***
История Койона вызвала у Лютика сочувствие, душа отзывалась, как всегда отзывалась в нем все в ответ на чужую боль, радость и прочие чувства. Но Лютик помнил и о портретах совершенно невинных девушек, загубленных ради мести, к которой те не имели никакого отношения. Не позволял себе забыть. — Зачем было столько убийств? — тихо спросил музыкант. Койон усмехнулся. — Хочешь спрятать дерево – иди в лес. А спрятать организованную группу легче всего под маской серийного убийцы. Полиция использует одни и те же методички, если знать их и действовать аккуратно, никто ничего не поймет. Кровь просочилась сквозь ткань, что Койон прижимал к руке. Лютика завораживала и пугала откровенность, с которой ему рассказывали все. Он пытался, но не мог уловить план, и свое в нем место. — Но что-то пошло не так? — Лютик пытался тянуть время, все, что ему оставалось. — Да, — легко согласился Койон, в его словах сквозила усталость. Может, виной тому была потеря крови, а может, рассказ о прошлом забрал силы. — Тебя стали подозревать слишком рано. Ты сам ускорил этот процесс. — Почему именно эти девушки? — Они были похожи на Йеннифэр, — просто сказал Койон. Лютика пронзило иглой ужаса. — Ты хотел убить ее? — Я не хотел. Все это – не мое желание. А необходимость. Геральт должен ответить за свои поступки. Ты бы проснулся, после наркотика, весь в крови Йеннифэр, не помня, что произошло. А полиция бы нашла и следы борьбы, и орудие убийства. Даже мотив, какой-никакой, был. Ну а ты, даже не смог бы точно сказать сам это сделал или нет. А там… Может быть и покончил с собой в камере. А если нет, то тебе бы помогли. И уже потом, после твоей смерти, Геральт бы начал находить несостыковки, но маленькие, достаточные, чтобы посеять сомнения, но недостаточные для оправдания. До конца жизни бы мучился со всем, что жрало бы его изнутри, — Койон с наслаждением прикрыл глаза, будто все это уже свершилось и приносило небывалое удовольствие. Лютика охватил ужас при мысли, что это могло стать реальностью. Тяжелый обруч боли сдавил парню голову. Он чувствовал, будто ходит по канату под куполом огромного цирка, устроенного психопатом. Чувствовал, что вот-вот упадет, что конца этому канату нет, и закончить все можно лишь сорвавшись вниз. Слова и действия Койона были сколь точными, столь и безумными. Лютик не мог уловить нити того, что тот собирается делать, но и спрашивать прямо опасался. Балансировать с каждой минутой становилось сложнее, тиски страха постепенно сдавливали грудь. В комнате было свежо, но Лютику не хватало воздуха. Пистолет все еще лежал рядом, в зоне досягаемости, а Койон казалось, и вовсе ушел в свои мысли и Лютика совершенно не опасался. Лютик уже думал, что мог напасть, если не убить, то ранить. Выиграть время и сбежать. Но он боялся случайно убить или промахнуться. А еще больше боялся, что если Койон умрет, то доказать свою невиновность Лютик не сможет. Это держало его крепче любых наручников.***
— Это безумие, — сказал Геральт, когда Йеннифэр предложила план. — Это только разозлит его. Он убьет Юлиана, как только увидит. — Если это месть тебе, то он и так планирует его убить. Хотел бы убить тебя, убил бы давно. Но он выбрал подставить дорогого тебе человека, очернить его. Как когда-то очернили его отца. Его отец мертв. Скорее всего, он попытается шантажом вынудить Лютика с собой покончить, а не получится – убьет его. Еще хуже, если умрут они оба… — С чего ты взяла? — спросил Ламберт. — Койон готов на все. И если, чтобы подставить Лютика, ему нужно будет умереть, то он это сделает. Мы должны дать понять, что его план провалился. Это дезориентирует его. Хоть и на время. — Тогда, — голос Геральта дрожал. Он уже понимал, как должен был поступить, но внутри