***
Лютика ощутимо тряхнуло, и он очнулся в кромешной тьме. В голове было пусто, ни одного воспоминания. Стоило сделать вдох, как грубоватая ткань прилипла к носу, перекрывая воздух. Голову окутывал тёмный тканевый мешок. Музыкант сразу всё вспомнил. Ещё через мгновение он ощутил второй толчок и понял, что лежит в машине. Может, в том самом грязном фургончике, который куда-то ехал. — Проснулся, — буркнул уставший скрипучий голос. Несколько долгих секунд ничего не происходило, а затем Лютик отчётливо услышал, как щёлкнул предохранитель. Холодная сталь впилась в его шею и пережала артерию. В голове мгновенно начал нарастать гул и вязкая паника. — Не дёргайся и не ори, понял? — второй голос был энергичнее и острее, и оттого ещё более устрашающий. Казалось, что его обладатель может убить просто ради забавы. Лютик судорожно кивнул. Пистолет отняли от шеи, кровообращение восстановилось, но паника с подступающей истерикой никуда не исчезли. На глазах выступили слёзы, и музыкант был практически благодарен за мешок, который скрывал его лицо от похитителей. Лютик, как и приказали, не шевелился, даже старался осторожнее дышать, но внутри его разрывало от криков. Сначала он мысленно просил у Геральта помощи, потом – прощения. За глупость и ложь, за то, что тот, как и всегда, оказался прав. Он взывал к сообразительности Йеннифэр, и даже к случайности, что его пропажу заметит Цири. А потом, когда варианты быстро закончились, он едва удержал себя от истерики, которая могла стать причиной его смерти. Он вспомнил слова Йеннифэр о наркомафии и о попавших к ним информаторах. Страх разлился по всему телу и сжал сердце. И без того призрачная надежда, что он сможет выбраться, таяла. Следом за мыслью о неизбежной смерти, пришла мысль чуть более успокаивающая, что Геральт мог злиться настолько сильно, что просто уже вычеркнул Лютика из жизни. Что он не узнает. Что Йеннифэр убедит себя, что музыкант просто уехал заливать печаль куда-нибудь в Лас-Вегас, и что ждать его не стоит. А потом… Мысль оборвалась. Как бы Лютик ни старался убедить себя, что его не хватятся, уйти от истины — простой и пугающей — он не мог. Он облажался и уже не мог этого исправить, и он причинит дорогим людям боль, которую те не заслуживают. «Боже, Геральт… — шептал в мыслях музыкант. — Прости меня». Машину ощутимо тряхнуло. — Аккуратнее, — буркнули острым, неприятным голосом. — Заткнись, — устало ответили, как будто откуда-то позади музыканта. И это привело парня в чувство. Он понял, что лежит головой к водителю и ногами ко второму, что держал пистолет. Машину то и дело потряхивало, словно на кочках. Через мешок не пробивался свет. Не было слышно шума других машин, города, крупного шоссе. Музыкант понял, что они уже не в черте города, но новому приступу паники не дал развиться. Даже если шансов выбраться было мало – он обязан попробовать.***
Йеннифэр знала, что для тех, кто ведёт ночную жизнь, таких как Эмгыр, слово «вечер» — очень растяжимое понятие. Они всё ещё не получили список из «Парадиза», хотя уже давно стемнело, а время встречи с Лютиком уже как час прошло. Девушка написала ему два сообщения, но те так и не дошли. — Мне нужно идти, — сказала она Ламберту. — Сейчас? — удивился он и посмотрел на дверь в кабинет Весемира, за которой тот сидел вместе Геральтом и Эскелем. — Мы даже личность не установили. — Я быстро, — сказала брюнетка, хоть и не была уверена в этом. — Ты же знаешь, мы не можем позвонить Эмгыру и попросить его ускориться. — Йеннифэр, мы и так сейчас… — Ламберт позволил себе усталый вздох. — Работаем не слаженно. — Это важно, — отрезала девушка. — Я вернусь через час. Максимум два. Ламберт нехотя кивнул, и Йеннифэр, набросив пальто, отправилась на место встречи. Девушка выдохнула облачко пара и неуютно поежилась. Лютика на условленном месте