***
Конечно, Геральт сразу понял, куда они едут, и едва ли испытал от этого восторг. Он даже хотел было отказаться от затеи, но Юлиан выглядел слишком довольным, и мужчина уступил. Старое забытое желание — полицейский избегал называть это мечтой — вызывало у него лишь неприязнь к собственным решениям прошлого. Юлиан уже дважды почти проговорился, одёргивая себя, весь извёлся в нетерпении, пока они ехали в такси, и выглядел так, словно это ему готовили сюрприз. — Не хмурься, Геральт, ты же не собирался весь выходной дома проваляться? Посмотри, какая погода хорошая! — Юлиан хотел взять Геральта за руку, но вовремя остановился, вспомнив, что они не одни, и бросил взгляд на затылок таксиста, досадуя, что перегородки нет. Парень не забывал об условии, которое полицейский ему поставил – никакой открытой демонстрации отношений, но выполнять его с каждым месяцем становилось всё труднее и труднее, а внутри зарождалось чувство обиды, которое Юлиан старательно гнал от себя. — Хм-м, — ответил Геральт, глядя в окно. Он не заметил жеста парня за мыслями о погоде и размышлениями о том, что не видел ничего плохого в идее провести выходной дома. Юлиан улыбнулся, но на сей раз печально. — Приехали, — оповестил водитель. У ворот с выцветшей вывеской «Ипподром Уилсонов» их ждал Чарльз, молодой хозяин ипподрома и старый приятель музыканта, чей контакт был в записной книжке – единственном месте, куда Юлиан записывал номера реальных знакомых. После знакомства они пошли вглубь комплекса, к конюшням. На земле повсюду были следы лошадей, разносился стук копыт, и Геральт ещё больше смурнел, отвечая на все вопросы от нового знакомого кивками и хмыканьем. Они вошли в невысокое длинное здание, насквозь пропитанным характерным запахом присутствия лошадей. — Да, — сказал ему Юлиан, усмехнувшись, — один раз почувствуешь и никогда не забудешь. — Это ваша, — Чарльз остановился у отсека с гнедой кобылой, — Плотва. Спокойная, умная, — как раз для новичков. — Плотвичка, — ласково позвал Юлиан, и лошадь откликнулась, мотнув головой в их сторону. Парень выудил из рюкзака морковку и положил её на перегородку. Пока кобыла довольно хрустела угощением, Юлиан похлопал её по шее и быстро взглянул на полицейского. Тот стоял по-солдатски строго, чуть в отдалении, словно животное несло в себе угрозу, но в глазах плескались любопытство и интерес. — Уверен, что тренер не нужен? — уточнил Чарльз. — С новичком я справлюсь, — ответил Юлиан, оглядываясь. — Он там, — махнул рукой приятель, и музыкант двинулся в указанном направлении, пока не нашёл белого жеребца. — Пегас, — позвал Юлиан. Конь, стоящий задом, чуть повернул голову, фыркнув. — Всё такой же. — Не жди, что он скоро тебя простит за твоё неожиданное исчезновение, — усмехнулся хозяин. Юлиан достал из рюкзака пакет с яблоками и Пегас заинтересованно повернулся. — Кажется, у меня есть шанс, — улыбнулся Юлиан. Они поговорили ещё немного, пока Пегас уничтожал яблоки, а после хозяин сослался на дела и ушёл. Геральт так и стоял на месте, настороженно оглядывая животное, а вот лошадь уже сама тянулась из денника, обнюхивая незнакомца, особенно обращая внимание на руки и карманы, в надежде найти что-нибудь вкусное. — Потрогай её, — сказал Юлиан, доставая ещё одну морковку. Геральт не двинулся. Тогда парень встал чуть позади полицейского, обхватил его правую руку своей и приложил к шее лошади. — Вот так. Когда Геральт привык и начал гладить лошадь сам, Юлиан сунул ему в левую руку морковку. Мужчина положил её на перегородку, повторив за музыкантом, и Плотва довольно засопела. Хмурость ушла с лица полицейского, черты стали мягче, плечи опустились. Юлиан был доволен.***
