Основной подозреваемый

      Геральт обещал себе оставаться беспристрастным, отключить все чувства, любой на них намек, оставить в себе лишь думающую, аналитическую машину, но когда в допросную за стеклом ввели Юлиана, он невольно сделал шаг вперед, вглядываясь в его лицо.       Не чтобы найти в нем ответы, а потому что потянулся к нему всем существом. Лицо парня казалось посеревшим, усталым. Виной всему могли быть и ужасные кварцевые лампы, которые никого не красили, но мужчина не стал питать на это надежд.       Пальцы Юлиана как будто совсем восстановились, ногти полностью отрасли. Они не виделись всего ничего, а ощущение, будто прошло не меньше месяца.       И только после того, как Геральт осмотрел его всего, он подумал об уликах. Взглянул на лицо парня как на чужое, как на лицо незнакомца, пытаясь уловить подсказку или ответ, воззвать к своей полицейской интуиции, которая на деле ей не являлась. Была лишь уже не осознаваемым опытом.       И стоило ему отстраниться, на мгновенье забыть, что это Юлиан, тот вдруг едва уловимо повернулся к стеклу. Гадал или пытался понять, там ли был полицейский.       В голубых глазах было столько тоски, столько родного, что все дальнейшие попытки смотреть беспристрастно провалились. Никакой стены возвести больше не вышло.       Дверь открылась. В камеру ввели еще троих парней. Геральт не знал кто это, кем они были и где их нашли. Все трое были в наручниках, походили на Юлиана, и смотрели на того остро, осуждающе. Им, может и не рассказали, кто был подозреваемым, но те, кажется и сами догадались. Геральту хотелось броситься туда, защитить. А потом он вспоминал, что и сам не знает, был ли Юлиан невиновен.       Это порализовывало. И Геральт каменным изваянием стоял перед стеклом.       — Ты в порядке? — Йеннифэр тихо стояла рядом. В комнатке помимо нее также сидели Ламберт, Койон и Трисс. Весемира не было. И Геральт все еще не знал, к добру или нет. По правилам их с Йеннифэр быть совсем не должно. Геральт бросил взгляд на Трисс, но ее их присутствие мало волновало. Она тоже с предельным вниманием смотрела за стекло.       Наконец, в комнату вошел Эскель. Его дерганные движения выдавали в нем нервозность. Он дал по рации команду. И дверь по ту сторону стекла открылась.       Внутрь ввели сумасшедшего парня, и Геральт поежился, вспоминая его липкий взгляд. Больше всего ему бы не хотелось, чтобы Юлиан с ним встретился. Но вот он там, их разделяет не больше полуметра, а Геральт стоит за стеклом, наблюдает и не имеет права что-либо сделать.       — Внимательно посмотрите на этих людей, — произнес конвоирующий офицер. — Указать можно лишь один раз, поэтому смотрите внимательно.       Но слова были излишни. Парень бросился к Юлиану, с радостным, безумным выражением лица.       — Бог! — крикнул тот и упал перед Юлианом на колени. Тот дернулся назад, пока не уткнулся в стену. Безумец пополз за ним, неразборчива бормоча, то ли молитвы, то ли похвалу.       Остальные парни тоже дернулись в стороны.       — Всем стоять на месте! Спокойнее! — рявкнул офицер.       — Я его не знаю! — в отчаянии крикнул Юлиан и снова бросил взгляд на стекло.       Сердце Геральта казалось, замерло, а его позвоночник медленно растворялся, таял. Мужчина осел, прислонившись к стене. Остальные молча смотрели как офицер, пытался утихомирить свидетеля, который пытался приблизиться к Юлиану и поцеловать его ботинки.       — Что это?! — в ярости крикнула Йеннифэр Эскелю. Тот продолжал внимательно смотреть за всем происходящим. — Ты говорил, что его отпустят!       Эскель молчал, но не от ужаса ошибки. Нет, глядя на ужас и шок в глазах музыканта, он еще больше убеждался, что тот не виноват, что происходит что-то чудовищное, что он не в силах пока охватить, осознать.       — Ты ублюдок, Эскель! — продолжала Йеннифэр. — Ты сказал, что веришь ему!       — Я верю ему, — ответил тот.       — Конечно, — злая ухмылка скользнула по лицу Йеннифэр. — Больше я на эту удочку не попадусь. Если ты, — прошипела она, — попробуешь сделать еще хоть что-то без его адвоката, я тебя лично сдам. Кстати Весемир знает? Придется ему рассказать, может я не смогу работать, но и ты тоже! Я утяну тебя за собой! — прошипела Йеннифэр.       