не было. Девушка огляделась, подождала ещё немного и набрала номер, ругая про себя информатора всеми доступными словами. — В данный момент абонент не доступен… Йеннифэр сбросила звонок и уставилась на погасший экран. Предчувствие, неприятное и мрачное, осело где-то в горле. Она ещё раз огляделась. Вдалеке, метрах в ста, стояла продуктовая палатка. Продавец подпевал или скорее нашептывал слова песни, качая в такт головой. Заметив девушку, он торопливо вытащил наушники и поздоровался. — Добрый вечер! Не видели этого парня? — девушка протянула продавцу телефон с фотографией Лютика, ещё той, что сделали в участке, когда его задержали. Мужчина недоверчиво оглядел Йеннифэр, и та показала значок. Продавец рассмотрел его, затем кивнул на фотографию. — Был. Часа два назад заходил. Купил чай. Три раза. Долго кого-то ждал. Расплатился наличкой, — мужчина вытер руки о полотенце. — Есть повод для волнения? Йеннифэр облегчённо выдохнула. Если он был здесь так долго, то, скорее всего, просто посадил батарею телефона на таком холоде. — Нет, — ответила Йеннифэр. — Всё в порядке. Спасибо. Мне стакан кофе.***
Геральт сидел всё так же неподвижно, а Эскель нервно стучал костяшками пальцев по столу. — Вы двое, — начал Весемир, — отличный подарок для убийцы. Один слеп от гнева, другой – от страха. — Я не слеп! — тут же взвыл Эскель. — Я нашёл связь и был прав! Мы бы поймали его, а может, и спасли бы девушку. — Так и есть, — вдруг подал голос Геральт. Эскель не узнавал его, и от этого незнакомого тона вся его ярость вмиг испарилась. — Это моя ошибка, — он взглянул на Весемира и коротко добавил: — Опять. — Отлично, — процедил капитан. — Значит, с этим разобрались. Эскель резко поднялся. — И всё? — в его голосе даже не было ярости, чистое удивление. — При всём уважении, сэр, его нежелание слушать обошлось нам очень дорого. — Чего ты хочешь, Эскель? — проговорил Весемир. — Чтобы я отстранил Геральта от дела, нарядил его в патрульную форму и отправил гонять толкачей? — Я хочу поймать убийцу, сэр, — эмоции, обычно яркие и явные, пропали из голоса детектива. Сейчас он больше походил на послушного солдатика, и только острый холод в глазах выдавал в нём жизнь и ярость. — Тогда в команде нужен Геральт, не так ли? Эскель был не согласен. Геральт чувствовал это затылком. По правде говоря, он и сам не был уверен в правильности решения Весемира. — Я вас понял, сэр, — холода в словах детектива стало ещё больше. — Разрешите идти? Когда Эскель вышел, первым, что сказал Геральт было: — Он прав. — Прав, — подтвердил Весемир. — Серьёзный просчет. Я занесу это в твоё дело. Но я понимаю, почему, понимаю, что держать команду не просто, и он однажды поймёт. А теперь будь добр, соберись. Ты их руководитель, так иди и делай свою работу. Если у Геральта и были силы подняться и продолжить, то после слов Весемира они исчезли. — Я наделал достаточно ошибок, чтобы стало понятно – я не гожусь быть сержантом, а тем более руководить группой. — Как, по-твоему, Эскель справляется со стажером? — вдруг спросил Весемир. Геральт оторвался от разглядывания своих сцепленных рук и поднял на капитана удивлённый взгляд. — Вполне себе. — Я тоже так считаю, — согласился Весемир. — А после той истории с ранением паренька из академии, он пришёл ко мне со значком и табельным оружием. Геральт не смог скрыть удивления. Он этого не знал. — Если бы я послушал его, то отпустил бы отличного копа и наставника. — Весемир мягко хлопнул Геральта по плечу, как делал это раньше, когда он только пришёл в участок. — Отличного сержанта и лидера я тоже не упущу, — сказал он и улыбнулся. — Но… Я раз за разом… — Геральт на глазах превращался в растерянного мальчишку, которого Весемир встретил очень давно. — Мы все ошибаемся, — сказал он наполовину с грустью, наполовину с улыбкой. — Не имеет значения, больше у нас ответственности или меньше, хотим мы этого или нет. Имеет значение, что мы делаем дальше. Геральт замолчал. Отвёл взгляд, коротко кивнул. И поднялся, чтобы делать своё дело дальше.***