Через час в Геральте едва ли можно было признать неопытного наездника. Он не знал многих вещей, но держался уверенно и спокойно, и лошадь, почувствовав надёжную и бережную руку, охотно слушалась. Они прервались на обед, а после, оседлав лошадей, отправились по прогулочному маршруту, который уходил от манежей и конюшней глубоко в широколиственный лес, а дальше – в открытые поля. Пегас взбрыкивал и фырчал, пока они шли по неширокой тропе сквозь деревья, а как только вышли на открытую местность — бессовестно перестал слушаться. — Верёвки вьёт, — сокрушённо сказал Юлиан. — Подожди здесь, ладно? Я быстро. Юлиан, привстав, пустил коня в полевой галоп. Геральт наблюдал за происходящим с немым восхищением. Он всегда находил Юлиана красивым, но в этот момент он казался ему прекраснее как никогда. В осанке и движениях угадывались часы тренировок, воспитание, стать. И свобода. Галоп, шум сентябрьской листвы и ветер сплавились в голове мужчины образом, и он знал, что этого мига уже не сможет забыть никогда. Наездники очаровали и полицейского, и его лошадь, так и застав их, застывшими в восхищении. — Не слушается, пока не наскачется, — то ли оправдывался, то ли жаловался музыкант, и только заметив взгляд Геральта довольно усмехнулся. — Геральт..? Мне кажется, или ты сражён? — Сражён, — не юлил полицейский, всё ещё прямо глядя на парня. — Ты красивый. — Хах, — невольно вырвалась у Юлиана, он нервно вдохнул и улыбнулся, забегал глазами по всему окружению, избегая золотого взгляда. — Идём дальше?***
Они повернули обратно только ближе к закату. Оба устали от езды в седле, и потому медленно шли, ведя лошадей под узды. Геральт разговорился, рассказал Юлиану о службе, детстве, первых делах в полиции. Но больше слов досталось гнедой кобыле. Он скормил ей всё, что Юлиан припас, трепал ей шею и холку и смотрел так по-детски наивно, что парень невольно увидел в нём маленького мальчика, которому подарили на Рождество желанный подарок. Юлиан смотрел на смягчившиеся родные черты, на закатный свет в седых волосах, на его счастливый горящий взгляд и чувствовал, как влюбляется сильнее. Он не думал, что это вообще возможно, но не находил границ своих чувств к мужчине. Больше всего на свете в это мгновенье Юлиан хотел поцеловать его или хотя бы коснуться, но заметив в отдалении всадников, с горечью отказался от идеи. — Дай-ка мне свой телефон, Геральт, — попросил музыкант, протягивая руку. — Зачем это? — Просто дай, — улыбнулся Юлиан, и полицейский исполнил его просьбу. Пальцы парня забегали по экрану, Геральт с интересом наблюдал. — Вот, — Юлиан протянул телефон обратно. — Я поставил напоминание. Каждую субботу у тебя здесь будет занятие. Я уже договорился. Будешь учиться ездить на Плотве. Лошадь, будто поняла о чём идёт речь, радостно боднула головой плечо полицейского. — Я ещё не согласился, — ответил ей Геральт и повернулся к Юлиану. — Не стоит. Это всё хорошо, но… — он замолчал, не собрав в голове аргументов. — Не говори, что тебе не понравилось, — музыкант улыбнулся. И полицейский сдался от одного его взгляда. — Ладно. Плотва снова боднула мужчину. — Пообещай мне, — попросил Юлиан, и от его тона у Геральта по спине пробежал холодок. — Пообещай, что не бросишь занятия. — Юлиан, в чём дело? — Просто пообещай, — Юлиан потянул к нему руку, но