Геральт слышал слова, но не различал их смысла. Доказательства, одно за другим накладывались друг на друга, выстраивались прочным железным мостом к одной единственной мысли. Юлиан – убийца. И чтобы Геральт не пытался себе сказать в защиту парня, все разбивалось об одно – он заинтересован. Он хочет, чтобы Юлиан был невиновен, не хочет слушать доказательств.       Наконец, полицейский в нем победил.       Всю следующую ночь Юлиан провел без сна. Он беспощадно крутил в голове воспоминания. Чаще они возвращались к их с Геральтом жизни, но парень, как ни хотел в них задержаться, стремился в другие – клубы, университетские тусовки, пытаясь найти врага. Или хотя бы момент, когда встречался с этим чекнутым парнем. Он смотрел в потолок и зачем-то самому себе напоминал, что невиновен. Удивительно, но когда все вокруг затвердили о его вине, в конце концов, это начинало подтачивать его уверенность.       Все мысли возвращались к Геральту, как реки к морю. Юлиан хотел верить, что с ним все в порядке, что тот не видел сегодняшнюю сцену, и что самое важное – по-прежнему верит ему.       Злость на Эскеля переполнила все его мысленные пределы, но больше, он злился в то, что поверил ему.       Юлиан не вспомнил никого, кому мог перейти дорогу.       Он достал из-под кровати редкие листочки и, напевая под нос мелодию, принялся выводить ноты и слова. Мелкая моторика все еще подводила его, но он не останавливался, больше из желания успокоиться, чем из вдохновения. Он уснул, только исписав все листы до конца.       Йеннифэр исполнила обещание, и к вечеру Эскель получил один из самых серьезных выговоров за всю службу. Но не из-за того, что сделал, а потому что мог упустить такие важные улики из-за многих неточностей проведения процедуры.       Весемир не верил в слова Эскеля, что все серьезнее, что это куда больше, чем просто убийства, но капитан не захотел его слушать.       Все это Геральт узнал, когда пришел к Весемиру просить разрешение на встречу.       Капитан пожалел его. Геральт бы может и сам себя пожалел, если бы был способен что-то чувствовать. Но эту способность он утратил.       Он приготовил диктофон и блокнот. И готовился не к встречи, но к допросу.       Дежурный впустил его внутрь. Юлиан не слышал, он спал, и никакие шорохи его не тревожили. Геральт прошелся, взял стул, громко шаркнул ножками, усаживаясь напротив койки. Юлиан подскочил, сначала от неожиданности, а потом от радости, но напоровшись на тяжелый, холодно-обжигающий взгляд Геральта замер.       — Нет, — выдохнул Юлиан. Он все понял по одному лишь этому взгляду. Что-то внутри ухнуло и с треском разломилось. Он поднялся, стряхнул с себя одеяло. Он чувствовал себя таким уязвимым, как не думал, что когда-нибудь будет чувствовать себя с Геральтом.       — Я рад, что ты в порядке, — улыбнулся Юлиан, но улыбка была фальшивой, защитной. Он дрожал, — Йеннифэр так и не сказала, что случилось, и почему ты тогда не пришел.       — Не приближайся к Йеннифэр, — отрезал тот. Юлиан отвернулся, как от удара. Он думал, что тяжелее того, что было в сарае с Риенсом он не переживет, но сейчас чувствовал себя куда хуже.       — Мне жаль, что все так обернулось.       — Это признание? — спросил Геральт. Юлиан усмехнулся, в уголках его глаз стала собираться влага.       — Я не убийца, — он посмотрел мужчине в глаза. — Я сам ничего не понимаю, но я не убийца.       — Так говорят все убийцы, — вопреки твердости голоса, что-то внутри Геральта отозвалось на эти слова, но он отмахнулся и напомнил себе, что лишь хотел в это верить. Это желание и затмевало все его чувства. Желание оправдать Юлиана застилало ему правду. — Расскажи мне все.       — Я был информатором. Больше мне нечего сказать.       — Ты можешь рассказать мне все, — осторожно произнес сержант. — Ты ведь понимаешь, что придется. Но может… может, открыться мне тебе будет легче.       Юлиан на секунду уткнулся лицом в ладони.       — Так вот как ты ведешь допросы, — Юлиан чувствовал соленную, раздражающую влагу на щеках. — Я все гадал, хороший ты или плохой коп.       — Ты можешь рассказать мне, — вновь повторил Геральт. — Расскажи свою историю. Расскажи так, как ты ее хотел.       