боролся, боялся, отрицал, — нам нужно точно знать, где он его держит. Йеннифэр сникла, идей по этому поводу у нее не было. Геральт бросил взгляд на пустующий стол Эскеля, на котором так и стоял уже остывший и недопитый кофе. Офицер уже доказал, что по вычислению мест ему нет равных, и сейчас, его отсутствие отдавало тоской вдвое большей. Геральт приблизился к столу, взял блокнот и принялся листать. Взгляд цеплялся за описание фабрик, проклятий Геральта, споткнулся о жирно обведенную надпись «парня подставили». Еще ниже Эскель быстро написал «обе квартиры, клуб или фабрика» и крупный знак вопроса рядом. «Он додумал что-то еще, — понял Геральт. — Но не успел сказать». — Нашел что-то? — спросил Ламберт. — Кажется, да.***
Время шло, и тянуть его не было нужды, Койон сам никуда не торопился, и казалось, ждал чего-то. Он молчал, и все в квартире погрузилось в тишину. Слышно было, как за окнами кипит жизнь мегаполиса, но здесь, внутри стен она словно вымерла. Поэтому, когда у Койона резко зазвонил телефон, Лютик испугался, словно рядом грохнул выстрел. — Слушаю, — спокойно отозвался похититель. На том конце провода что-то быстро проговорили, и Койон забегал глазами по комнате, затем взял со стола пульт и включил телевизор. Несколько изображений быстро сменили друг друга, а затем остановились. Лютик услышал, как Койон сделал вдох и замер. Во весь экран транслировали фотограию Койона. Затем изображение уменьшилось и переместилось в угол, включилась камера. В кадре стоял светловолосый корреспондент. «Я стою возле здания департамента полиции Нью-Йорка, где несколько часов назад случился драматичный поворот в деле «Алфавитного маньяка». Главный подозреваемый по делу – Койон Дроу, изображение которого вы видите на экране, ранил детектива полиции, похитил свидетеля и скрылся с места происшествия. Сам подозреваемый проходил в департаменте стажировку. Он вооружен и опасен. Если вы располагаете какой-либо информацией о месте нахождения подозреваемого, сообщите по номеру, который видите на экране. С вами был специальный корреспондент Вальдо Маркс». Портрет Койона со строчкой телефона снова заполнил собой весь экран. Койон швырнул в телевизор пульт. Портрет пошел трещинами, уродуя лицо. — Проклятье! — выругался он в трубку. — Что теперь? Не дожидаясь ответа, парень схватил пистолет, до этого вальяжно лежавший на столе. — Не дергайся, — бросил он Лютику. Но Лютик и не думал, опасаясь получить пулю в любой момент. Вопреки всему, где-то в глубине Лютика скользнула радость, что Геральт теперь все знает. Чувство было настолько забытым, что почти обжигало нутро своей теплотой. Чтобы не случилось, Геральт знает, что он не убийца. На том конце что-то говорили, возможно, приговор Лютику. Парень уставился на пистолет, поняв вдруг, что возможно, живет свои последние минуты. Но в отличие от ужаса, что обуревал его в забытом складе посреди кукурузного поля, сейчас в нем не было ничего, кроме безмятежного спокойствия и теплой радости. Койон наставил на Лютика пистолет. — Чего улыбаешься?! — взвился Койон. Лютик спрятал улыбку, не заметив ее. Но она все проступала, не желая сходить с лица. — Геральт знает правду, — наконец произнес Лютик. — Твой план провалился. Койона перекосило от гнева, он взвел курок и наставил пистолет на Лютика. Парень закрыл глаза. Он чувствовал, как пальцы стали мелко дрожать. В голове застыла картинка перекошенного гневом лица, и Лютик поспешил прогнать ее. Он вспоминал Геральта, лучшие их моменты. И улыбка снова вернулась к нему, дрожь стала утихать. — Ничего, — сказал Койон, голос его пропитался яростью. — Твоя смерть все еще причинит ему боль. Слова отрезвили Лютика. Огромная волна незнакомой ему энергии, ярости, вдруг поднялась изнутри. Койон был