опомнившись, остановился. Геральт уловил этот жест и разозлился на себя. Потому что был рад, что Юлиан исполнял условие, несмотря на горечь во взгляде. Геральт чувствовал себя эгоистом. Он был готов признать и принять в себе всё, но ежедневно сталкиваться с отношением людей, каким бы оно ни было, не хотел. Полицейский понимал, что просил слишком много, в то время как сам парень никаких подобных условий не ставил. До сегодняшнего дня. Единственная просьба, в которой Геральт не нашёл в себе сил отказать. — Хорошо, — кивнул полицейский. — Даю слово. — Проговори, — потребовал парень. — Обещаю, что не брошу занятия, — в голос начало просачиваться раздражение. — Несмотря ни на что. — Несмотря ни на что, — мрачно повторил мужчина. Юлиан улыбнулся, счастливо и широко. — Спасибо, Геральт. — И, не дожидаясь мужчину, двинулся дальше, уводя за собой Пегаса.***
Только дома мужчина понял, как от них несло лошадьми. Его это не слишком озаботило, а вот парень буквально залетел в душ. Геральт приготовил чай, сделал бутерброды, не найдя в себе сил на что-то более сложное. Прогулка вымотала, но это была приятная усталость. Только холодок из-за слов Юлиана никак не отпускал. Гулял по телу, как сигнал, предчувствие чего-то. Юлиан вышел в тот момент, когда Геральт переносил кружки в гостиную. — Давай я сам, а ты иди, — парень кивнул головой в сторону ванны и, видя, что Геральт не торопится, прибавил: — пожалуйста, большой и сильный полицейский, от тебя разит… — Я понял, — перебил Геральт, фыркнув, и ушёл. Музыкант переделал остывший чай, в аккурат к возращению полицейского. Уставшему мужчине казалось, что лучше, чем простой бутерброд он в жизни ничего не ел. — Завтра у меня концерт, — сказал Юлиан. — Не знаю, во сколько закончу. — Хочу сходить, — неожиданно для парня и себя самого сказал Геральт. — Давно тебя не слушал. Музыканту стоило всех усилий, на какие он только был способен, чтобы сохранить безмятежное выражение. — О, не стоит, место из тех, что ты так горячо не любишь. — И он едва ли солгал. И прежде, чем полицейский начал расспрашивать, парень поднялся и взял гитару со стойки. — Но я могу сыграть прямо сейчас. Только для тебя. Если, — Юлиан лукаво улыбнулся, — ты хочешь. — Хочу, — в тон музыканту ответил Геральт, игнорируя снова появившийся холодок. Юлиан опустился на стул, зажал аккорд, и в гостиной зазвучал красивый гитарный перебор, через четыре такта к нему присоединился голос. Геральт уснул как был — на диване — и так крепко, что не заметил, как музыкант закончил петь, как укрыл его пледом и выключил свет. Глядя на спящего Геральта, Юлиану как никогда захотелось послать всё, связанное с наркотиками и «Парадизом» куда подальше. Просто, наконец, оставить прошлое в прошлом. Губы музыканта едва уловимо коснулись губ мужчины, тот не шелохнулся. Юлиан ушёл в спальню, достал из своих вещей глубоко спрятанный серебряный кулон в виде цветка с большой жемчужиной в центре. И долго в задумчивости крутил его в руках, прежде чем позвонить Йеннифэр. — Да? — девушка ответила почти мгновенно, словно ждала звонка. — Йеннифэр, я… — Передумал? — в её голосе не было осуждения, скорее понимание. Юлиан взглянул на кулон. — Нет, — тяжело уронил он, — нет, всё в силе. Я просто хотел сказать, — он вскинул взгляд вверх, — хотел сказать, что после этого всё. Ты была права, Йеннифэр. В этом больше нет смысла. Девушка помолчала какое-то время. — Конечно, — сказала она. И Юлиану показалось, что уловил в её голосе облегчение. — Рада это слышать.