Юлиан вспомнил их разговор на кухне, когда они обсуждали новости. Геральт говорил о славе к которой стремятся маньяки. Геральт подбирал ключи, методично и холодно, он был твердо намерен Юлиана разговорить. И это отозвалось в груди такой болью, от которой хотелось выть.       — Я не прощу тебя, Геральт. Не смогу. Если все кончится, если все наладится… Я не смогу простить того, что ты не поверил мне. Не смогу снова верить тебе.       Юлиан знал, что его слова достигли цели, пробили на мгновенье броню. Он знал Геральта так долго, что читал за его, казалось, бесстрастным лицом всю гамму мыслей и чувств, что тот скрывал. Внутренние метания были настолько очевидны, что Юлиан не понимал, как Геральт не видит того же в нем. Не видит, что он не виноват.       Юлиану отчаянно хотелось проснуться от кошмара или исчезнуть совсем. Между ними не было стен или решеток, но в то же время огромная пропасть не давала парню просто обнять мужчину.       Геральт все молчал. Не мог подобрать слов или не решался произнести их вслух. Он поднялся и двинулся на выход.       — Геральт, — позвал Юлиан, когда тот уже замахнулся рукой, чтобы позвать дежурного. Мужчина обернулся.       — Как бы все не обернулось… Все, что было – было правдой, — Юлиан хотел сказать куда больше, сказать, что он действительно любил, но Геральт смотрел так тяжело и холодно, что тот не решился. — И я… ты…Ты дорог мне.       Удар ладони об решетку заставил Юлиана вздрогнуть. Геральт не сказал ничего, не ответил. И Юлиану от этого было стократ горше. Он не знал, что его ждет дальше, но совершенно точно осознавал, что их отношения сегодня закончились.       Камера, и без того тесная, стала совсем удушающей. Одиночество сжало ему душу, он завалился на койку, без сил, несмотря на то, что только проснулся.       «Если Геральт поверил, то мне не выбраться».

***

      — Весемир требует подготовки дела для суда, — сказал Ламберт. Эскель смотрел на разложенные дела, просто смотрел, не обсуждая, бегал глазами от одного заключения к другому.       — Лучше так и сделать, — ответил детектив, не глядя.       — Но ты хочешь сделать что-то другое?       — Потому что это – что-то другое. Это не серийные убийства. Вернее, они, кончено, но тут что-то не так. Масштаб. Другой масштаб.       — О чем вы, сэр? — спросил Койон. Он поставил два стакана с кофе для коллег и сам сел рядом. Выглядел он вымотанным, как и остальная поредевшая команда. Ему пришлось заполнять все многочисленные бумажки после опознания.       — Я еще не понимаю, — Эскель кивнул в знак благодарности, но пить не стал – был слишком сосредоточен.       — Это из-за той рыжей? — осторожно спросил Ламберт. — Не злись, но тебе не кажется, что ты пытаешься…       — Нет, — отрезал Эскель. — Сейчас нет. Я все пытался что-то доказать, знаешь. Думал на три шага, не дальше.       — Ты нашел фабрики.       — Я как будто смотрю новое дело, — продолжал Эскель, не обращая внимания на чужие слова. — Я уверен, что парня подставили.       — Ты говоришь как Геральт… Не думал, что хочешь помочь другу?       Эскель оторвался от документов.       — Знаешь в чем разница между мной и Геральтом? Он сейчас едва ли полицейский. Серьезные доказательства, а он не замечал? У него в голове сейчас кисель. А я шел за уликами, и сейчас иду за уликами. Но эти улики… Слишком.       — Слишком?       — Слишком хороши.       — Ладно, — сдался Ламберт. — Разрабатывай это. Я начну пока готовить дело.       — Как думаешь, мы сможем провести сюда Геральта и Йеннифэр? — спросил Эскель.       — После сегодняшнего опознания? — в голосе Ламберта звучала ирония. — Йеннифэр готова тебя сожрать.       — Когда у них мозги на место встанут, их нужно будет допросить, — он взмахнул рукой. — И выяснить, что они еще знают. Они нужны тут не в качестве полицейских, Ламберт. А в качестве потерпевших. Ключ где-то здесь.       — А что если дело в его матери? — осторожно спросил Койон. — Что если дело в этом?       — Нет, — отмахнулся Эскель. — Но версия хорошая, — неожиданно улыбнулся он.       — Почему нет? — не унимался Койон, то ли смущенный похвалой, то ли уязвленный ошибкой.       — «Привет, Уайт», — ответил Эскель. — Послание для него. Была бы это Ариана, текст был бы другой.       — Если мы не ошиблись с этим посланием, — сказал Ламберт.       — Да, — тяжело, после паузы проговорил Эскель. — Если мы не ошиблись.

