Запад помнит

*** — Ох и повеселимся! — оскалился сир Эдрик. — Будем пить и гулять семь дней! Что ж вы опять не радуетесь, сир Тион? Пир на весь Запад — такого уже не было много лет! Ветер трепал меховую оторочку его плаща, и зябко было смотреть на эдрикову непокрытую бритую наголо голову на этом пронизывающем, унылом ветру. Неприветливо встречал замок Кастамере Тарбеков из Тарбекхолла. Мрачные зубчатые стены и башни темнели под серым весенним небом, низкие, рваные облака цеплялись за шпили, как истлевшие стяги. Моросил дождь со снегом, копыта коней вязли в ледяной грязи. Пока стражники возились с засовами, ветер тоскливо завывал, лошади отворачивали морды, а люди кутались в плащи. Даже мать в своей карете недовольно задёрнула занавеску, раздражённая долгим ожиданием. Гигантские дубовые ворота, окованные железом, были не по зубам никакому тарану, ни огню, и открывали их изредка, и лишь по особо торжественным случаям, например, к приезду членов королевской семьи, или Хранителя Запада. Сегодня их открывали специально для леди Эллин — таково было распоряжение владыки Кастамере. Тион задрав голову разглядывал стену, мокрых часовых на стене, со скучающим любопытством смотревших сверху вниз на процессию у ворот. «Замок-призрак» думал Тион. Сколько он помнил родовое гнездо Рейнов, тут всегда было пасмурно. Тучи, идущие с моря, и летом и зимой скатывались с гор прямо в долину, и туман, окутывавший Кастамере, непрестанно сменялся долгими, затяжными дождями. Наконец, огромные створы медленно заскрипели и поползли. С грохотом поехала вверх огромная кованая решётка, украшенная львиными мордами, и кавалькада потянулась под тяжёлый каменный свод, под который ни разу за сотни лет не входил никакой неприятель. Дядя Роджер встречал их на крыльце. Буйная тёмно-рыжая грива, широкая борода с первой сединой на щеках, красивое и открытое лицо, морщинка между бровей — признак того, что его весёлые глаза могут вмиг потемнеть от гнева –всё это делало дядю похожим на настоящего льва куда больше, чем любого из Ланнистеров. Подле него стоял дядя Рейнард. Черты лица его были мельче и тоньше, чем у старшего брата, он был сухощавее, легче, не так могуч. — Почему ещё не женат? — дядя Роджер обнял его и так хлопнул по спине, что у Тиона перехватило дух. — А вы почему ещё не женаты, дядя? — отвечал Тион сдавленным голосом, едва сумел вздохнуть, и дядя расхохотался. — Сразу видно сына Эллин, — сказал он. — Тебе палец в рот не клади. Мать величаво взошла по ступеням, и дядя Роджер заключил её в объятия. — Где Стаффорд? — вполголоса спросил Рейнард, зорким, цепким взглядом серо-зелёных глаз обводя всадников. — Где-то там, — небрежно отвечала леди Эллин, обнимая брата. — Не тревожься, не сбежит. Тион никогда не видел свою мать такой радостной, как в тот день, когда сир Эдрик схватил Стаффорда в Ланниспорте, и никогда не видел её такой торжествующей, когда сир Эдрик привёз беднягу в Тарбекхолл: — Наконец-то боги услышали меня, — воскликнула она, возведя очи к небу. — тащите их сюда. Тащите сюда их всех, всех троих! Кроме Стаффорда, в Ланниспорте братьям подвернулся старый сир Лореон Ланнистер с малолетним внуком. Старик и мальчишка были заложниками, не делающими Тарбекам чести, но раз уж они попались, на то и впрямь была воля богов. — Матушка, что вы будете с ними делать? — хмуро спросил Тион. Леди Эллин, в ожидании пленников, ходила взад-вперёд по устланному тростником полу, мягкой, упругой поступью, как львица, почуявшая добычу. Тяжёлый багряный бархат спадал с её прекрасных мраморных плеч. Взгляд у неё был такой, словно она собиралась, по меньшей мере, растерзать всех троих голыми руками. — Это зависит от Тайвина, — ответила леди Эллин. — Но, полагаю, делать нам ничего не придётся. Этот ублюдок не посмеет причинить Вальдеррану никакого вреда, пока у нас в заложниках брат Джоанны. Тион угрюмо кивнул. Они и со Стаффордом были добрыми приятелями. Когда-то в детстве, они дружили чуть ли не целое лето. То лето было коротким, но в детстве каждый день кажется дольше, как солнце — ярче, а море — синее. Потом они перестали общаться, а когда встретились вновь, их повторно свела любовь к лошадям. Они и после войны наезжали друг к другу в гости, хвастались конями, охотились вместе. Но сейчас, с каждым днём, друзей вокруг становилось всё меньше. Оставались лишь кровные узы — те, что не может разорвать даже смерть. За дверью послышался шум, голоса, двери распахнулись, и братья вволокли связанного Стаффорда. За ним домашние рыцари ввели старого сира Лореона, и мальчонку, который выкручивался из рук сира Эдрика яростно, словно пойманный камышовый кот. Седой старик, с гордо поднятой головой, и мальчик, с синяком под глазом и разорванным воротом рубахи, выглядели так красочно, что Тион сразу же почувствовал себя злодеем. — На колени! — гаркнул кто-то. — Вы пожалеете об этом, миледи! — Стаффорд рванулся, и тут же с коротким стоном упал на тростник — братья, смеясь, выкрутили ему руки. Тион уставился на носки своих сапог. Перед ним стоял Том-Том, но за спиной у маленького, щуплого шута, едва достававшего макушкой Тиону до плеча, было не укрыться. — Три Ланнистера! — леди Эллин неторопливо прошла мимо пленников. — Три Ланнистера за одного Тарбека! Достойная цена. Сир Лореон, — она остановилась перед стариком. — или Лорен, или как вас там. Вас Ланнистеров, всех не запомнить, слишком вас много. — Старик молчал, опустив бороду на грудь, и леди Эллин стала рассматривать мальчика. Мальчик был больше похож на дворового, чем на знатного. Жёсткие, тёмно-русые курчавые волосы, круглая мордашка, как Эдрик догадался схватить его? — Ты тоже Ланнистер? А может быть, ты обычный крестьянский мальчишка? Мальчик дерзко вскинул голову. — Я Ланнистер, миледи! — Молчи! — Стаффорд снова яростно забился в руках державших его братьев Тарбеков, но почти сразу утих, что-то простонав сквозь зубы. Леди Эллин даже не повернула головы. — И как же нам это проверить? Мне нужны только Ланнистеры, и более никто. — Вы думаете, на Ланнистеров ставят клеймо, как на овец? — отвечал мальчик со злостью. Леди