прав, а Лютик не собирался так быстро сдаваться. Парень резко подскочил. Койон не ожидал и отреагировал на несколько секунд позже нужного. Раздался запоздалый выстрел. Пуля пролетела рядом и врезалась в стену. Лютик перелетел два метра, разделяющие их, вцепился Койону в запястья, отводя пистолет от себя. — Отвали! — взревел Койон. Раздался еще один выстрел, в потолок. Лютик удобнее перехватил левую руку и со всей силы надавил на рану. Койон взвыл, а потом с силой ударил Лютика в живот. Тот согнулся пополам, хватка ослабла. Койон дернулся, вырываясь, хотел снова выстрелить, пока противник не пришел в себя, но Лютик в последний момент опомнился, снова отводя от себя пистолет. Пальцы вдруг заныли, старой фантомной болью. Койон подставил Лютику подножку, тот свалился, выпустил оружие и чудом успел дернуться вправо. Пуля осталась в полу, всегда в трех сантиметрах от лица парня. Лютик снова схватил руки Койона, отводя их от себя. — Сдохни уже! — взревел Койон. Входная дверь с громким хлопком разлетелась в щепки. Комнату один за одним заполнили бойцы спецназа. Лютик увидел, как глаза Койона наполнились ужасом, загнанного в угол зверя. Десяток бойцов держали преступника на прицеле и не двигались только лишь потому, что Лютик был в зоне поражения, как спецназовцев, так и Койона, который все еще держал пистолет прямо у его лица. — Бросай оружие! – крикнул мужчина в маске. Койон не послушался. Он резко дернул руками и направил пистолет на себя. — Нет! – вскрикнул Лютик и вцепился в руки Койона. Грохнул выстрел, на обоих посыпалось стекло из простреленной потолочной лампы. Затем Койон замер, на его лице застыло выражение шока и неверия. Парень повалился вбок, а из его спины тянулись два спиральных провода, которые заканчивались они в основании шокера. — Преступник обезврежен, — сказал мужчина. Лютик не зная, что ему чувствовать, наблюдал, как с него стягивают обездвиженного Койона, а затем услышал шум в коридоре. — Пустите! Дайте пройти! Лютик узнал голос Геральта. — Вы гражданское лицо, сэр! Ждите в машине! Возле Лютика вдруг показалась молодая женщина. — Вы в порядке, Юлиан? – голос был мягкий, чарующий. В какой-то степени даже дурманящий. Лютик медленно перевел на нее взгляд. Глаза девушки были огромные, карие, словно у оленя, и очень участливые. – Слышите меня? Лютик кивнул. Все вокруг словно покрылось дымкой. — Вы в безопасности, вам больше ничего не угрожает. Лютик снова кивнул. — Досчитайте до десяти, Юлиан. — Я в порядке, — голос дрожал, а затем эта дрожь передалась в руки, а потом охватила все тело. — Сосредоточьтесь, Юлиан, — сказала девушка, и слова ее, несмотря на четкое указание, звучали мягко. — Один, два… — подчинился Лютик. — Скажите, что с ним! – голос Геральта был полон отчаяния и ужаса. — Там Геральт, — тихо произнес Лютик, глядя в карие глаза. – Он боится… — Ваш близкий? Лютик кивнул. — Я сейчас позову его, а вы – досчитайте до десяти, хорошо? — Один, два, три… Девушка исчезла, а когда Лютик произнес десять, Геральт был уже рядом. Он крепко сжал парня в объятиях. Качая и убаюкивая. Лютик ответил на объятия не сразу. Первые несколько секунд, он даже не слышал, что Геральт шептал ему в ухо. Но он знал, что теперь все точно было хорошо. Он в безопасности и Геральт – тоже.***