***

      Йеннифэр еще раз сверила свой пропуск, который она состряпала буквально за пару часов с оригиналом, что нашла на снимке в интернете. Она поежилась. Привыкшая везде заходить с надежным ордером, не скрывая своего имени, с поддельным пропуском она ощущала себя более чем скованно.       Она глянула на крупный небоскреб бизнес центра, где на самом верхнем этаже располагался офис Арианы Леттенхов.       — Газета «Нью-Йорк Дейли», — представилась она охране на входе и показала пропуск. Тучный охранник записал данные и без особого интереса впустил девушку. Окрыленная удачей, Йеннифэр приободрилась, но уже перед входом в офис ее встретила куда более внушительная охрана.       — Вам назначено? — спросил строгого вида мужчина с прозрачным проводком рации, тянущемся от уха к шее и скрывающимся за воротничком костюма.       — Полагаю, да, — дерзко ответила Йеннифэр, — я же здесь. Или думаете, я просто так тащилась сюда с другого конца города?       — Сюда тащатся с других концов штата. Покажите подтверждение.        Йеннифэр прикусила губу. Открыла телефон и начала делать вид, что ищет приглашение, надеясь, что выглядит непринужденно. Лютик был хорош в подобных играх, ей же давалось это с трудом.       — Вы тратите мое время, — недовольно сказала она. Охранник пожал плечами.       — Еще минута, и мне придется вывести вас отсюда, мэм.       — Мне приходит сотня писем! Встреча согласована месяц назад!..       Охранник нахмурился, и у Йеннифэр промелькнула мысль, что все ее слова с точностью под копирку совпадали со словами всех, кто пытался попасть сюда нелегально.       — Прошу простить, — охранник взял ее за предплечье и повел к выходу, не грубо, но вполне уверенно.       — Немыслимо! — до последнего не отступала Йеннифэр.       Охранник вызвал лифт, и, поднявшись, тот открылся неожиданно не пустым. Когда Йеннифэр узнала на пороге Вальдо Маркса, то подумала, что спятила. Тот тоже сразу ее узнал, что совершенно удивительно, учитывая, как мало они общались, и с каким количеством людей общается журналист.       Он бросил взгляд на охранника, увидел пропуск и, крайне быстро сложив все в голове, нахмурился.       — Что здесь происходит? — Вальдо сделал шагнул из лифта.       — У нее нет приглашения, — мрачно отрезал охранник. Он попытался пройти к лифту, но Вальдо преградил путь, и двери закрылись.       Охранник помрачнел – ждать лифт в огромном бизнес-центре было долго. — Надеюсь, у вас есть.       — Естественно, у нее его нет, — отрезал журналист, и Йеннифэр подавила порыв огрызнуться в ответ, а в следующую секунду оторопела. — Потому что он у меня. Я забыл тебя предупредить, — извиняющимся тоном обратился он к девушке и подмигнул.       — Покажите, — неуверенно произнес охранник и выпустил Йеннифэр. Журналист показал ему приглашение.       — Извините, — скупо сказал охранник, впуская их в приемную. — Присядьте здесь, — он указал на на мягкий кожаный диванчик. — Вас позовут, как совещание закончится.       Убедившись, что никто их не услышит, девушка спросила:       — Что это было? — Она была одновременно и благодарна и уязвлена, и ни того, ни другого не хотела показать.       — Журналистская солидарность, — улыбнулся Вальдо. Его яркая теплая улыбка напоминала о южных курортах, он словно весь светился и непонятно, дело было в светлых волосах, или он сам по себе был такой. Йеннифэр ощущала себя пасмурной тучей рядом с ним.       — Это преступление.       — Арестуете меня? — и снова улыбка.       — Зачем вы здесь? — перевела тему Йеннифэр, как бы сильно не хотелось – никого она уже не могла арестовать. Вальдо склонил голову набок.       — Вы же не ответите мне на тот же вопрос?       