Днями-ночами

В темном помещении, немного душном, немного тесном, издалека, через затянутые шторами двери, из крупных динамиков доносятся приглушенные звуки. Над сценой подключают софиты — для проверки, — и резкий, слишком яркий белый свет даже через прикрытые веки слепит глаза. Ушиджима надеется, что к концерту их мощность убавят — иначе ничто и никто не заставит его и дальше стоять здесь, в потной, немного неадекватной толпе. Сзади прижимаются качающиеся тела. Люди, не дожидаясь начала, начинают отстукивать ритм хитов и фальшиво подпевать, к концу забывая слова и путаясь в такте. Громкие разговоры, крики, толчки, еле ощутимый запах сигарет — то лёгких, то настолько крепких, что в носу свербит даже на таком расстоянии. По бокам располагаются балконы, и люди свисают, опираясь на перила, пытаясь подглядеть за кулисы и услышать, увидеть хоть кого-то и что-то первым. Вакатоши смотрит по сторонам, немного нервно сжимая в руках телефон, и презрительно отворачивается, замечая рядом с собой человека со слишком мутным взглядом. Парнишка стоит, сгорбившись и улыбаясь лихо, расслабленно и думая о чём-то своём. Ушиджима пытается отойти от него, но толпа крепко сжимает и не выпускает ни в одну из сторон. Приходится стоять на месте и упрямо не сводить взгляд с пустующей сцены. Свет софитов, включенных все так же на полную мощность, ослепляет. Вакатоши жмурится, чувствуя, как сильно щиплет глаза, и опускает голову. В руках звенит телефон, и парень быстро приходит в себя — выпрямляется, включает экран и снова не выдерживает резкого, белого света, как назло, снова направленного в его сторону. «Прости, мы опаздываем, но скоро будем. Придержи для нас места» Сообщение кратко, информативно и, в целом, понятно, только Вакатоши всё равно смотрит в дисплей, будто не разбирая ни единого слова из этих двух предложений. Несколько месяцев назад Тендо впервые заикнулся об этом концерте. Какая-то популярная, но вроде еще не сильно известная группа, приезжающая в их префектуру. Для Сатори это был праздник, вселенская радость и никак иначе, как судьба. Для выпускников Шираторизавы, собранных наспех по какой-то глупой причине, это было полной бессмыслицей. «И кто из нас хотел сюда попасть?», — Ушиджима набирает это, почти не смотря на клавиатуру, и убирает телефон в карман, плотнее закрывая молнию — мало ли. Сцена все так же пустует. Софиты над ней, кажется, с каждой секундой становятся все ярче и ярче, будто издеваясь над стоящими в первых рядах. Ушиджима тяжело вздыхает и разворачивается — хорошее зрение для него важнее сомнительного удовольствия, — но не успевает уйти далеко: будто сошедшая с ума толпа начинает вдавливать его к подмосткам и кричать так, что Вакатоши неосознанно заволновался о здоровье не только глаз, но и ушей. Люди затихают одновременно, и складывается ощущение, что кто-то дал им сигнал. Они не отводят взгляда от одного места и, кажется, даже не моргают. Ушиджима поворачивается, больше заинтересованный в том, чтобы увидеть причину их поведения, нежели в ней самой, и дёргается — белая вспышка снова ослепляет, и он закрывает глаза прежде, чем замечает стоящих на сцене музыкантов. Вакатоши не любитель концертов и не знает точно, как они должны проходить, но, наверное, где-то в глубине сознания он был уверен, что сначала нужно поговорить с фанатами — а эти люди врываются на сцену внезапно и сразу с какой-то резкой, громкой мелодией. Ушиджима не эксперт: он из жанров музыки может назвать три-четыре от силы, — но их отчего-то машинально называет «банальными рэперами» и сам удивляется критичной оценке. Слева дёргается тот парень с мутным взглядом, и длинные, заплетённые в дреды волосы, грязные и неухоженные, качались в такт каждому его движению. Любое его действие, будто то поднятие руки или отведение ноги, выглядело изломанным, резким