Эллин рассмеялась недобрым смехом. — Теперь я вижу, что ты и вправду Ланнистер. — она обернулась к Стаффорду, и встала перед ним. — Здравствуй, Стаффорд, внук великого Герольда, старший сын Джейсона! Впрочем, нет, Джейсонов старший — бастард Дамон. — Дамон не бастард, — огрызнулся Стаффорд. Леди Эллин усмехнулась и обошла его вокруг, точно рассматривая. Рубаха на груди у Стаффорда висела лохмотьями, кровь из разбитого лба заливала глаза, яростные, зелёные, полные гнева. Такие же глаза были у его бесстрашного отца. — Говорят, ты смел, — молвила леди Эллин. — Но весь ум достался твоей сестре Джоанне. Ты знаешь, почему ты здесь? — Потому что вы мятежники и изменники! Улыбка не сошла с лица леди Эллин, но взгляд её стал холоднее льда. — Нет, Стаффорд, — промурлыкала она, — ты здесь потому, что твоего кузена Тайвина мало пороли в детстве. И сейчас настало время хорошенько его проучить. — Она протянула руку, взяла Стаффорда за подбородок и посмотрела прямо ему в лицо. — Чтобы он на всю оставшуюся жизнь запомнил, как следует себя вести с Рейнами. Стаффорд мотнул головой, высвобождаясь: — Идите в пекло, леди Эллин! — вскричал он. — Вы так храбры на словах — так попробуйте поймайте самого Тайвина! Поглядим, как это у вас получится!.. Леди Эллин выпрямилась, сверкнув глазами. Ноздри ее вздрогнули, но голос остался ровным: — Поглядим. Сир Эдрик, отведите пленников в темницу. Тион стиснул кулаки. Ему больше всего хотелось исчезнуть отсюда куда угодно, лишь бы не видеть этого — угрюмого старика, разъярённого мальчика, и своего приятеля, которого не мог представить здесь, у себя дома, закованным в цепи. Но он наполовину Рейн, а Ланнистеры схватили его отца. Выбора не было. — Такого я не ожидал, дружище, — бросил Стаффорд, проходя мимо Тиона. От этого упрёка, чувство вины у Тиона в груди мгновенно вспыхнуло яростью. Ему захотелось швырнуть перчатки Стаффорду в лицо, но он сдержался. — Можешь поблагодарить Тайвина, — процедил он сквозь зубы. — если, конечно, он соизволит вытащить тебя из дерьма, в которое ты угодил по его вине. Леди Эллин с видом победительницы уселась в кресло. Том-Том набросил ей на плечи горностаевую накидку. — Что же, эту схватку мы выиграли, поглядим, что будет дальше, — сказала мать. Покуда Стаффорд у нас, Тайвин не посмеет шевельнуть и пальцем. — Пока Стаффорд у нас, — козлиным голоском проблеял Том-Том, — у них в плену наш лорд! Вы же велели схватить заложников, чтобы освободить Его Светлость, не так ли? Мать опустила ресницы, и протянула руку. Слуга подал ей наполненный бокал. Тиону вдруг показалось, что она не так уж хочет выручать лорда Вальдеррана. — Если со Стаффордом что-нибудь произойдет, Джоанна Ланнистер будет недовольна своим женихом, — сказала она наконец. — Не все ли равно? Мне кажется, куда важнее, что Тайвин может сделать с отцом, чем что с ним самим может сделать Джоанна. Какое тебе до них дело? Мать подняла на Тиона изумрудный взор. Тион приготовился огрызаться, но взгляд матери внезапно стал задумчив. — Ты был когда-то дружен с ней, и ты ей нравился, — помедлив, сказала она. — Это неважно, — Тион мотнул головой. — Я уверяю тебя, что бы я ни сделала со Стаффордом, с твоим отцом ничего не случится… — Откуда тебе знать Тайвина, матушка? — перебил Тион. — Я с детства дерусь с ним на мечах, и рядом с ним сражался на войне, и уверяю тебя, от него можно ждать чего угодно!.. — Я знаю одно наверняка, — сказала леди Эллин. — он хочет войны. Значит, будет война. Ланнистеры захлебнутся в собственной крови, а Титос — в слезах и вине, которым будет заливать горе. — Пусть так, но Запад не признает никого, кроме потомков Герольда. — Запад — это мы, Тион. Запад — это Рейны. Наступает век красного льва. От этих слов Тион аж взвился: — Я Тарбек, матушка, неужто вы запамятовали? — со злостью воскликнул он, и снова встретил этот странный и страшный материн взгляд. — У Роджера нет наследников, — отвечала она. — У Рейнарда одни лишь дочери. Роджер выберет своим наследником тебя. — Плевать, король не отдаст Запад Рейнам, покуда жив хоть один внук Герольда и Роанны!.. — Лорд Лидден когда-то женился на дочери Герольда Третьего, взял себе имя Ланнистеров и стал королём Утёса. Тысячу лет спустя всё может повториться вновь. И если ты женишься на старшей дочери Джейсона… — Матушка, у Герольда Третьего не было сыновей! — повысил голос Тион. — У Титоса их четверо, а Джейсон оставил и того больше, не считая бастардов, и больных или хворых среди них я что-то не вижу!.. — Война не щадит ни бастардов, ни законнорожденных, — отвечала леди Эллин. — Довольно, мама, — оборвал её Тион. — Джоанна станет владычицей Утёса!.. — И Семеро ей в помощь! — воскликнул Тион. — Мне до этого дела нет. Он резко повернулся и бросился прочь. Мать что-то начала говорить ему вслед, но он уже закрыл двери. Иные бы её побрали, в последние месяцы ему всё чаще казалось, что леди Эллин повредилась рассудком. Тион помнил Джоанну ещё очаровательной девочкой со смелыми глазами. Потом они не виделись несколько лет и встретились уже подростками. Тогда они больше походили на жеребят, чем на львов, и были дружны некоторое время. Джоанна, казалось, даже испытывала что-то к нему, и Тиону это льстило. Обычно девицы быстро ему наскучивали, и, чем сильнее было их чувство, тем быстрее он терял к ним интерес. Но Джоанна отличалась от них всех. Быть может, из их дружбы что-нибудь и вышло, но, увы — как все лучшие в мире девушки, она имела необъяснимую склонность к самовлюблённым сволочам, вроде своего кузена. Оставалось только надеяться, что она будет счастлива с ним, а если нет — что Неведомый избавит от Тайвина её, а заодно и всех остальных. Разозлившись на мать, Тион захотел найти Стаффорда, чтоб объясниться с ним. Ему стало стыдно своей вспышки. В растрёпанных чувствах, он сбежал по лестнице вниз и спустился в темницу, но, по грохоту и голосам, эхом разносившимся по сырому гулкому подземелью, Тион понял, что стражники ещё запихивают Стаффорда в его узилище. Это немного охладило его пыл. Он свернул в боковой коридор, но, за первой же решёткой увидал