Йеннифэр могла врать о полиции, но знала, что ее быстро выведут на чистую воду.       — У меня личный вопрос, — уклонилась она.       — А у меня рабочий, — Вальдо казалось, получал искреннее удовольствие.       — Ваша улыбка отвратительна, — выпалила Йеннифэр. На секунду журналист растерялся, из глаз исчезла смешинка, но он быстро собрался.       — Что ж… Признаться, я редко такое слышу. Но тут крыть мне нечем , но вот вы совершенно очаровательны.       Ситуация патовая. Никто из них не готов был делиться информацией, и даже отступать в пикировке.       — Проходите, — вдруг позвали их.       Йеннифэр поднялась.       — Минуту, — глаза Вальдо забегали. — Я иду с вами.       — Нет, — отрезала Йеннифэр, хотя условия диктовать не могла – одно слово журналиста и ее вышвырнут. Впрочем, его может, тоже, но проверять было опасно.       — Я так и думал, — улыбнулся парень. — Тогда оставите мне свой номер?       Йеннифэр не сдержала усмешки. Вальдо позволил себя одурачить красивой картинке. Йеннифэр продиктовала цифры, настоящие, на случай, если тот решит позвонить. Он так и сделал, и Йеннифэр поморщилась.       — Простите, — простодушно улыбнулся он. — Журналистская привычка. Нам часто оставляют неправильные номера.       Йеннифэр не ответила и, не дожидаясь приглашения, пошла в приемную. Номер телефона – не большая цена за возможность помочь Лютику.       Просторный светлый кабинет на верхнем этаже небоскреба ослеплял, особенно после угрюмого офиса расследования в Департаменте.       — Добрый день, присаживайтесь, — поздоровалась Ариана. Йеннифэр ответила, вглядывалась в лицо ухоженной, уже не молодой женщины.       Йеннифэр планировала притворяться журналистом, но сейчас, оказавшись перед матерью Лютика, не могла выбрать придерживаться плана или рассказать правду, кто она и зачем пришла.       — Мисс?.. — Ариана перестала печатать в ноутбуке. — Все в порядке?       — Меня зовут Йеннифэр Венгер, я офицер. Но я здесь… неофициально. Я занимаюсь расследованием убийств.       Мимика женщины остекленела.       — Что вам нужно?       — Подсказка. Я давно знаю… — Йеннифэр растерялась, не знала, каким именем лучше назвать Лютика, — вашего сына. Он не виноват, я ему верю. Есть версия, что через него пытаются навредить вам. С тем количеством улик, что есть сейчас, возможно только два варианта – он действительно виновен или его намеренно подставили. У вас есть враги?       Ариана долго смотрела на Йеннифэр, и под ее ледяным взглядом девушке стало не по себе. Они с Лютиком были похожи, и в то же время очень различались.       — У всех лоббистов есть враги – это буквально неизбежно.       — Не все занимаются вопросами смертной казни. Сделать из вашего сына убийцу, чтобы проверить, насколько тогда вы будете готовы отстаивать интересы?       Ариана усмехнулась.       — Послушайте… Йеннифэр? — Ариана откинулась в кресле. — Врагов у меня много. Но серийные убийства? Это дело рук психопата. Никто не станет делать такое…       — Вы уверены? Речь о вашем сыне.       — Абсолютно. Как и в том, что мой сын – не убийца.       — Почему вы так уверены?       — Мои оппоненты – противники смертной казни. Для них посягнуть на чужую жизнь – невозможное преступление. А вы говорите о том, чтобы проверить меня, ценой жизни невинных людей? Это психопат.       Йеннифэр поморщилась, признавая чужую правоту. А вместе с ней – отсутствие других версий.       Уже внизу, бросив еще один взгляд на огромное возвышающиеся здание, которое буквально придавливало к земле, Йеннифэр спросила себя, а могла ли Ариана принести в жертву собственного сына, чтобы показать, насколько сильно верит в свои убеждения?       — Нет, — махнула она головой. — Это совсем бред.       Но мысль уже успела обосноваться в ее голове.

