непривыкшее к таким ласкам, поддавалось с трудом, но Юлиан не спешил. Обводил кругом, осторожно надавливая, сгибая и разгибая палец. Второй рукой парень прошёлся по бедру, талии, огладил бок. Сам припал к спине, осыпая её поцелуями. Геральт чуть дрогнул, и член Юлиана соприкоснулся с его. Парень впервые за всё время кратко простонал, собственное желание вдруг напомнило о себе, и он, поддавшись, ввёл второй палец. Геральт качнулся назад, нетерпеливо насаживаясь, так, что Юлиану пришлось его придержать. — Тише, — шепнул он. — Потерпи немного. Геральт втянул воздух и послушно замер. Когда Юлиан убедился, что любовник готов, он вынул пальцы, смазал гелем свой член, который ломило от недостатка внимания, упёрся головкой ко входу и замер. — Я люблю тебя, Геральт, — снова сказал Юлиан, и, не дав тому опомниться, вошёл до основания. Дыхание мужчины сбилось, он дышал поверхностно, через рот, как выброшенная на берег рыба, и так же себя чувствовал. Оглушённый встречей с неведомым ему миром всеобъемлющей нежности. Что-то внутри Геральта переполнилось, надломилось, и он, не до конца осознавая, что происходит, заплакал. Ему было мучительно хорошо. Он комкал простынь, подставляясь под ласки, большие крупные слёзы катились из глаз, и он хотел, чтобы всё это никогда не заканчивалось. Оргазм накрыл его внезапно, в глазах потемнело. И он, обезумевши-счастливый, свалился на постель. Какое-то время он лежал в тишине, окружённый темнотой. Но та не была холодной и пугающей, а скорее мягкой и безопасной, как убежище. — Геральт? — ласковый голос парня пробивался сквозь тёмную приятную негу. — Посмотри на меня. Мужчина нехотя перевернулся на спину, полностью обессиленный. — М-м? — его губы растянулись в улыбке. — Ты… плачешь? Теперь Геральт уловил в голосе Юлиана беспокойство и раскрыл глаза, тут же наткнувшись на напуганный взгляд любовника. — Да, — спокойно ответил мужчина, от чего голубые глаза Юлиана округлились. — Мне так… — Геральт запнулся, подбирая слово, — спокойно. — Его губы снова тронула лёгкая улыбка. Он протянул руку, но его хватило только чтобы мазнуть ей по скуле парня. — Хорошо. — Голос тоже плохо слушался. — Так хорошо. Музыкант облегчённо выдохнул, склонился над ним и поцеловал в лоб, стирая пальцами солёную влагу. Глаза Геральта закрывались, недостаток сна резко напомнил о себе. Мужчина начал проваливаться в сон, спохватившись на грани, он тихо спросил: — А ты..? — Да, — шепнул тот, — отдыхай. Геральт уснул мгновенно. Юлиан поднялся, ноги дрожали, по телу волнами гуляло эхо прошедшего оргазма. Парень блаженно вдохнул и взглянул на спящего мужчину. Музыкант потянулся, подобрал одежду, затем осторожно обтёр салфетками Геральта, опасаясь его разбудить, но тот не шелохнулся. Когда Юлиан привёл в порядок кухню и себя, он вернулся в спальню, нырнул под бок Геральта, и ещё долго не спал, смотря на расслабленное, счастливое во сне лицо.