и незаконченным. А голова моталась на покрасневшей шее с такой легкостью, будто держится на тоненькой нитке, которая того и гляди порвётся. Ушиджима серьёзно боролся с желанием вызвать ему врача. Люди вокруг все выкрикивали и выкрикивали слова незнакомых ему песен, а Вакатоши только и мог, что подозрительно смотреть по сторонам и шарахаться от любого случайного прикосновения. Поэтому, прикрыв глаза и взяв себя в руки, он медленно и неуверенно переводит взгляд на сцену. В целом, это лучшее, что он мог сделать, чтобы отвлечься от толпы, будто в тиски его зажимающей. Два парня, настолько похожих друг на друга, что не остаётся сомнений — близнецы, — зажигают толпу. В их руках микрофоны, и один, пепельноволосый, поёт на припевах, почти идеально вытягивая трудные ноты (Ушиджима не эксперт, не эксперт!). Второй — блондин с пирсингом в ухе и на губе, — читает рэп, и, может, не совсем выдерживает темп, но всё равно чем-то цепляет слушателей. Сцена не маленькая, она обхватывает в ширину весь зал, заходя даже за барную стойку, но музыканты всё равно обскакивают её всю за жалкие секунды. Эти люди явно умеют привлекать внимание — Вакатоши еле отводит от них взгляд. В дали сцены, в тени, образованной навесом, сидит диджей, почти незаметный с первого взгляда. Чёрные волосы сливаются с темной стеной и такой же темной установкой, а лицо его наполовину закрыто медицинской маской, да и все его тело напряженно до такой степени, что, кажется, его принудили находиться здесь. Пальцы быстро-быстро скользят по кнопкам, и изредка взгляд отрывается от панели и упирается в спины солистов. Ушиджима чувствует, что может перевести его, как «идиоты хреновы». Песни сменяются, роли сменяются, близнецы поочередно то поют, то читают, и только этот парень, всеми силами пытающийся слиться со стеной, остаётся прежним. Он до побеления сжимает стоящую рядом бутылку воды, но, на удивление, не открывает ее. Судорожно поправляет маску, каждый раз будто проверяя, на месте ли она. И Вакатоши не слушает песни — в конце концов он никогда не любил современную музыку, — упорно смотрит вперёд, уже даже не замечая толкающихся и обкуренных подростков. Ушиджима не сразу обращает внимание на очередной слепящий поток света и закрывает глаза только тогда, когда они начинают болеть и слезиться. Будто специально, в этот момент парень за установкой поворачивается к фанатам, быстро обводит их взглядом и фыркает, замечая зажмурившегося парня в первом ряду. Вперемешку с песнями близнецы кривляются, подшучивают друг над другом, и Вакатоши слышит их, но не смеётся — ведь «это же не смешно?». Перед каждым новым треком они на секунду замолкают, дают себе время отдышаться и продолжают снова. Но сейчас только отходят вглубь сцены, туда, где стоят маленькие, неприметные коробки, скрытые от взора, и с лукавой улыбкой возвращаются, что-то придерживая за спиной. Ушиджима ни за что не признается в этом, но он почти заинтересован. Кто-то хватает Вакатоши за руку, и, уже привыкший к внезапным прикосновениям, он даже не удивляется и не оборачивается. Но незнакомец настойчиво тянет его назад, и Ушиджима всё же поглядывает за плечо, не ожидая увидеть там припозднившихся друзей. — Ну что, отдохнул без нас, Вакатоши-кун? — расслабленно тянет Тендо, повисая на его руке. У него взгляд слегка шальной, и ноги почти не держат, поэтому он только сильнее прижимается к боку парня, и почти скользит щекой по мягкой ткани его куртки. Ушиджима пытается отодвинуться, но Сатори без опоры сразу начинает падать, и ему приходится снова подхватить почти бессознательного парня. Он переводит взгляд на Семи, стоящего чуть поодаль, и громко произносит, пытаясь перекричать толпу: — Он. что? — и выразительно смотрит на высунувшего язык Тендо. — А ты думаешь, почему мы опоздали, — приподнимает бровь Эйта и