***

       — Пошел к черту! — выпалил Лютик, увидев, как Эскель в сопровождении офицера заходит в камеру. Эскель не обратил внимания. На теплый прием после опознания он не рассчитывал. Лютик старался не смотреть на детектива, чтобы не показывать уставшего заплаканного лица. Зеркала в камере не было, но музыканту оно было и не нужно, чтобы понять – выглядит он паршиво. — Я не буду с тобой говорить. Где адвокат?       — Геральт был у тебя? — в голосе детектива сквозило сочувствие, но Лютик не обманывался. Риенс тоже мог говорить с ним, как друг, а потом ломал пальцы. Эскель сломал что-то куда более важное – доверие Геральта, и музыкант не был готов его прощать, а тем более – говорить.       — Мне жаль, что так вышло, — не дождавшись ответа, сказал Эскель. Лютик подскочил, охваченный непривычной чужеродной для него яростью.       — Жаль?! Тебе жаль?! Ты меня сюда посадил! Ты убедил Геральта, что я убийца! А он поверил, не говори, что тебе жаль! Не говори, что пришел сюда помочь! Ты помогаешь только себе!       Лютик кричал, не скрывая уже ни слез, ни чувств. Выпалив, он осел обратно на койку, обессиленный, но немного, чуть более счастливый. Удивившись этому чувству, как будто из прошлой жизни, он приложил к груди ладонь, проверяя, не показалось ли.       — Я был неправ,— тихо проговорил Эскель. Лютик уставился, пытаясь вглядеться в самую суть, в душу. Жизнь с Геральтом словно развила в нем странную способность – разглядывать эмоции под тонной угрюмой брони. И сейчас, как бы Лютику не хотелось верить в обратное – он видел, что Эскель действительно сожалеет. — Ты не убийца.       Лютик почувствовал, как глаза запекло от слез. Доверие, даже от Эскеля, по вине которого он оказался под следствием, оказалось таким нужным. Холод, которым парень успел пропитаться, сидя в камере, начал отступать.       — Твой адвокат уже здесь, и у меня мало времени. Кто-то хочет тебя подставить, — продолжал Эскель. — Когда я делал опознание, то недооценил, насколько. Ты говорил про черную машину, верно?       Лютик кивнул.       — Замечал ее еще где-то?       Кадры замелькали в голове быстрее, чем Лютик даже успел дослушать вопрос. Странные черные машины периодически мелькали рядом. И в ту ночь, когда они говорили с Цири, тоже.       — Да, пару раз… Но черные машины, их же полно, могло показаться…       — Марки помнишь?       Лютик угрюмо помотал головой. Эскель протянул ему листок. Когда Лютик развернул его, то оцепенел – на нем были написаны даты его концертов, полностью совпадавшие с исчезновениями девушек. Последним шел Риенс – исчез не во время концерта, а днем, как раз тогда, когда Лютик ходил в забегаловку. И еще один, тот вечер, когда он виделся с Цири, когда отдал ей кулон.       — Где-то есть ошибка? — спросил Эскель. Может, алиби? Что за друг из забегаловки?       Лютик сжал листок и глянул на Эскеля. Геральт ему больше не верил, Йеннифэр не было после опознания, и не известно, поменяла ли она свое мнение. Лютик чувствовал себя оставленным.       — Ты говорил, что меня отпустят… — слабо отпирался Лютик. У него едва ли остались какие-то моральные силы. Он не понимал, кто мог быть на его стороне. Но хуже - уже не верил, что все кончится хорошо. Ни после того, что сказал ему Геральт.       — Можем подождать адвоката. Он скажет тебе все отрицать и молчать. Разве это поможет?       — Даже Геральт поверил… Почему ты считаешь иначе?       Эскель вздохнул.       — Геральт сейчас в шоке, не в себе, — Эскель как-то разом осунулся. — В этом есть и моя вина. Там была история с фабрикой, он не поверил мне, а потом жалел… Сейчас, когда я говорил о твоей вине, вместе с уликами, ему кажется, что все повторяется… Он боится ошибиться. Боится верить и не верить. Он всю жизнь учился быть беспристрастным, подходить с холодной головой. А сейчас – он в ужасе. Дай ему время.       — Но Йеннифэр поверила мне, — сказал Лютик, но осекся и добавил севшим голосом, — до опознания, точно…       — Она верит тебе, но не заблуждайся, перед этим она как следует обмозговала версию с твоей виновностью.       От этих слов все внутри Лютика похолодело.       — Дай Геральту время, — глядя в глаза сказал Эскель. — Он поймет.       — Но почему ты поверил?       — Слишком все хорошо, неестественно, — детектив кивнул на листок. — Так что? Тот, кто тебя подставил, ошибся где-то?       Лютик еще раз взглянул на листок. Две даты выбивались из общего строя. Они говорили с ней, его могли запомнить в забегаловке. Но если рассказывать про нее, он подставит не только девушку, но и Геральта. Ему не хотелось их втягивать. Не хотелось бороться.       Лютик взглянул на Эскеля.       Можно ли было довериться ему?