мальчика-Ланнистера. Мальчишка сидел в углу, на деревянной лавке, и таращился из темноты злыми глазами. — Тебя закрыли тут одного, будто ты главарь разбойной шайки, — мрачно сказал Тион мальчонке. — Сир, — отвечал мальчик, и его глаза снова яростно сверкнули. — Передайте лысому, что я убью его, когда вырасту! — Что он сделал тебе? — Он ударил деда! Как он, простой солдат, смеет бить по лицу помазанного рыцаря? Какой же Эдрик идиот, подумал Тион. Ударить рыцаря, на полтора десятка лет старше! Если бы кто-нибудь ударил рыцаря Тарбеков, леди Эллин приказала бы отсечь ему руку. А если бы этот кто-нибудь служил Лидденам или Марбрандам, то и голову. Он посмотрел в тёмный коридор, на тени, пляшущие на грубой каменной кладке в свете факела, и решил, что зря пришёл сюда сразу. — Лысый не солдат, — сказал Тион устало. — Он тоже рыцарь. Я разберусь с ним, — он обернулся к стоявшему рядом стражнику. — Зачем вы заперли его тут одного? Посади его к сиру Лореону. И принеси им одеял, молока и хлеба. Выйдя из темницы, Тион полной грудью вдохнул весенний воздух и поднял глаза к небу, и увидал ворона, летящего на восток. «Поговорю со Стаффордом позже», подумал Тион. «А сейчас, сгоряча, мы можем наговорить друг другу такого, о чём потом придётся долго жалеть…» Сверху, от воронятни, вновь раздался стук, мейстер выпустил второго ворона. Засвистели крылья, пернатый посланец полетел на юг. И вороны летали. Неутомимые посланцы, всю неделю сновали туда-сюда, из Кастамере в Тарбекхолл, из Тарбекхолла в Утёс, из Утёса — в Праздничные Огни. Лорд Ланнистер, наверное, отродясь не писал столько писем и приказов своим лордам и знаменосцам, как в эти дни. Мать торжествовала. Пускай до победы было ещё далеко, каждый неверный шаг Ланнистеров и их родичей приближал её. После двух дней переговоров, брани, проклятий и извинений, было решено встретиться для обмена пленными. Мать, по совету дяди Рейнарда, поупиралась ещё один день, и согласилась, и вот теперь Ланнистеры и Тарбеки, встретились тут, в замке Кастамере, в древней твердыне Рейнов. Это было затишьем перед бурей — ни у кого в этом сомнения не было. Плохой мир всегда лучше доброй войны, но всё вокруг навевало дурные предчувствия — это мрачное небо, этот снег, эта полумёрзлая земля под копытами боевых коней. «Земля Запада, плодородная, золотоносная, щедрая. Земля раздоров, предательств и коварства», думал Тион. «Моя земля.» Хранитель Запада ещё не прибыл, но знаменосцы его уже стягивались в Кастамере со своих скал, побережий, дубрав и речных долин. Во дворе пестрели знамёна со львами, барсуками, единорогами, вепрями. Ржали кони, рыцари смотрели друг на друга, как бойцовые гуси на ярмарке. У кого-то оруженосцы уже вцепились друг другу в вихры. За эти годы ссор, драк и междоусобиц уже никто на Западе не мог подать другому руки — разве что Марбранды Ланнистерам. Стаффорд стоял посреди двора, окруженный плотным кольцом гвардейцев Рейнов. Вид у него был несчастный, хотя все эти дни с ним обращались почтительно, как с племянником грандлорда, а Тион через стражу передал ему свою одежду взамен разорванной. Старик Лореон был все так же безучастен к происходящему вокруг, и, словно палку проглотив, смотрел поверх голов невидящим взглядом. «Может, он глухой, или и вовсе не в разуме?» подумал Тион. «Впрочем, все Ланнистеры не в своём уме». Мальчонки с подбитым глазом было не видать за спинами взрослых, зато рядом с сиром Лореоном уныло возвышались два брата Престера. Под дождём, со слипшимися мокрыми волосами, они казались похожими, как близнецы, а лица их, с горбатыми носами, полными губами, и большими, тёмными глазами, были красивы тоскливой, порочной красотой. Приезд лорда Титоса ожидался ближе к вечеру, и, пока пленников разводили по горницам, и запирали там под присмотром стражников, леди Эллин, в сопровождении верного Том-Тома, и Тион поднялись в покои лорда Роджера. Покои лордов Кастамере были обставлены богато, но строго. Никаких мирийских ковров и шёлковых занавесок — лишь мебель из драгоценного чёрного иббенийского дерева, и светильники хайгарденского хрусталя. — Вы, верно, устали с дороги, — молвил Рейнард, — Пока накрывают на столы, могу предложить родичам дорнийского. — Не откажусь, — мать опустилась в кресло, сверкнув ослепительной улыбкой. — Дорога была прескверной!.. Единственное, что меня утешает, что Ланнистерам месить под дождём пришлось грязь вдвое дальше, чем нам. — Давайте-ка сразу, и начистоту, — сказал Рейнард, — что ты намереваешься делать с Тайвином? Тиона позабавил дядин вопрос. Весёлые искорки в глазах Рейнарда выдавали лукавство. Однако, мать, похоже, восприняла его совершенно серьёзно: — Я намереваюсь избавиться от него и как можно скорее, — отвечала леди Эллин. Лорд Роджер расхохотался, дядя Рейнард промолчал, но заулыбался хитрой улыбкой. — Но как? Он лучший друг принца! — Лучистые морщинки побежали от глаз Рейнарда к вискам. — Принц ветреный и легкомысленный юноша, не думаю, что он будет долго горевать по своему приятелю. — Его Высочество горяч и вспыльчив, — заметил дядя. — У нас могут быть неприятности. — Больших неприятностей, чем Тайвин, нам не сможет доставить даже миэринская язва, а принца мы как-нибудь переживём, — возразила леди Эллин. — Ты предлагаешь отравить его завтра на пиру? — фыркнул Роджер. — Боюсь, что после этого нам вновь придётся задабривать Титоса… — Наши люди из Утёса донесли мне, что гадёныш побоялся встречи с нами и остался на Скале, — презрительно молвила леди Эллин. — Так что, в любом случае, завтра вечером мы не смогли бы этого сделать… — Кто же будет обменивать пленных? — Твой дружок Киван, — мать вперила в Тиона неодобрительный взор. Тион ничего не сказал, и мать промолвила негромко: — Кивана тоже стоило бы убрать. Лорд Рейн удивленно поднял брови: — Вот уж нет, Киван мой воспитанник, и с ним то мы точно договоримся! Нам после Титоса нужен покладистый лорд. Тигетт куда хуже, шило в заднице у него в два раза больше, чем у Тайвина, а мозгов нет совсем. Леди Эллин остро взглянула на Тиона. — Оставь нас, Тион, — сказала она. Тион не двинулся с места, и