Ламберт и не надеялся, что беседа Весемира с сержантом и детективом возымеет успех, и что эти двое мирно, как в старые добрые времена, пожмут руки и с энтузиазмом примутся за дело. Хотя Эскель больше не хотел уничтожить всё вокруг себя, а к Геральту вернулась его обычная стойкость и невозмутимость, но команда даже наполовину не была эффективна, так как раньше. — Курьер принёс письмо, — сказал Ламберт. — Только вернули с проверки. Всё безопасно – можно вскрывать. Нетронутый конверт лежал на столе. Полицейские смотрели на него, но ни Геральт, ни Эскель его не коснулись. Оба словно выжидали чего-то. — Койон, — позвал Ламберт прятавшегося позади стажёра. — Будь добр, открой. Парень бросил вопросительный взгляд на Эскеля, и тот едва заметно кивнул. — Здесь три имени, — сказал он, не отрываясь от бумаги. — Подписано Эмгыр вар Эмрейс. — Чего? — ошалел Ламберт. — Дай сюда. Мужчина перечитал и окинул всех озадаченным взглядом. — С чего бы..? — Столкнулись с ним в «Парадизе», — голос Геральта звучал спокойно, но глухо. — Пришлось договариваться с ним. Ламберт мог сказать о том, что такой важной информацией стоило поделиться с командой сразу. И ему, и Йеннифэр. Но вместо этого только сказал: — Надо же, столько времени проторчал в отделе организованной преступности, но никого из главарей так и не видел. Повезло вам. На лицах коллег не промелькнуло даже ухмылки. Ламберт вздохнул. — Ладно, так что там с этим списком?***
Второй стаканчик кофе полетел в мусорку. Йеннифэр посвятила телефоном в урну и увидела на дне ещё три пустых смятых стаканчика, видимо, Лютика. Другого мусора почти не было. Пара окурков и фантик от шоколадки. Не факт, что и всё остальное не принадлежало музыканту. — Да где тебя носит? — выругалась девушка в пустоту, пряча одну руку в карман. Другой она снова набирала номер. Телефон был вне зоны действия. В парке стало совсем холодно и неуютно. Утки попрятались и притихли. Девушка пошла в палатку. — Ещё один кофе? — задорно спросил мужчина. — Хватит на сегодня, — вежливо улыбнулась девушка. — Чаю. А этот парень… — она не знала, как сформулировать вопрос. — Может… сказал что-то? Может, собирался пойти в бар выпить? Хоть что-то? — она едва не разозлилась про себя от того, как жалобно прозвучал её голос. Мужчина усмехнулся. — Опоздали на свидание? — он протянул ей пластиковый стаканчик. Йеннифэр не стала отвечать. — Если вы его продинамили, то выглядел он и правда неважно. Но ничего не сказал. В такси до участка она строчила гневное сообщение. Тревога и ярость всё ещё мешались в ней, но версия, в которой парень её не дождался и, окончательно расклеившись, ушёл пить, казалась ей наиболее правдоподобной. «Возьми трубку, придурок! Ты же знаешь, что не имеешь права не брать телефон. Особенно сейчас». Йеннифэр хотела дописать: «я волнуюсь, чёрт тебя дери!» Но не стала. Стёрла текст и с неспокойным сердцем поехала в участок.***
Когда машина остановилась, сердце Лютика замерло на секунду, а затем забилось с удвоенной силой. Его подняли на ноги и выволокли из машины, не снимая с головы мешка. Он уловил скрежет тяжёлых дверей, а его ноги почувствовали под ногами гравий. В нос ударил спёртый воздух, в котором витало нечто, что Лютик никак не мог узнать. Нечто пугающее и отвратительное. Он услышал, как двери позади него закрылись с тем же противным для слуха звуком. И вместе с этим звуком надежда, что ещё секунду назад воинственно сражалась, упала смертельно раненая. — Какие гости, — голос мужчины был Лютику знаком. Он судорожно копался в памяти, пока не последовала вторая подсказка. — Рад тебя видеть. Ты даже представить не