поворачивается к сцене, на которой, по-видимому, начиналось что-то интересное. Парни выключили микрофоны, и даже фоновый бит исчез, оставляя комнату погрязать в непривычной тишине. Почти все фанаты замолкли, лишь где-то вдалеке доносился тихий шёпот или смех, но их почти не было слышно. — Сейчас мы хотим объявить медленный танец. Парни, приглашайте своих девушек, девушки, приглашайте понравившихся парней. Всё в ваших руках, — блондин задорно подмигивает и продолжает, вытягивая вперёд руку, ранее скрытую за спиной: — А под конец трём парочкам, которые понравятся больше всего, каждый из нас подарит эту розу. Неплохой стимул, правда? Другой близнец, стоявший чуть позади и явно не разделявший энтузиазма своего брата, так же протягивает вперёд цветок, отчего несколько девочек в первом ряду протяжно запищали. — И не пытайтесь притворяться круче, чем вы есть. На искренние чувства всё равно будет смотреть приятно. Лёгкая улыбка озаряет лицо блондина, и тотчас за его спиной раздаются тихие, нежные переливы новой мелодии. Ушиджима не понимает, что его куда-то тащат, до тех пор, пока он не встаёт почти в центр круга и не чувствует тёплые руки на своих плечах. Он удивлённо смотрит на прикорнувшего на его груди Тендо и пытается растормошить его, но тот вяло отмахивается и сопит: — Я хочу розу от Мии Атсумы, — а потом поднимает взгляд, всё ещё не полностью осознанный, но горящий чем-то злым и серьёзным. — И ты поможешь мне её получить. А потом парень снова утыкается ему носом в ямку между ключицами, сжимая в руках его футболку — не то пытаясь удержаться на ногах, не то заснуть в неуверенных объятиях друга. Вакатоши смотрит по сторонам и замечает, как Семи и Ширабу смеются, не скрываясь и смотря на них. Как люди вокруг собираются по парочкам, кто только познакомившийся, кто похожий на семью со стажем десять лет. Люди вокруг были разные: кто-то нежно держал чужие руки в своих, смотря на партнёра с искренней любовью. Кто-то будто сорвался с цепей и выдавал пируэты, собирая собственной артистичностью вокруг себя толпу. А кто-то, как они, неловкие то ли из-за первого танца, то ли из-за недолгого знакомства, кружили неуверенно, топчась на одном месте, и просто ждали, когда песня закончится. Ушиджима переводит взгляд на сцену, где блондин, вероятно, тот самый Атсуму, настойчиво зовёт брата потанцевать, а тот только приподнимает брови и грубо отказывает. Замечает, как диджей, впервые выползший из глубины зала, подходит ближе и встаёт за спинами близнецов, держа перед собой красную розу и с недоверием посматривая на парочки. Одно движение, почти случайное, неосознанное, и они сталкиваются взглядами. Глаза у диджея тёмные, с такого расстояния кажутся совсем чёрными, и Вакатоши хочет верить, что это единственная причина, почему он продолжает смотреть на него. Но Ушиджима чувствует, что не может отвернуться — даже когда в танце поворачивается спиной к сцене, всё равно быстро-быстро возвращается и выхватывает взглядом его фигуру. Парень со сцены так же внимательно поглядывает на него, хоть и немного прищуренно, хоть и с каким-то неодобрением или непониманием — но смотрит. Песня заканчивается неожиданно, и впервые посмотревший вниз, на почти уснувшего Сатори, Вакатоши хватает его и спешит к Эйте, надеясь сбросить ему эту ношу. Семи отнекивается, рычит на него, но за возникшим шумом Ушиджима не слышит его и только благодарит, нагло перекладывая Тендо в чужие руки. Толпа кричит, ликует, веселится — музыканты что-то говорят, поясняют, почему выбрали ту или иную пару, и только один из трёх стоит вдалеке и без слов вертит в руке цветок. Он вскидывает голову, когда Атсуму звонко зовёт его — и Вакатоши одними губами проговаривает «Са-ку-са», будто пробуя его имя на вкус. На удивление, ему нравится. Сакуса отворачивается, почти как-то презрительно оглядывая