она добавила, чуть мягче: — Я расскажу тебе обо всём в свой черёд, сын мой. Тион обиделся. Попробовал бы кто Тайвина выставить с семейного совета! Он взглянул на дядей, но те не шелохнулись, не смея возразить сестре. Тион стиснул зубы, молча повернулся и вышел, всей спиной чувствуя тишину, повисшую в покоях. Он плотно затворил за собой дверь, и только в коридоре выдохнул. О, лишь бы дядя Роджер убедил мать не трогать Кивана! Он, или дядя Рейнард. Если дядя Роджер был львом, то дядя Рейнард — лисом, хитрее его не было в Западных землях. Тиону крепко не нравилось, что мать собирается интриговать, пока отец находится в лапах Тайвина. Сначала вызволить бы его, собрать войско… Он вышел из замка и зашагал вдоль стен. Будь они неладны, его старшие родичи! Пусть сами и разбираются с Тайвином и прочей дрянью. Без мыслей, с ветром в голове, и обидой в сердце, Тион дошёл до конца террасы. «Какая тоска», думал он. Хоть в воздухе день ото дня крепчал запах весны — сырого снега и оттаивающей земли, палой перемёрзшей листвы, южного ветра, — но это серое небо, эта морось, эти короткие, но безудержные метели, одна за одной, неостановимые, как возвращающиеся домой лебединые стаи… Внизу, под стеной, когда-то была богороща, но теперь здесь устроили сад. Осталось лишь одно чардрево. Взгляд Тиона привлекла маленькая фигурка, сидевшая под чардревом на каменной скамейке. Сибелла? Но может ли такое быть? Словно почувствовав его взгляд, сидящая под деревом Сибелла подняла голову, встретилась с Тионом глазами, улыбнулась. Теперь никаких сомнений быть не могло. Тион быстро спустился с террасы по узкой каменой лестнице. «- Когда мы увидимся? — Через пятнадцать дней». Тион быстро пересчитал дни. И вправду, похоже, что пятнадцать. Мелкие камешки, устилающие дорожку, хрустели под ногами. Тион подошёл молча, и сел рядом с ней. — Здравствуй, Тион, — сказала Сибелла, и, все с той же загадочной улыбкой взяла его руку. — Что ты тут делаешь? — спросил Тион. Голос прозвучал хрипло. — Отец приехал по торговым делам к лорду Рейнарду. Сейчас здесь будут все лорды Запада, он не может упускать такую возможность… — Он всегда берёт тебя с собой на торговые сделки? — Нет, только если там я смогу встретится с тобой. Тион поёжился. — Тебе тревожно, — сказала Сибелла с улыбкой глядя на ветви чардрева, простирающиеся над ними. Это был вопрос, но прозвучал он утвердительно. Тион не любил показывать женщинам свои слабости, но прятать их удавалось плохо. Особенно от близких ему женщин. Помолчав немного, он, наконец, хмуро ответил: — Вечером сюда нагрянет толпа Ланнистеров, будь они прокляты. Мать с дядями что-то затевают. Боюсь, как бы не случилось большой беды. — Завтра беды не случится, — сказала Сибелла, — Не завтра, Тион. *** Отец, за эти дни заточения в Утёсе, похудел, его красное лицо осунулось, седины в усах и на висках прибавилось, а громкий и раскатистый прежде голос стал обычным — самым обычным голосом толстого старого лорда. Тиону это очень не понравилось. Дядя Роджер заключил лорда Тарбека в объятия, а затем повернулся к Кивану. Гвардейцы Рейнов вывели вперёд пленных Ланнистеров — старика и мальчика. Те, с достоинством, прошествовали через залу к своим, Киван обнял обоих за плечи, словно наседка, прячущая цыплят, и рыцари Утёса увели их прочь. Затем дядя Рейнард вывел на середину зала Стаффорда. Стаффорд угрюмо смотрел прямо перед собой, не глядя ни на своих, ни на чужих. Почему-то Тион легко представлял себе тот беспомощный стыд заложника, ставшего разменной монетой, что, должно быть, чувствовал нынче Стаффорд. Обидно молодому воину стать тем, кого приходится спасать, а не тем, кто спасает. А уж сколько ласковых слов скажет своему неудачливому кузену Тайвин, когда тот вернётся домой… Гвардейцы Ланнистеров расступились, пропуская Стаффорда, а затем сомкнули свои ряды у него за спиной, точно морские волны. Наконец, Тарбеки выпихнули вперёд братьев Престеров, и крестьянских баб. Оба Престера шли угрюмые, опустив головы, крестьянки на чём свет стоит, крыли тарбековских гвардейцев. Тион со злорадством подумал, как же обидно, что Тайвин не видит такого ослепительного позора своей родни!.. Впрочем, ему и ланнистерского позора должно хватить за эти годы так, что на Престеров ему уже было бы наплевать трижды. — А где же главный виновник торжества? — насмешливо спросил сир Рейнард. — Я не вижу его среди гостей. — Мы сильно повздорили с ним из-за всего произошедшего, и он отказался ехать со мною, — извиняющимся тоном сказал лорд Титос. — Стало быть, он не желает мириться с нами? — засмеялся лорд Роджер. — Он в обиде на меня, — сказал Титос. — И ему стыдно перед всеми вами за свою выходку, и неловко так скоро идти на попятную после всего, что он учинил. Он такой упрямец и гордец, ты сам знаешь… Тион усмехнулся. Чтобы Тайвин стыдился своих поступков, чтобы ему отчего-то было неловко? Нет уж, увольте, такого он представить не мог. Лорд Роджер тоже выказывал недоверие и насмешку всем своим видом. — По мне так это выглядит, как будто он не хочет делить хлеб с врагом за одним столом. Титос поспешно поднял руки, словно защищаясь от Роджера: — О чём ты говоришь!.. Я уверяю тебя, Тайвин приедет к вам позже, когда уляжется весь шум. И лично принесёт вам свои извинения. Лорд Роджер рассмеялся: — Что-ж, да будет так! — он склонил рыжую голову перед Титосом. — Ваша Светлость, прошу пожаловать к этому скромному столу, чтобы отпраздновать встречу. Мир и согласие в наши дни — редкое сокровище, давайте же будем беречь его. Слова дяди о скромности были не более чем словами. Столы ломились от яств, и покуда гости и хозяева рассаживались по своим местам, слуги продолжали разносить блюда и посуду. Леди Эллин любила устраивать роскошные празднества, и они всегда отличались необыкновенной выдумкой, а те пиры, на которых Тиону случалось бывать в Утёсе, были широки и многолюдны, но ни те, ни другие не дотягивали по изобилию до сегодняшнего застолья. Быть может, так казалось от того, что пиршественный зал в Кастамере был меньше, чем в Тарбекхолле, и теперь, вместив в себя всю знать