можешь, насколько. И Лютик узнал. Риенс, дилер из «Парадиза». «Как он так быстро меня нашёл? Вышел ли он на Йеннифэр? Если да… то она в опасности». Парня не посадили, а бросили на стул, заломили руки и крепко перетянули их верёвкой. Лютик дёрнулся, скорее инстинктивно, чем с намерением выбраться, но похитители отреагировали мгновенно. Схватили за волосы сквозь мешок и вздёрнули голову так, что музыкант на секунду испугался, что ему сломают шею. — Я говорил не дёргаться, — произнесли острым голосом, и Лютик снова замер. Ноги привязали к ножкам стула, туго затянув верёвки. Чужие руки ещё раз проверили путы, и на несколько мгновений воцарилась глубокая тишина. Раздался звук шагов, и Лютик весь сжался, ожидая сам не понимая чего. Удара, выстрела или смерти. Мешок сдёрнули, музыкант сделал судорожный вдох и только теперь понял, как ему не хватало воздуха. В огромном амбаре стояла почти уличная прохлада, над головой висела одиноко покачивающаяся лампочка. — Риенс..! — воскликнул музыкант, стараясь придать голосу радостное выражение. — Слава Богу, это вы! Кажется, произошла чудовищная ошиб..! — тяжёлый удар в челюсть заставил его замолчать. Голова мгновенно закружилась. Лютик почувствовал во рту вкус крови от прокушеного языка. Риенс перехватил музыканта за подбородок, сжимая его челюсть, почти до хруста, развернул к себе, заставляя смотреть прямо в глаза. — Дважды я не поведусь, — твёрдо сказал мужчина. И Лютик поверил ему. Однако ему не оставалось ничего другого кроме как гнуть эту линию. Тянуть время, делать хоть что-то, потому что если он сам назовёт себя информатором, ничего не кончится, всё только начнется. — Не… понимаю, в чём дело… — осторожно проговорил музыкант. Удар, пришедший прямо в солнечное сплетение выбил весь воздух, Лютик закашлялся и сгорбился настолько, насколько ему позволяли связанные руки и хватка Риенса. — Можешь играть в эти игры сколько угодно, — произнёс мужчина. — Я знаю, что это ты. Знаю, что ты крыса полиции. Знаю, что ты причина всех моих проблем. Но ты можешь продолжать, — Риенс улыбнулся, приторно-гадкой улыбкой, от которой у Лютика похолодело всё нутро. — Я вытрясу из тебя ответы, и буду рад, если тебе будет как можно больнее в процессе. На одну короткую секунду Лютик хотел перестать притворяться. Если дилер знал, то смысла в этом не было никакого, но быстро одёрнул себя. Именно так на допросах и раскалывают – убеждают, что врать нет смысла. Не имело значения, верил ли ему Риенс, главное не проболтаться, главное – не выдать имён. — Прошу… — ответил Лютик. — Всё это – недоразумение. Риенс отпустил челюсть Лютика, и тот откинулся на спинку стула, стараясь быть как можно дальше от мучителя. Парень заметил крошечное окошко под самым потолком амбара. Уже давно стемнело. — Говорят, что самая чудовищная боль – ушная и зубная, — спокойно произнёс мужчина, отвернувшись, словно музыкант интересовал его в самую последнюю очередь. — Но я так не думаю. Ты так красиво поёшь, — вновь обернулся Риенс, — наверняка дорожишь своим голосом. Лютик надеялся, что страх, мгновенно сковавший его, не виден на его лице так отчётливо. Риенс вскинул в руках нож, и музыкант мгновенно заговорил: — Не понимаю, в чём дело, клянусь! Я клянусь вам! Мы ведь договорились на субботу, договор в силе, мы ждём от вас поставку! Может, вам нужно ещё денег, я уверен, мы можем договориться..! Риенс поднёс нож к беззащитному горлу, и Лютик, поняв всё, мгновенно замолчал. — Хочу вырезать тебе язык, — произнёс дилер, водя кончиком ножа из стороны в сторону по дрожащему горлу. — Но тогда я не услышу то, что хочу, верно? Каждый раз, когда Лютик думал, что достиг предела страха, он обнаруживал новый уровень удушающей паники и ужаса. — Я задаю вопрос, — вкрадчиво сказал мужчина. — Кому ты отдал товар? Лютик нервно сглотнул. Что бы он ни