взбудораженных фанатов, и бросает, возвращаясь к стойке: — Я оставлю розу себе. Солист что-то кричит про самовлюбленных придурков, но быстро затихает, когда брюнет без предупреждения включает быстрый минус — только шипит и показывает язык в его сторону, но парень даже не оборачивается. Ушиджима не помнит, как закончился концерт. Он чувствует, что его глаза до сих пор щиплет от яркого и резкого света, почему-то всегда направленного точно на него, а уши болят от непривычно громкой музыки и фальшивых криков рядом. Вакатоши морщится и громко сглатывает, пытаясь перебить тянущее неприятное чувство, но не получается, и он только бессмысленно потирает мочку. За него ожидаемо цепляется Тендо, еле волоча ноги по полу. Его приходится, как маленького, одевать, потому что парень почти ничего не соображает, и руки его висят неподъёмным грузом вдоль тела. Ушиджима успокаивается только тогда, когда отдаёт Сатори злому Семи — тот кричит ему что-то вслед, явно угрожая, но Вакатоши быстрым шагом сбегает и прячется за угол. Глаза всё ещё побаливают. Так что, заметив вывеску уборной, он, не задумываясь, зашёл туда, надеясь только на то, что там будут чистые полотенца. Белый кафель, светодиодные лампы, вызывающие только непрошенные ассоциации с ненавистными софитами, кабинки и раковины, в целом, самые обычные. Ушиджима закрывает глаза, потому что боится, подойдя к зеркалу, увидеть полопавшиеся капилляры, и еле слышно шипит, по пути ударяясь ногой о какой-то выступ. Продвигаясь вперёд почти только наощупь, он успокаивается, как только касается пальцами гладкой керамики. Вакатоши выкручивает кран полностью в левую сторону и осторожно протягивает руку, гадая: холодная или горячая, — а потом набирает в ладони ледяную воду и споласкивает всё лицо, вместе с тем несильно ударяя себя по щекам, чтобы взбодриться. Ушиджима склоняется ниже и тщательно промывает глаза, чувствуя, как неприятное жжение постепенно, с каждой каплей, проходит, и стоит так достаточно долго. Лёгкий ветер, почти неожиданный в маленькой, слабо освещаемой комнате, скользит по его коже, оставляя за собой череду мурашек на оголённой шее, и парень оборачивается, даже не вытершись — частые капли быстро-быстро падают с его лица на холодную плитку. Единственное, что Ушиджима успевает заметить прежде, чем дверь закроется прямо перед ним, — чёрного цвета куртка с огромным капюшоном, надетым на голову, и что-то белое, похожее то ли на ткань, то ли на бинт, на лице незнакомца. Вакатоши вздыхает, потирает друг о друга мокрые ладони и оглядывается, надеясь найти бумажные полотенца, но даже с закрывающимися от недосыпа глазами замечает ярко-красное пятно на белом подоконнике. Он с трудом проходит вперёд. И хочется верить, что это просто последствия нескольких часов на танцполе, но Ушиджима не любит врать себе — он признаётся, что чувствует предвкушение. Алый лепесток — из тех, что неаккуратно висят над кафелем без опоры, — медленно падает, кружась в воздухе. Вакатоши делает шаг в сторону, чтобы не наступить на него, и неуверенно, но с какой-то полуулыбкой протягивает руку к цветку и обёрнутой вокруг него записке. «Обычно людям не нравится, когда на них так пялятся», — написано криво, похоже, в спешке и не в самом удобном месте. Ушиджима незаметно хмурится, а потом переворачивает клочок бумаги — «Но не мне», — и видит оставленный номер телефона. А рядом подпись — «С. К.». Вакатоши кладёт записку в карман и выходит из комнаты. Он оглядывается, вспоминая случайно замеченного в дверях парня, и надеется увидеть его в коридоре, но напрасно — рядом не оказывается ни одной живой души. На секунду прикрывая глаза, Ушиджима замирает, а после с неохотой плетётся к гардеробу. Он сжимает покрепче бумажку с номером, боясь потерять её, и почти незаметно улыбается своим мыслям. «Я обязательно позвоню».