Запада, набившуюся сюда, дам, рыцарей, собак, оруженосцев, горничных, казался огромным рогом изобилия, который вот-вот хлынет через край. Дядя Роджер сразу взял бразды правления застольем в свои руки. Подняв первый кубок за короля Джейхериса, он сразу же приказал наполнить чаши снова: — За мир на Западе! Зазвучали неуверенные, нестройные голоса с разных концов. Тион хмуро пригубил вина. Его усадили между сиром Бенедиктом и сиром Крейкхоллом, и оба рыцаря держались любезно, но глядели косо. На Крейкхолла Тиону было наплевать, но молчание Бенедикта его раздражало. «Какого иного», думал Тион. «Ссоры между нами отродясь не было, а сейчас и Титос помирится с матерью». — Выпьем, друг мой, — предложил он, наконец, Бенедикту, не выдержав этого глупого молчания. — За мир между нами! Бенедикт, внезапно, улыбнулся своей безмятежной улыбкой: — За мир. — Лицо его вновь стало таким, каким Тион привык его видеть. — За мир, Тион!.. Они сдвинули кубки. Крейкхолл просунул руку через тионово плечо: — Позвольте и я с вами, сиры!.. Тион разом повеселел — он не знал, чего ждать от Крейкхолла, да и чего ждать от Бенедикта, по прежнему было непонятно, но теперь стало ясно, что оба настроены миролюбиво. Они выпили ещё и ещё. Постепенно, чаша за чашей, Тион расслаблялся. Все прочие гости тоже успокаивались, рыцари расстегивали пояса, усаживались поудобнее, придвигали к себе блюда. Лица светлели, появлялись улыбки, голоса становились громче. Мать сидела во главе стола рядом с Титосом и дядей Роджером. Она была прекрасна. Тёмно-красная накидка, отороченная соболем и рубиновое ожерелье, мрамор её плеч, всё это делало её великолепие истинно королевским. Лорд Титос поднимал кубок за кубком, обнимаясь с дядей Роджером: — Я прошу простить нас за моего старшего сына, он порою бывает несдержан, — говорил он. — Для лорда это серьёзный недостаток, но он трудится над собою, и с годами становится лучше… — Передай своему наследнику, — перебил его лорд Роджер, — он талантливый мальчишка, и я рад за него и его успех при дворе. Но Запад — не Королевские Земли!.. — Он чувствует себя виноватым, поверь… Он очень раскаивается в том, что сделал… Тион фыркнул. Сир Крейкхолл повернулся к младшему Престеру — тот сидел по правую от него руку. Время от времени до Тиона долетали дружные взрывы хохота его братьев. Пир разгорался. Лорд Роджер уже слегка захмелел, и говорил так громко, что его слова долетали даже до Тиона: — Я начал убивать, когда твой Тайвин ещё не родился, — говорил он, сжимая плечо лорда Титоса железными пальцами. — Мои зубы вдвое больше, и я задушу его, как котёнка. — Тайвин не котёнок, он зверь другой породы, — процедил Марбранд, стискивая кубок с вином. Он сидел напротив Тиона, и, судя по тому, как он пил, хотел скорее захмелеть. «Хочет напиться и устроить ссору», понял Тион. Дамон был ниже ростом, чем Тион, но широк в плечах. Прямой нос, продолжающий линию лба, обрамлённого крутыми кудрями, словно у тех мраморных изваяний, что поддерживают террасы и балконы в домах богатых пентошийцев — Тион видел такие за Узким морем, и в Ланниспорте был один такой дом. На Тиона он глядел большими, гневными тёмно-голубыми глазами, и Тиону было от этого смешно. Марбранд, в его праведном гневе, нелепый лорд Титос, которого Марбранды готовы защищать до последнего вздоха, вся эта жалкая Ланнистерская родня, одни Престеры чего стоят… Тион поглядел в дальний конец стола, где сидели слуги. Престеровским крестьянкам тоже принесли лавку и усадили пировать. Он усмехнулся. Схватить их удалось при нелепых обстоятельствах, и Тион участвовал в этом против воли матери. Сразу после пленения Стаффорда, леди Эллин отправила сира Эдрика хорошенько прочесать владения Престеров. Войско у них было невелико, но эти лорды, как и Марбранды, были близкими родичами Ланнистеров, и история со Стаффордом должна была их взбаламутить, на всякий случай, леди Эллин хотела присмотреть за дорогами и подступами. Тион, не сказав матери, поехал с Эдриком — ему хуже горькой редьки надоело смотреть на торжествующее лицо леди Эллин и выслушивать ее полубезумные речи, а спуститься в подземелье к Стаффорду он с духом так и не собрался. В тот день дождь со снегом поутих, и из-за облаков выглянуло солнце. Земля снова вспомнила, что на дворе весна, и Тион, едва покинув отчий замок, воспрянул сердцем. Из прелой перегнившей листвы тут и там торчали зелёные стрелки подснежников, в кронах деревьев колокольчиками звенели синицы. Застоявшиеся лошади радостно цокали подковами по широкой лесной дороге, а всадники, в предвкушении доброй драки и щедрой награды, перебрасывались шутками. В весеннем воздухе разливался аромат набухающих почек, тающего снега и ещё чего-то неуловимого, неясного. Должно быть, духа грядущих перемен. «Весна идёт», думал Тион. «Запад меняется». Впереди затрещали кусты и через дорогу в два прыжка метнулся огромный олень. Тион успел разглядеть один рог — второй зверь уже потерял, и не до конца перелинявшую зимнюю шерсть, клочьями висящую на боках. Кто-то пронзительно свистнул. Олень вломился в придорожные заросли, перескочил глубокую канаву и, мелькая между деревьев светлым задом, исчез в чаще. — Хорош, — восхищённо протянул сир Эдрик, глядя зверю вслед. — Присоветуйте леди Эллин прибрать к рукам эти земли, сир Тион! Дичи тут полно, надо пользоваться, пока Престеры всё не перетрахали. С самого утра все шутки у солдат, рыцарей и оруженосцев были лишь об этом. Похотливость Престеров на Западе давно вошла в поговорку, и что бы не делали лорды Праздничных Огней, что простолюдины, что знать, объясняли это одним и тем же. Тион с детства слышал, по меньшей мере одиннадцать разных историй о том, как мать Джоанны свела первого мужа на тот свет своей ненасытностью, и как он отдал богам душу прямо на супружеском ложе. Самыми забористыми была история от конюха, в которой упоминалась шёлковая плётка и сапоги, и история, рассказанная самим дядей Роджером, в которой главную роль сыграла комнатная собачонка. Все эти россказни неизменно завершались рассуждением о том, что Герольд женил Джейсона на Марле Престер