сказал, одурачить Риенса у него не выйдет. Парень понимал, что между грядущей болью и его телом стояла только информация. Её крошечный клочок, всего лишь пара имён, пара названий клубов. Информаторы никогда не знают слишком много. В этом и был смысл, чтобы в случае поимки крошечной детальки этой большой полицейской головоломки, никто не пострадал сверх меры. Кроме самой детальки конечно. Но это не имело значения. Детальки заменяли. Все шли на эту работу добровольно. Лютик всегда знал, чем рисковал. Но от этого было не менее страшно, не менее обидно, что его замучают до смерти. К чему всё это? Скажет он или нет, его всё равно убьют. Только во втором случае это будет долгая и мучительная смерть. — Как мы и договорились… Я отдал его в другой клуб. Мы ждём поставку… — осторожно произнёс Лютик. Риенс кивнул тем двоим, что привезли его сюда, и о которых музыкант уже успел забыть. Но похитители всё ещё были здесь, притаившись позади. Лютик почувствовал, как чужая рука схватила его за правый указательный палец и с силой надавила к тыльной стороне ладони. Он успел осознать за секунду, что произойдёт, перед яркой вспышкой боли и оглушающим хрустом. Он понял, что вскрикнул, только услышав пробежавшее по амбару эхо собственного голоса. — Музыканту нужны пальцы, не так ли? — спокойный голос Риенса казался таким контрастным на фоне всего зашкаливающего ужаса, который пронзил Лютика. Напоминание о музыке прокатилось в нём горечью. Боль, тягучая и тёплая, пульсировала в руке, мешая думать. — Пожалуйста… это ошибка, — выдохнул Лютик. Риенс снова кивнул за спину парню. Невидимая рука снова сжала сломанный палец и с силой выкрутила. Лютик крикнул и забился на стуле. Ему стало невыносимо жарко и душно. Не хватало воздуха. — Имя полицейского! — заорал мучитель. — Скажи чёртово имя! Второй хруст прокатился по телу неожиданно, а волна боли вслед была пульсирующей, вязкой и быстро расходилась от пальцев по всему телу. Лютику нестерпимо хотелось сказать и остановить всё это. Он не знал, что всего лишь сломанные пальцы могли приносить столько боли. Ему было стыдно, что он хотел выдать имя Йеннифэр, страшно, что всё-таки скажет его. В нём стремительно прорастало презрение к самому себе за слабость и трусость. — Ошибка… — промычал парень. — Я… Ошибка. В лицо парню плеснули водой. Её прохлада была живительной, спасающей. У Лютика в голове начало проясняться, даже боль, казалось, немного отступила. — Ты расскажешь, — произнёс Риенс и снова кивнул. Лютик приготовился к новому удару, хотел сжать пальцы, но не смог, собственные руки его не слушались. Прошла секунда, другая, но его не трогали. Он услышал лёгкие шаги по гравию, и в следующее мгновение Риенс достал из-за спины железный прут. Яркая, как солнце точка раскалённого металла привела Лютика в ужас. Он заметался, едва не опрокинув стул, но двое других крепко схватили его в каменную хватку. — Имя, — потребовал Риенс. Лютик как зачарованный мотылёк смотрел на неугасающую светлую точку. — Нет, — произнес он. — Пожалуйста… Прут прожёг ткань и вонзился под ключицу. Лютик заорал, всё вокруг превратилось в белую пелену, всё стало болью, одной сплошной непрекращающейся болью. Парень не осознавал себя собой в эту секунду, и рассказал бы всё, что угодно, чтобы это прекратилось, но он не помнил ни одного имени, включая собственного. Следующее, что Лютик почувствовал кроме пожирающей расходящейся боли — это запах гари, запах собственной подпаленой плоти. «Боже, я здесь умру, — подумал он, уже в полной мере помня, кто он. — Я не выберусь»,— приговорил он себя. Принятие неминуемой смерти окатило парня, словно ледяной водой. Его мысли прояснились как никогда ясно, и он принял последнее осознанное решение – он ничего не расскажет. Лютик взглянул в довольные глаза Риенса и сипло сказал: — Пошёл к чёрту.