Пока они ехали, Юлиан дремал у Геральта на плече. Оба молчали, обессиленные этим тревожным днем, допросами, что нельзя было отложить. Домой они возвращались уже поздно вечером. Но едва переступив порог, на Юлиана волной накатили воспоминания их последнего с Геральтом разговора. Его холодный, прожигающий взгляд, казалось отпечатался навсегда. Мужчина мгновенно ощутил перемену. — Присядь пока, — мягко сказал он. — Я сейчас… До Юлиана долетали обрывки фраз. Геральт разговаривал с Цири, которая осталась на ночь у Йеннифэр. — Как она? — спросил Юлиан. — Передала привет, — на лице Геральта проступила тень улыбки. Выглядел он виноватым. Словно побитая собака, крутился вокруг. — Про Эскеля нет новостей? — Трисс все еще там, Весемир тоже. Самое страшное миновало, но врачи не слишком обнадеживают. Юлиан выдохнул. — Сядь, Геральт… Они встретились взглядами. — Сегодня был долгий день, — запротестовал мужчина. — Лучше тебе поспать. Юлиан хотел возразить, но Геральт был прав. Слишком много для одного дня. Но ночью, сколько бы Юлиан не ворочался, как бы не слипались глаза, сон все не шел. Мысли цеплялись одна за другую, собирались в огромный клубок. В конце концов, Юлиан сдался. Поднялся, прошелся по квартире, попил воды. Он раз за разом возвращался мыслями к Геральту, но гнал от себя мысль, что возможно завтра ему придется искать новое жилье, а потом как-то собирать свою жизнь по кусочкам, уже в одиночку. — Я тоже не могу заснуть… — Геральт возник на кухне как всегда, внезапно и бесшумно. — Опять подкрадываешься!.. — Извини. Оба замолчали. Тишина была тяжелой и неуютной, не такой, как бывала раньше. Слова все не собирались в предложения, чувства метались внутри, и Юлиан не мог начать разговор. — Прости меня, — глухо уронил Геральт. — Я должен был поверить тебе. — Возможно, — пожал плечами Юлиан и увидел, как Геральт вздрогнул. — Но я понимаю, почему не поверил, — поспешил добавить парень. — Отца Койона это убило. Убило то, что никто не поверил ему, а, в конце концов, засомневался и самый близкий человек, собственный сын. Ты был там один, а я пришел в камеру, — Геральт смотрел на свои руки и не поднимал на Юлиана взгляда, — и допрашивал… Тебе нужна была поддержка. А что если бы это было последним, что я тебе сказал?.. Я бы сошел с ума. Я так рад, что ты жив… Юлиана сковал ужас. Не от слов Геральта, а от понимания, что план Койона хоть и не исполнился в полной мере, но сумел задеть Геральта достаточно сильно. Мужчина сидел сгорбленный, а со своими пепельными волосами, впервые напомнил Юлиану старика. Терзание чувством вины – именно то, чего Койон добивался. «Нет, — решил Юлиан. — Я не позволю победить этому маньяку. Не позволю ему разрушить жизнь Геральта». — Меня не убило, — улыбнулся Юлиан. Геральт нерешительно поднял голову. — Тем более, мне повезло чуть больше. Маму так просто не проведешь, она не поверила в мою виновность. — Юлиан протянул руку, Геральт взял ее осторожно, словно не веря, что имеет на это право. — Твои слова тогда действительно меня ранили, — Геральт дернул ладонь, но Юлиан сжимал крепко. — Но, как я и сказал, я тебя понял. Эскель весьма доходчиво мне все объяснил. Когда имеешь дело с убийцами, допускаешь такое у всех. А ты очень долго с этим работаешь. — Ты зря меня оправдываешь… Мы же… мы же не чужие люди. Я должен был верить тебе. — Такое бывает только в фильмах. Категоричное доверие, только да или только нет. Любой бы на твоем месте сомневался, и я бы тоже задумался бы, а вдруг. — Но твоя мать… — Моя мать не работает в убойном отделе каждый день. Послушай… Мы живы. Нас потрепало и нам явно нужна помощь специалистов, но мы живы. И мы можем все это исправить. Геральт смотрел на Юлиана неотрывно, растеряно. — Я прощаю тебя, — спокойно произнес Юлиан, и действительно чувствовал, что нет внутри ни обиды, ни злости. Только безграничное тепло, сочувствие и желание Геральта защитить. Геральт в секунду преодолел разделяющее их расстояние, сжал парня в объятиях. Юлиан ответил, склонил голову к Геральту и, наконец, почувствовал, что все напряжение этого долгого времени отступает. Геральт дрожал и, кажется, плакал. Но Юлиан не переживал, день был тяжелый. А они все починят, они справятся с этим.***