в наказание, но они как нельзя лучше подошли друг другу. Говорили, что в покоях лордов Престеров брачное ложе вырублено прямо из куска скалы, на которой строит замок, потому что все обычные кровати у этих господ служит не более месяца. Говорили, что старый лорд Престер ложился со своей старушкой леди каждую ночь в течение восьмидесяти девяти лет, не делая исключения ни для дней поста ни траура. Говорили, что его двоюродный брат имел всех служанок и крестьянок в своих землях, а пра-прадед — всех железнорождённых, которые попадали ему в плен. Что у его младшего сына орудие было такой величины, что каждый раз в минуту страсти било его промеж глаз с такой силой, что тот терял сознание. — Что вы сморщились, сир Тион? Боитесь, не доберутся ли здешние лорды до нас? Я-то подготовился, под это дело надел кольчужные наштанники, — С этими словами сир Эдрик привстал на стременах, поднял край плаща и показал всем свой кольчужный зад. Тион ткнул его древком копья. — Хватит валять дурака, сир, — сказал он притворно хмурясь. — Вам бы следовало заменить Том-Тома. У него что ни шутка, то плакать хочется. Впереди между стволов засветилась прогалина и заслышались людские голоса. Еще через сотню шагов стало ясно, что лес кончился и впереди раскинулось поле. — Видать, крестьяне, — сказал кто-то из солдат. — Рано они начинают. — Что начинают? — не понял Тион. — Навоз привезли, — сир Эдрик показал рукоятью плётки вперёд. — Сейчас будут раскидывать. Тион подобрал поводья. Крестьянская жизнь его никогда не интересовала. Он слыхал, что яровое поле распахивают, едва сойдет снег, но в подробности никогда не вдавался, а сейчас его гораздо больше насторожили голоса. Как ни далёк он был от крестьянских обычаев, но сейчас простолюдины явно были заняты не работой на земле. Отряд выехал из леса. Посреди дороги стояло три телеги с навозом, который привезли сюда из коровников после долгой зимы, чтобы удобрить просыпающуюся пашню. Две телеги были уже пусты, в третьей еще возвышалась огромная куча, из которой торчали лопаты и вилы. Подле неё Тион успел заметить роскошного гнедого дорнийского скакуна под бело-алой короткой попонкой. На обочине, где было посуше и почище, стояли какие-то корзины с едой, деревянная скамейка, оплетённые бутыли. Кто-то негромко играл на лютне. Слышался смех и весёлый женский визг. — Бабы визжат. Что там делается? — недоуменно сказал сир Эдрик. Около телеги какой-то богато одетый мужчина тискал высокую, красивую крестьянку, которая отбивалась от него, со смехом повторяя: — Нет, нет, милорд, прошу вас, не надо! Тиону показалось что-то знакомое в затылке этого человека, но он не мог поверить своим глазам — наяву оживала самая глупая шутка, какую только могли с утра пошутить солдаты сира Эдрика. «Если же это правда, то матери опять повезло» подумал Тион, отпуская Танца. Хайгарденский жеребец с места ринулся, как сполох огня. Подскакав, Тион схватил зазевавшегося женолюбца за ворот, и, оторвав от испуганно закричавшей крестьянки, поволок за собой. Танец злобно заржал, прижимая уши, выкатывая глаза. Протащив противника по грязи пару саженей, Тион отпустил его, и тот растянулся на дороге. Тион развернулся и подъехав к нему, окончательно убедился что перед ним лежит младший сына лорда Престера. Престер встал на четвереньки, застёгивая штаны. В это временем из-за телеги выскочил второй человек, и, спотыкаясь, на нетвёрдых ногах побежал к осёдланному дорнийскому скакуну. Только сейчас Тион увидал вышитого на попонке алого буйвола на горностаевом поле. Человек, тем временем, с разбегу вскочил в седло, но не удержался верхом, и перелетев через конскую спину, свалился с другого бока, однако же, успев вдеть в стремя вторую ногу. Дорниец ринулся вперёд, волоча своего хозяина по дороге. Тот орал дурным голосом, хватаясь за землю, около двух саженей, пока Тион не поймал дорнийца за узду. Висящий в стремени рыцарь был пьян, он сумел перевернуться на спину, и теперь шевелил руками, как перевёрнутый жук. На груди его красовался такой же алый бык, что и на попоне. Подоспевшие солдаты Тарбеков не верили своим глазам. — Второй Престер! Что они тут делают, иные их дери? — недоумённо спросил один из солдат. — Хватайте всех, — распорядился Эдрик. — И девок? — пошутил кто-то. — И девок, — решительно кивнул рыцарь. Крестьянок оказалось пятеро. — Отпустите нас, сир, — наперебой загалдели они. — Нам нужно работать, у нас дома дети, мужья ждут дома, и мы не можем бросить тут лошадей!.. — Сдаётся мне, на сегодня вы уже хорошо поработали, красавицы, — сразу пресёк все разговоры сир Эдрик. — Мужья присмотрят за детками, а лошадок ваших мы непременно вернём, лично лорду Титосу. — Вы что же, шли брать Тарбекхолл вдвоём? — спросил Тион у старшего Престера. — Тарбекхолл? — Тот сплюнул сквозь зубы — ему в рот набилось изрядно песка, и он трезвел прямо на глазах. — Что мы там, по твоему, забыли? Как оказалось, они ещё не знали, что Стаффорд попал в беду, и потому и развлекались, не ведая нависшей над всеми ними угрозы. Обоих сыновей лорда Престера повязали, и усадили на дорнийских скакунов. Отчаянно бранящихся девиц затолкали на телегу, и, распив прямо тут оставшееся от весёлой посиделки вино, и закусив его жареными курами и сыром с сушёными фруктами, двинулись обратно. Так, удача, раз улыбнувшись сиру Эдрику, вновь повернулась к нему лицом. На этот раз улыбка её была насмешливой, однако, леди Эллин опять щедро наградила сира Эдрика. Как-никак, покамест больше него никто не сделал для борьбы с Тайвином Ланнистером. Откуда-то доносилось пение, уже хмельное, но всё ещё стройное и ладное. Братья Тарбеки, вновь разом, как по команде, повернули головы и расхохотались. Тион иногда думал — находясь по отдельности, в разных местах, они тоже, сами не ведая, всё делают одновременно? Тион любил их, добродушных и простоватых. Они дарили ему игрушки, катали верхом. Кто ещё мог похвастаться сразу тремя братьями-богатырями? Тион всегда жалел Кивана — у него старший брат был всего один, да и тот дерьмовый… Взглянув на своих сестёр, Тион вновь вспомнил эту старую сплетню о матери и Титосе. Он посмотрел на них. Лорд Утёса что-то рассказывал леди Эллин, мать милостиво посмеивалась, тяжёлые рубиновые серьги, искрясь, подрагивали в ушах. «Быть может, и правда» подумал Тион, и неприятное ревнивое чувство кольнуло его. «Может, и с ним у неё что-то было». Любя одного брата, выйдя замуж за другого, могла ли мать быть совсем равнодушна к третьему?.. Тион встретился взглядом с Киваном. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, затем Киван отставил свой кубок в сторону. Встав со своей скамьи, он протиснулся меж пирующих гостей, и вышел из зала. Тион, подождав немного, чтобы не слишком привлекать внимания, допил вино, вытер руки о сидящего рядом пса, и тоже выбрался из-за стола. Кивана он отыскал на наружной террасе, выходящей во двор замка. Была уже ночь, на небе высыпали холодные звёзды. Ветер крепчал, и рваные тучи бежали над головой стремительным, безудержным бегом. — Как ты думаешь, эти слухи про Роанну, правда или нет? — Тион решил сходу огорошить своего приятеля, чтобы разбить возникший между ними лёд, и, судя по выражению киванова лица, ему это удалось. — Какие слухи? Киван удивился слишком старательно. «Плохо же ты ещё умеешь притворяться, друг мой» подумал Тион. — О моей матери и твоём отце. — Зная оба наших семейства я скажу, что быть могло всякое, — осторожно отвечал Киван. — Но самому-то тебе как кажется? — Мне кажется, что люди склонны выдумывать лишнее, усложняя то, что, на деле, гораздо проще. — Я тоже думаю так, но иногда мне хочется спросить об этом свою мать. Не потому что я думаю, что она ответит мне правду, и не потому, что это сильно меня интересует, нет. Я просто хочу посмотреть, что она сделает со мной. — Да ты смельчак, — Киван, наконец улыбнулся. Постепенно Киван оттаивал, и Тион узнавал своего старого, доброго друга. Когда он приехал обменивать пленных, ожидая подвоха, предательства, чувствуя себя и теперь он не расслабился, но понял, что Тиону по-прежнему может доверять. Тион заглянул обратно в шумный праздничный зал, подозвал чашницу и приказал принести им с Киваном борского. — Что на уме у твоего вздорного брата? — спросил Тион. Он уже изрядно выпил, и теперь крепкое вино окончательно развязало ему язык. — Тайвин хочет войны, — ответил Киван, помедлив. — Он говорит, что мы зашли уже слишком далеко. И что исцелить Запад можно только мечом. «Боги, они с матерью говорят одно и то же, одними и теми же словами…» — Моя мать тоже этого хочет. Киван посмотрел на Тиона с печалью. — В таком случае мы бессильны. — Я думал, ты поддерживаешь Тайвина. Неужто это не так? — Тайвин отказался ехать. Он не хотел этого перемирия — Даже ценой жизни Стаффорда? — поднял бровь Тион. — Боюсь, этого Джоанна ему бы не простила. Впрочем, кто вас, Ланнистеров, знает. Мог бы приехать сюда просто так, выпить и погулять на дармовщинку, с камнем за пазухой, как это у нас на Западе заведено. Видать, от этого он отвык в столице, — презрительно скривился Тион. — Взгляни на постную рожу Марбранда — он тоже мира не желает, но сел за стол. Будет брать, пока дают, и пить, пока наливают. А когда перестанут, схватится за меч… В этом весь Запад. — Ты помнишь, как погиб мой дед? Тион прикусил язык. Киван никогда не говорил о гибели старого лорда Марбранда, и Тион знал, что ему должно быть невыносимо тяжело вспоминать об этом. — Не нужно, Киван… — начал было Тион, но Киван перебил его: — …Я был там. Это произошло на моих глазах. Всё, что потом говорили на суде было ложью, от первого слова до последнего. Сир Леомор лгал, и лгал лорд Роджер, и Рейнард, и тоже я лгал, отец сказал мне, что так надо, чтобы пресечь назревающую распрю. — Киван, тебе не обязательно рассказывать мне об этом! — Тион вновь попытался прервать друга, но Кивана было не остановить. — Если бы я сказал правду на суде, всё обернулось бы иначе. Я говорил, что не помню в точности, что произошло. Была ночь, мы наткнулись на какой-то вооружённый отряд, вернее, лорд Роджер говорил, что наткнулись, а на самом деле он знал, кто это и зачем едет. Но всё так обставили, как будто мы случайно встретили их, и приняли за разбойников. Мы застали их врасплох, они едва успели выстроиться для обороны, но нас было вдвое больше. Мы налетели на них, завязалась драка. Я увидал огненное дерево на панцирях и щитах, и заметался, не зная, что делать. Потом кинулся за лордом Роджером, и наткнулся на собственного деда… Кто-то из марбрандовских бросился ему на выручку, но дед меня узнал, стал кричать мне, чтоб я убирался в сторону, подобру-поздорову… и тут один из рыцарей лорда Роджера воспользовался этим и всадил ему копьё. Лорд Роджер был в гневе, он назвал этого рыцаря тупицей. Я, кажется, стоял рядом с дедом на коленях и плакал. Лорд Роджер сказал мне: «ты ни в чём не виноват, парень. Иногда приходится выбирать между своей клятвой и родной кровью. И тот, кто выбирает клятву, стоит выше других, ведь и звери защищают своих сородичей, а переступить свою природу и выполнить долг может лишь человек». Я ответил, что я ничего не выбирал. И что мне нет дела до зверей, но я знаю, что проливший родную кровь проклят перед лицом людей и богов. — Ты не… — попытался было возразить Тион, но Киван поднял руку, останавливая его: — …Лорд Роджер отказался выдавать убийцу Утёсу, а отец замял дело. Лорд Рейн сказал мне это потому, что я тоже был с ними, и по закону лорда Рейна следовало бы лишить титула и сослать на Стену. Да и меня вместе с ним. — Не бери на себя чужой вины, — перебил его Тион. — Я сам отвозил тело деда в Эшмарк, с сиром Рейнардом, — продолжал Киван. — Дорога показалась мне бесконечной. И всю дорогу я думал, каково пришлось бы моей матери, будь она жива? Узнать, что её сын стал причиной гибели её отца? И каково сейчас моему брату? «Да уж, Тайвин со злости, верно, места себе не находил» — Что сделал бы твой брат, окажись он на твоём месте? — Он никогда бы не оказался на моём месте, — Киван посмотрел Тиону в лицо. — Действительно, отец хотел отдать его в оруженосцы к лорду Рейну, он должен был стать воспитанником твоего дяди вместо меня, но Тайвин… Одним словом, такого бы никогда не получилось. «Вот как?» подумал Тион. Это ему было неизвестно. Тион всегда считал, что Тайвина отправили в Королевскую Гавань, благодаря его способностям — впрочем, изрядно преувеличенным. — Я пойду к отцу, — сказал Киван. Тион кивнул. Ему вновь заслышался лебединый клич из-под облаков, и почему-то это нагоняло на него дурное чувство. — Пойдём пить дальше, — сказал он. — Пока нас не хватились. В зале, с отвычки кажущимся душным и чересчур светлым, гудели голоса, звенели чаши. Придворный менестрель дяди Роджера пел, размякшие от вина дамы прижимали к глазам платочки. Лорды и рыцари уже не разговаривали, а кричали, обнимались, целовались и клялись друг другу в дружбе. — Запад болен, Тион, — грустно сказал Киван, обводя взглядом пирующих. — Болезнь проникла так глубоко, что никакие лекарства уже не помогут. И если мы хотим спастись, надо отсечь гниющие части мечом. Будет больно, будет очень больно. Но иного выхода у нас нет. Киван склонил голову, повернулся и пошёл вниз. Тион прислонился спиной к стене, собирая последние трезвые мысли. Едва Киван ушёл, сзади неслышно возникла Сибелла, сунула свою маленькую нежную ручку в его ладонь. Тион не ожидал её сейчас увидеть, но сил удивляться у него не было. Вино притупило все чувства. «Интересно, слышала ли она наш разговор» подумал он равнодушно, и косо взглянул во главу стола — не смотрит ли на него мать. Но леди Эллин куда-то вышла из чертога. Дяди Роджера тоже не было видно, теперь к Титосу подсел дядя Рейнард. Лицо Титоса было разрумянилось от выпитого, на лбу блестели капли пота. Рейнард что-то говорил, склонившись к его уху. Тион шагнул за колонну, притянул Сибеллу к себе и поцеловал в висок. «Чем я лучше», подумал он с горькой усмешкой. — Ты стыдишься меня, — тихо сказала Сибелла, заглядывая ему в лицо. — Нет, — так же тихо отвечал ей Тион. — Тогда скажи ей. — Я говорил много раз. Она не желает слушать. — Значит, скажи сейчас, при всех. Пусть слышат все остальные. Пусть слышат лорд Титос и лорд Роджер. Пусть все знают… Тион прижал Сибеллу к себе и приник к её губам, чтобы она замолчала. — Ты боишься своей матери? — вновь начала она, когда Тион отпустил её. — Перестань, — сказал он. — Не сейчас. Сейчас не время и не место — Сейчас здесь все лорды Запада!.. Такой пир устраивают раз в пятьдесят лет, а то и больше! — Да. И это пир во время морового поветрия. Неужели ты не видишь? Ещё до исхода года половина сидящих тут будут мертвы. Сибелла отпрянула. В её колдовских глазах мерцали страх и восторг. — Пускай. Мне их не жаль. Мне никого не жаль, я хочу только одного — быть с тобою рядом. Тион взял её за плечи, мягко отстраняя: — Не сейчас, — твёрдо сказал он. — Сейчас… Я хочу побыть один. Сибелла обиженно надула губки: — Что такое тебе наговорил этот зануда Ланнистер? — протянула она. — Ты стал такой скучный, хотя, только что, я видела, как вы с Бенедиктом пили и смялись… — Оставь меня пожалуйста, — Тион отодвинул её с дороги и зашагал по лестнице вверх. Он решил не возвращаться в пиршественный зал. Поднявшись по мимо гобеленов, он вошёл в полумрак коридора. За окнами была непроглядная темень — похоже, с гор вновь спускалась буря. Ничего не было видно во тьме, грудами высились в ночном небе то ли тучи, то ли мрачные скалы, нависшие над Кастамере? Впереди тихо стукнула дверь и Тион остановился. «И здесь кто-то есть» с досадой подумал он. Во время пиршеств, разгоряченные вином люди часто уединяются в темных коридорах, и Тион не хотел бы потревожить какого-нибудь домашнего рыцаря своих дядей, решившего прогуляться с хорошенькой горничной. Он остановился и уже собрался тихо уйти, как ему почудился голос леди Эллин. Удивлённый, Тион прислушался. Дверь стукнула вновь, потом ещё раз, потом ещё раз, мерно и ровно, как будто её качало сквозняком. Тион шагнул вперёд, ничего не понимая, и остановился перед дверью — он услыхал хриплый шёпот матери. Леди Эллин молилась. — Пусть, пусть он начнёт войну! — шептала она глухим, страстным голосом. — Пусть начнётся война! Тион застыл. Ему нестерпимо захотелось уйти, но почему-то он не мог сдвинуться с места. Он никогда не видал, чтобы мать так истово молилась. Она ходила в септу лишь по праздникам, и всегда молилась величественно — больше для зрителей, чем для богов. — Пусть начнётся война, — повторяла леди Эллин, как какое-то жуткое заклинание. — Пусть все они полягут, все до единого! Он чувствовал, что должен уйти, что застал её за чем-то таким, что не предназначается для чужих глаз и ушей. Мать шептала и шептала: — Пусть все они умрут, — волосы на затылке у Тиона встали дыбом. — Пусть на войне полягут все сыновья Титоса и все сыновья Вальдеррана! И тогда наследником останется наш Тион. Останутся только Рейны. Только Рейны. Тион оцепенел, обливаясь ледяным потом. Матушка, неужели вы можете быть таким чудовищем?.. — Только Рейны! Только наш Тион! — повторяла мать в своей безумной молитве. Тион стоял за занавеской ни жив ни мёртв. Он знал, что был материным любимцем, но боги, боги, леди Эллин совсем потеряла разум!.. Мать всхлипнула, словно вдруг разрыдавшись. Тион не шевелился. Сколько он так стоял, он не смог бы потом сказать — час или одно мгновение. А затем дверь открылась и мать вышла из покоев. Она встретилась глазами с Тионом. Тион смотрел на неё в ужасе, оцепенев, не в силах шагнуть. Леди Эллин, как видно, выпила лишнего. Она нетвёрдо стояла на ногах, глаза её блестели, горностаевая накидка сползала с прекрасного плеча. За спиной её возникла чёрная тень и Тион понял, что мать, была не одна, а с дядей Роджером. Лорд Роджер тоже был пьян, лицо его раскраснелось, ворот рубахи расстёгнут на груди. Не сводя с него странного, слегка безумного взгляда, леди Эллин подошла к Тиону. Тион весь сжался. Леди Эллин взяла его голову, заставила наклониться и поцеловала в лоб горячими, влажными губами. Тион вырвался. Её поцелуй обжёг его, как клеймо. — Что же, Рейны, пойдём пировать, — сказал лорд Роджер, обнимая Тиона и леди Эллин за плечи, обдав хмельным дыханием. — Наши гости скучают без нас. Развлечём их, как подобает!