По тесному сырому коридору раздавался одинокий постукивающий звук. Эскель напирал на трость, рядом шел Ламберт, не предлагая помощи, но готовый в любой момент подхватить. — Уверен, что хочешь? – спросил Ламберт, не сколько, чтобы узнать, сколько чтобы заглушить звук трости, который Эскеля смущал. — Я не просто так спускался в этот чертов подвал без лифтов, чтобы сейчас повернуть обратно. Охранник открыл им камеру. Койон сидел за столом, позвякивая цепью наручников – его не расковывали даже в камере. Увидев Эскеля взгляд парня переменился. Но понять, о чем тот думал, было невозможно. — Подожди меня снаружи, — сказал Эскель. Ламберт не стал спорить. Эскель добрался до стула, и это стоило ему приличных усилий. Говорить он не торопился. — Как себя чувствуете, сэр? – в голосе парня было искреннее участие. Эскель горько ухмыльнулся. Койон по-настоящему привязался, и оба это понимали. Эскель знал это, потому что как бы не старался, не мог прогнать из сердца горечь за парня. — Уже лучше. Через полгода обещали, что совсем восстановлюсь. — Мне не говорили ничего о вас. Эскель кивнул. Ему передавали, что парень постоянно о нем спрашивает. Они помолчали еще немного. — Зачем вы пришли? — снова не выдержал Койон. – Моя вина доказана. — Да, но это не все. Видишь ли, все прекрасно понимают, что ты – не убийца. Заказчик и организатор, но убивал не ты. Я хочу знать имена сообщников. — Я был один. Злой и ужасный маньяк. Ложь. Эскель смотрел на парня как на открытую книгу, не понимая, как мог не читать его раньше. Эскель достал газету и протянул ее Койону. — Тут про тебя большая статья. Мы пытались скрыть твою настоящую фамилию, но дело слишком громкое, сам понимаешь. Койон прочитал огромный заголовок «Потомственный маньяк. Может ли склонность к насилию передаваться по наследству?» На развороте напечатали две цветные фотографии – Койона и его отца. — Он не был убийцей! — К сожалению, благодаря тебе, вряд ли кто-то в это поверит. Лицо Койона покраснело, а глаза наполнились влагой. — Но вы верите? Сердце Эскеля йокнуло от сквозившей в вопросе надежды. — Я верю, — честно сказал Эскель. —¬ От того еще больнее. Что бы сказал твой отец, будь он жив? — Не смейте! – подскочил Койон. – Не смейте говорить так! Мой отец умер из-за журналистов, ошибки Геральта. Я стал таким из-за Геральта. Его глупости! — Геральт ошибся. Но таким тебя сделала не его глупость, а твоя. Твой выбор, Койон. Койон неверяще уставился на него. — Вы знаете правду и все равно на его стороне? — Я на стороне закона, Койон. И мне тебя искренне жаль. Ты умный парень, мог жить хорошую жизнь. Но выбрал ты месть и смерть. Хочешь узнать, какую боль ты причинил другим людям? Сомневаюсь, что ты ходил на похороны и говорил с родителями всех этих девушек. Койон сел обратно. — Не нужно учить меня морали. Что вам от меня надо? — Имена сообщников. Я же сказал. — Я был один. Эскель кивнул. Залез во внутренний карман и достал толстую стопку распечаток. — Это копии дневников жертв, постов в соц сетях, все, что я читал, пока шло расследование. Особенно горько читать о мечтах, которые уже не сбудутся. — Уберите, я не буду это читать. — Кому мстить этим людям, Койон? Ты хотя бы знал имя. Я прошу тебя помочь, потому что ты как никто можешь понять каково это – хотеть возмездия, для тех, кто виновен в смерти близкого. Мне нужны имена. Но им они нужны больше. — Уходите, сэр. Вы ничего от меня не добьетесь. Эскель кивнул и поднялся. Любой бы на его месте был огорчен, но Эскель слышал в голосе, видел во взгляде парня, как броня начала давать трещины. Распечатки детектив оставил на столе. — Рад, что вы живы, — вдруг произнес парень, когда Эскель уже был у двери. — Да, — Эскель улыбнулся, — спасибо, что не в голову.